Неточные совпадения
Идите вы
к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы
к царю,
А женщин вы не трогайте, —
Вот Бог! ни с чем проходите
До гробовой
доски!
Непогода
к вечеру разошлась еще хуже, крупа так больно стегала всю вымокшую, трясущую ушами и головой лошадь, что она
шла боком; но Левину под башлыком было хорошо, и он весело поглядывал вокруг себя то на мутные ручьи, бежавшие по колеям, то на нависшие на каждом оголенном сучке капли, то на белизну пятна нерастаявшей крупы на
досках моста, то на сочный, еще мясистый лист вяза, который обвалился густым слоем вокруг раздетого дерева.
И старческое бессилие пропадало, она
шла опять. Проходила до вечера, просидела ночь у себя в кресле, томясь страшной дремотой с бредом и стоном, потом просыпалась, жалея, что проснулась, встала с зарей и
шла опять с обрыва,
к беседке, долго сидела там на развалившемся пороге, положив голову на голые
доски пола, потом уходила в поля, терялась среди кустов у Приволжья.
Подстегнув и подтянув правую пристяжную и пересев на козлах бочком, так, чтобы вожжи приходились направо, ямщик, очевидно щеголяя, прокатил по большой улице и, не сдерживая хода, подъехал
к реке, через которую переезд был на пароме. Паром был на середине быстрой реки и
шел с той стороны. На этой стороне десятка два возов дожидались. Нехлюдову пришлось дожидаться недолго. Забравший высоко вверх против течения паром, несомый быстрой водой, скоро подогнался
к доскам пристани.
Да я и позабыла… дай примерить очинок, хоть мачехин, как-то он мне придется!» Тут встала она, держа в руках зеркальце, и, наклонясь
к нему головою, трепетно
шла по хате, как будто бы опасаясь упасть, видя под собою вместо полу потолок с накладенными под ним
досками, с которых низринулся недавно попович, и полки, уставленные горшками.
Но вот огни исчезают в верхних окнах, звуки шагов и говора заменяются храпением, караульщик по-ночному начинает стучать в
доску, сад стал и мрачнее и светлее, как скоро исчезли на нем полосы красного света из окон, последний огонь из буфета переходит в переднюю, прокладывая полосу света по росистому саду, и мне видна через окно сгорбленная фигура Фоки, который в кофточке, со свечой в руках,
идет к своей постели.
Покойно жил, о паспорте никто не спрашивал. Дети меня любили и прямо вешались на меня. Да созорничать дернула нелегкая. Принес в воскресенье дрова, положил
к печи,
иду по коридору — вижу, класс отворен и на
доске написаны мелом две строчки...
Все до вагонов
шли сами, и только Янсона пришлось вести под руки: сперва он упирался ногами и точно приклеивал подошвы
к доскам платформы, потом подогнул колена и повис в руках жандармов, ноги его волоклись, как у сильно пьяного, и носки скребли дерево. И в дверь его пропихивали долго, но молча.
— Слава-богу лег на пол спать с своей принцессой, да во сне под лавку и закатись, а тут проснулся, испить захотел, кругом темень, он рукой пошевелил — с одной стороны стена, повел кверху — опять стена, на другую сторону раскинул рукой — опять стена (в крестьянах
к лавкам этакие
доски набивают с краю, для красы), вот ему и покажись, что он в гробу и что его похоронили. Вот он и давай кричать… Ну, разутешили они нас тогда!
Но молодой человек уж не слушал его; он
шел по гнилым, трясучим
доскам, лежавшим в луже,
к единственному выходу на этот двор из флигеля дома, черному, нечистому, грязному, казалось, захлебнувшемуся в луже.
Идя к жестянке с табаком, он взглянул в угол и на круглом столике заметил шашечную
доску.
На широкой немощеной улице ветер взбивал пыль стеной в жаркий полдень. По тротуару, местами из
досок, местами из кирпичей, Теркин
шел замедленным шагом по направлению
к кладбищенской церкви, где, немного полевее, на взлобке, белел острог, с круглыми башенками по углам.
На террасе она ходила от одних перил
к другим, глядела подолгу в затемневшую чащу, не вытерпела и
пошла через калитку в лес и сейчас же опустилась на
доску между двумя соснами, где они утром жались друг
к другу, где она положила свою голову на его плечо, когда он читал это «поганое» письмо от Калерии.
Его точно тянуло в Кремль. Он поднялся через Никольские ворота, заметил, что внутри их немного поправили штукатурку, взял вдоль арсенала, начал считать пушки и остановился перед медной
доской за стеклом, где по-французски говорится, когда все эти пушки взяты у великой армии. Вдруг его кольнуло. Он даже покраснел. Неужели Москва так засосала и его? От дворца
шло семейство, то самое, что завтракало в «Славянском базаре». Дети раскисли. Отец кричал, весь красный, обращаясь
к жене...
В сумерках
шел я вверх по Остроженской улице. Таяло кругом, качались под ногами
доски через мутные лужи. Под светлым еще небом черною и тихою казалась мокрая улица; только обращенные
к западу стены зданий странно белели, как будто светились каким-то тихим светом. Фонари еще не горели. Стояла тишина, какая опускается в сумерках на самый шумный город. Неслышно проехали извозчичьи сани. Как тени,
шли прохожие.
«И всё это они поймали и посадили в балаган, загороженный
досками!» Он улыбнулся и
пошел укладываться спать
к своим товарищам.
И вдруг
идет брат А. и, взяв меня под руку, повел с собою и привел
к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой
доске.