Неточные совпадения
Она хотела что-то сказать, но голос отказался произнести какие-нибудь звуки; с виноватою мольбой взглянув на
старика, она быстрыми легкими шагами
пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед и цепляясь калошами
о ступени, Капитоныч бежал за ней, стараясь перегнать ее.
Затем он рассказал
о добросердечной купчихе, которая, привыкнув каждую субботу
посылать милостыню в острог арестантам и узнав, что в город прибыл опальный вельможа Сперанский,
послала ему с приказчиком пяток печеных яиц и два калача. Он снова посмеялся. Самгин отметил в мелком смехе
старика что-то неумелое и подумал...
Становилось темнее, с гор повеяло душистой свежестью, вспыхивали огни, на черной плоскости озера являлись медные трещины. Синеватое туманное небо казалось очень близким земле, звезды без лучей, похожие на куски янтаря, не углубляли его. Впервые Самгин подумал, что небо может быть очень бедным и грустным. Взглянул на часы: до поезда в Париж оставалось больше двух часов. Он заплатил за пиво, обрадовал картинную девицу крупной прибавкой «на чай» и не спеша
пошел домой, размышляя
о старике,
о корке...
В семействе тетки и близкие
старики и старухи часто при ней гадали ей, в том или другом искателе, мужа: то посланник являлся чаще других в дом, то недавно отличившийся генерал, а однажды серьезно поговаривали об одном
старике, иностранце, потомке королевского, угасшего рода. Она молчит и смотрит беззаботно, как будто дело
идет не
о ней.
Старик, под рукой, навел кое-какие справки через Ипата и знал, что Привалов не болен, а просто заперся у себя в комнате, никого не принимает и сам никуда не
идет. Вот уж третья неделя
пошла, как он и глаз не кажет в бахаревский дом, и Василий Назарыч несколько раз справлялся
о нем.
— Он. Величайший секрет. Даже Иван не знает ни
о деньгах, ни
о чем. А
старик Ивана в Чермашню
посылает на два, на три дня прокатиться: объявился покупщик на рощу срубить ее за восемь тысяч, вот и упрашивает
старик Ивана: «помоги, дескать, съезди сам» денька на два, на три, значит. Это он хочет, чтобы Грушенька без него пришла.
Теплом проник до
старикова сердца
Отчетливый и звонкий поцелуй, —
Как будто я увесистую чашу
Стоялого хмельного меду выпил.
А кстати я
о хмеле вспомнил. Время
К столам
идти, Прекрасная Елена,
И хмелю честь воздать. Его услады
И старости доступны. Поспешим!
Желаю вам повеселиться, дети.
Булгарин с Гречем не
идут в пример: они никого не надули, их ливрейную кокарду никто не принял за отличительный знак мнения. Погодин и Шевырев, издатели «Москвитянина», совсем напротив, были добросовестно раболепны. Шевырев — не знаю отчего, может, увлеченный своим предком, который середь пыток и мучений, во времена Грозного, пел псалмы и чуть не молился
о продолжении дней свирепого
старика; Погодин — из ненависти к аристократии.
Старик,
о котором
идет речь, был существо простое, доброе и преданное за всякую ласку, которых, вероятно, ему не много доставалось в жизни. Он делал кампанию 1812 года, грудь его была покрыта медалями, срок свой он выслужил и остался по доброй воле, не зная, куда деться.
Болело ли сердце
старика Сергеича
о погибающем сыне — я сказать не могу, но, во всяком случае, ему было небезызвестно, что с Сережкой творится что-то неладное. Может быть, он говорил себе, что в «ихнем» звании всегда так бывает. Бросят человека еще несмысленочком в омут — он и крутится там. Иной случайно вынырнет, другой так же случайно погибнет — ничего не поделаешь. Ежели
идти к барыне, просить ее, она скажет: «Об чем ты просишь? сам посуди, что ж тут поделаешь?.. Пускай уж…»
О медицинской помощи,
о вызове доктора к заболевшему работнику тогда, конечно, никому не приходило в голову. Так Антось лежал и тихо стонал в своей норе несколько дней и ночей. Однажды
старик сторож, пришедший проведать больного, не получил отклика.
Старик сообщил об этом на кухне, и Антося сразу стали бояться. Подняли капитана,
пошли к мельнице скопом. Антось лежал на соломе и уже не стонал. На бледном лице осел иней…
Разъезжая по своим делам по Ключевой, Луковников по пути завернул в Прорыв к Михею Зотычу. Но
старика не было, а на мельнице оставались только сыновья, Емельян и Симон. По первому взгляду на мельницу Луковников определил, что дела
идут плохо, и мельница быстро принимала тот захудалый вид, который говорит красноречивее всяких слов
о внутреннем разрушении.
Долго стоял Коваль на мосту, провожая глазами уходивший обоз. Ему было обидно, что сват Тит уехал и ни разу не обернулся назад. Вот тебе и сват!.. Но Титу было не до вероломного свата, —
старик не мог отвязаться от мысли
о дураке Терешке, который все дело испортил. И откуда он взялся, подумаешь: точно из земли вырос…
Идет впереди обоза без шапки, как ходил перед покойниками. В душе Тита этот пустой случай вызвал первую тень сомнения: уж ладно ли они выехали?
Старик, конечно, кое-что слышал стороной, но относился к разговорам совершенно безучастно, точно дело
шло о чужих людях.
Старик ужасно обиделся, что за ним не
послали вчера же, как за
о. Сергеем.
С приездом Женни здесь все
пошло жить. Ожил и помолодел сам
старик, сильнее зацвел старый жасмин, обрезанный и подвязанный молодыми ручками; повеселела кухарка Пелагея, имевшая теперь возможность совещаться
о соленьях и вареньях, и повеселели самые стены комнаты, заслышав легкие шаги грациозной Женни и ее тихий, симпатичный голосок, которым она, оставаясь одна, иногда безотчетно пела для себя: «Когда б он знал, как пламенной душою» или «Ты скоро меня позабудешь, а я не забуду тебя».
Сначала я
пошел к
старикам. Оба они хворали. Анна Андреевна была совсем больная; Николай Сергеич сидел у себя в кабинете. Он слышал, что я пришел, но я знал, что по обыкновению своему он выйдет не раньше, как через четверть часа, чтоб дать нам наговориться. Я не хотел очень расстраивать Анну Андреевну и потому смягчал по возможности мой рассказ
о вчерашнем вечере, но высказал правду; к удивлению моему, старушка хоть и огорчилась, но как-то без удивления приняла известие
о возможности разрыва.
В тот день я бы мог сходить к Ихменевым, и подмывало меня на это, но я не
пошел. Мне казалось, что
старику будет тяжело смотреть на меня; он даже мог подумать, что я нарочно прибежал вследствие встречи.
Пошел я к ним уже на третий день;
старик был грустен, но встретил меня довольно развязно и все говорил
о делах.
Он у нас, знаете, преупрямый
старик, Iorsqu'il s'agit de ces choses [когда дело
идет о подобного рода вещах… (франц.)] вы понимаете?
Рыбушкин (поет). Во-о-озле речки, возле мосту жил
старик… с ссстаррухой… Дда; с ссстаррухой… и эта старруха, чтоб ее черти взяли… (Боброву.) Эй ты,
пошел вон!
Выслушав все это, Калинович вздохнул. Он приказал
старику, чтоб тот не болтал
о том, что ему говорил, и, заставив его взять три целковых, велел теперь
идти домой; но Григорий Васильев не двигался с места.
Надобно сказать, что Петр Михайлыч со времени получения из Петербурга радостного известия
о напечатании повести Калиновича постоянно занимался распространением
славы своего молодого друга, и в этом случае чувства его были до того преисполнены, что он в первое же воскресенье завел на эту тему речь со
стариком купцом, церковным старостой, выходя с ним после заутрени из церкви.
— Умный бы
старик, но очень уж односторонен, — говорил он,
идя домой, и все еще, видно, мало наученный этими опытами, на той же неделе придя в казначейство получать пенсию, не утерпел и заговорил с казначеем
о Калиновиче.
—
О дрезденской Мадонне? Это
о Сикстинской? Chère Варвара Петровна, я просидела два часа пред этою картиной и ушла разочарованная. Я ничего не поняла и была в большом удивлении. Кармазинов тоже говорит, что трудно понять. Теперь все ничего не находят, и русские и англичане. Всю эту
славу старики прокричали.
Затем пикник кончился, как все пикники.
Старики, кончив свою игру, а молодежь, протанцевав еще кадриль, отправились в обратный путь на освещенных фонарями лодках, и хор певцов снова запел песню
о боровике, повелевающем другим грибам на войну
идти, но…
— Ну, полно вам! Тут
о деле
идет, а они… Какой же это левизор, братцы? — заботливо замечает один суетливый арестант, Мартынов,
старик из военных, бывший гусар.
Старики помолились и единогласно решили
послать к Шамилю послов, прося его
о помощи, и тотчас же принялись за восстановление нарушенного.
Невольно в голове его мелькнула мысль
о Куперовом Патфайндере и абреках, а глядя на таинственность, с которою
шел старик, он не решался спросить и был в сомнении, опасность или охота причиняли эту таинственность.
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… — заговорил
старик, пряча свой номер в карман. — Опишу молодого человека, который, сидя вот в такой конурке, думал
о далекой родине,
о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется
слава… Поэма в стихах? трагедия? роман?
—
О, вы далеко
пойдете! — повторял
старик.
И
пошел, и
пошел.
Старик не на шутку разгорячился и даже покраснел. Бедный
о. Крискент весь съежился и лепетал что-то такое несообразное в свое оправдание. Даже Липачек и Плинтусов не могли унять расходившегося
старика…
Все на мгновение позабыли
о своих личных счетах около гроба мертвой красавицы, за которым
шел обезумевший от горя старик-отец.
Около заднего воза, где был Егорушка,
шел старик с седой бородой, такой же тощий и малорослый, как
о.
— Отсюда начинается другая история, синьоры, прошу внимания, — это лучшая история моей долгой жизни! Рано утром, за день до свадьбы,
старик Джиованни, у которого я много работал, сказал мне — так, знаете, сквозь зубы — ведь речь
шла о пустяках!
— Совсем мала диты́на, — добавила Мотря, наливая
старику щей.
Старик как будто не понимал, что речь
идет именно
о нем. Он совсем опустился, по временам бессмысленно улыбался, кивая головой; только когда снаружи налетал на избушку порыв бушевавшего по лесу ветра, он начинал тревожиться и наставлял ухо, прислушиваясь к чему-то с испуганным видом.
Люди схватят его, будут судить и сошлют в Сибирь, как сослали его отца… Это возмущало его, и он суживал свою жажду мести до желания рассказать Кирику
о своей связи с его женой или
пойти к
старику Хренову и избить его за то, что он мучает Машу…
Тут его мысль остановилась на жалобах Любови. Он
пошел тише, пораженный тем, что все люди, с которыми он близок и помногу говорит, — говорят с ним всегда
о жизни. И отец, и тетка, крестный, Любовь, Софья Павловна — все они или учат его понимать жизнь, или жалуются на нее. Ему вспомнились слова
о судьбе, сказанные
стариком на пароходе, и много других замечаний
о жизни, упреков ей и горьких жалоб на нее, которые он мельком слышал от разных людей.
Идя к Ананию в гостиницу, Фома невольно вспоминал все, что слышал
о старике от отца и других людей, и чувствовал, что Щуров стал странно интересен для него.
— Непременно так-с, непременно! — подтвердил Елпидифор Мартыныч. — Очень
старик доволен; с коронации […с коронации. — Речь
идет о коронации императора Александра II в 1856 году.] еще он желая сей первенствующей ленты Российской империи и вдруг получил ее. Приятно каждому, — согласитесь!
— Позвольте, батюшка! — сказал
старик. — Все надо начинать со крестом и молитвою, а кольми паче когда дело
идет о животе и смерти. Милости прошу присесть. Садись, Мавра Андреевна.
— Кабы знали, куда
пошла, так и толковать бы не
о чем было, — отвечал с нетерпением
старик Прокудин.
—
О!.. — и
старик поднял брови. — Зачем же мне направлять человека по дурному пути? Уж лучше я его по тому
пошлю, которым сам
иду. Может быть, ещё встретимся, так уж — знакомы будем. Часом помочь друг другу придется… До свидки!..
—
О, не убегайте меня! — говорил растерявшийся
старик, протягивая к ней руки. — Ласки… одной ничтожной ласки прошу у вас. Позвольте мне любить вас, говорить вам
о любви моей: я за это сделаюсь вашим рабом; ваша малейшая прихоть будет для меня законом. Хотите, я выведу вашего мужа в почести, в
славу… я выставлю вас на первый план петербургского общества: только позвольте мне любить вас.
Ему писали, что, по приказанию его, Эльчанинов был познакомлен, между прочим, с домом Неворского и понравился там всем дамам до бесконечности своими рассказами об ужасной провинции и
о смешных помещиках, посреди которых он жил и живет теперь граф, и всем этим заинтересовал даже самого
старика в такой мере, что тот велел его зачислить к себе чиновником особых поручений и пригласил его каждый день ходить к нему обедать и что, наконец, на днях приезжал сам Эльчанинов, сначала очень расстроенный, а потом откровенно признавшийся, что не может и не считает почти себя обязанным ехать в деревню или вызывать к себе известную даму, перед которой просил даже солгать и сказать ей, что он умер, и в доказательство чего отдал
послать ей кольцо его и локон волос.
— Она мне больше сорока цыплят каждый год выводит, — с гордостью заявлял
о. Андроник. — У меня Егорка, «ни с чем пирог», припрашивал было одну молодку, только я ему перышка куриного не дам, не то что курицы; я вам, Александра Васильевна, с Асклипиодотом
пошлю завтра парочку молодок и петушка. Спасибо скажете
старику: яйца несут по кулаку…
Вы говорите, что не думали
о богатстве? Да кто ж этому поверит! Не без расчету ж вы
шли за
старика. Жили бы в бедности…
Теперь один
старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и
о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
— Изо всех щелей их старого дома смотрят жёсткие глаза нищеты, торжествуя победу над этим семейством. В доме, кажется, нет ни копейки денег и никаких запасов; к обеду
посылали в деревню за яйцами. Обед без мяса, и поэтому
старик Бенковский говорит
о вегетарианстве и
о возможности морального перерождения людей на этой почве. У них пахнет разложением, и все они злые — от голода, должно быть. Я ездила к ним с предложением продать мне клок земли, врезавшийся в мои владения.
Но, наконец,
старик не выдержал и со слезами в голосе заговорил
о том, что делиться он не даст, пока жив, что дом у него
слава богу, а разделить — все по миру
пойдут.
«Ну, — говорит
старик, — это уж мое дело. Молился я
о тебе: дано мне извести из темницы душу твою… Обещаешь ли меня слушаться — укажу тебе путь к покаянию». — «Обещаюсь, говорю». — «И клянешься?» — «И клянусь…» Поклялся я клятвой, потому что в ту пору совсем он завладел мною: в огонь прикажи — в огонь
пойду, а в воду — так в воду.