Неточные совпадения
— В таком случае, изложите ее письменно. Она
пойдет в комиссию всяких прошений. Комиссия всяких прошений, пометивши, препроводит ее
ко мне. От меня поступит она в комитет сельских
дел, там сделают всякие справки и выправки по этому
делу. Главноуправляющий вместе с конторою в самоскорейшем времени положит свою резолюцию, и
дело будет сделано.
Ну вот, например, ведь вы
пошли ко мне теперь мало того что по
делу, а за чем-нибудь новеньким?
Корабль разбит,
пошли товары
ко́
дну,
И он насилу спасся сам.
Сейчас кричала я во весь народ,
Что
ко́
дну наш корабль
идёт:
Куда!
По дороге на фронт около Пскова соскочил с расшатанных рельс товарный поезд, в составе его были три вагона сахара, гречневой крупы и подарков солдатам. Вагонов этих не оказалось среди разбитых, но не сохранилось и среди уцелевших от крушения. Климу Ивановичу Самгину предложили расследовать это чудо, потому что судебное следствие не отвечало на запросы Союза, который
послал эти вагоны одному из полков
ко дню столетнего юбилея его исторической жизни.
Ко всей деятельности,
ко всей жизни Штольца прирастала с каждым
днем еще чужая деятельность и жизнь: обстановив Ольгу цветами, обложив книгами, нотами и альбомами, Штольц успокоивался, полагая, что надолго наполнил досуги своей приятельницы, и
шел работать или ехал осматривать какие-нибудь копи, какое-нибудь образцовое имение,
шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться с новыми или замечательными лицами; потом возвращался к ней утомленный, сесть около ее рояля и отдохнуть под звуки ее голоса.
«Как можно! А как не отдашь в срок? если
дела пойдут плохо, тогда подадут
ко взысканию, и имя Обломова, до сих пор чистое, неприкосновенное…» Боже сохрани! Тогда прощай его спокойствие, гордость… нет, нет! Другие займут да потом и мечутся, работают, не спят, точно демона впустят в себя. Да, долг — это демон, бес, которого ничем не изгонишь, кроме денег!
— Я вот слушаюсь вас и верю, когда вижу, что вы
дело говорите, — сказал он. — Вас смущала резкость во мне, — я сдерживаюсь. Отыскал я старые манеры и скоро буду, как Тит Никоныч, шаркать ножкой, кланяясь, и улыбаться. Не бранюсь, не ссорюсь, меня не слыхать. Пожалуй, скоро
ко всенощной
пойду… Чего еще!
— Да уж по тому одному не
пойду, что согласись я теперь, что тогда
пойду, так ты весь этот срок апелляции таскаться начнешь
ко мне каждый
день. А главное, все это вздор, вот и все. И стану я из-за тебя мою карьеру ломать? И вдруг князь меня спросит: «Вас кто прислал?» — «Долгорукий». — «А какое
дело Долгорукому до Версилова?» Так я должен ему твою родословную объяснять, что ли? Да ведь он расхохочется!
В этом ресторане, в Морской, я и прежде бывал, во время моего гнусненького падения и разврата, а потому впечатление от этих комнат, от этих лакеев, приглядывавшихся
ко мне и узнававших во мне знакомого посетителя, наконец, впечатление от этой загадочной компании друзей Ламберта, в которой я так вдруг очутился и как будто уже принадлежа к ней нераздельно, а главное — темное предчувствие, что я добровольно
иду на какие-то гадости и несомненно кончу дурным
делом, — все это как бы вдруг пронзило меня.
— Мне всего удивительнее во всем этом
деле кажется поведение Хионии Алексеевны, — несколько раз довольно многозначительно повторила Агриппина Филипьевна Веревкина, представительница узловского beau monde'a. [высшего света (фр.).] — Представьте: утром, в самый
день приезда Привалова, она
посылает ко мне свою горничную сказать, что приехал Привалов, а затем как в воду канула… Не понимаю, решительно не понимаю!..
— Давайте же поговорим, — сказала она, подходя к нему. — Как вы живете? Что у вас? Как? Я все эти
дни думала о вас, — продолжала она нервно, — я хотела
послать вам письмо, хотела сама поехать к вам в Дялиж, и я уже решила поехать, но потом раздумала, — бог знает, как вы теперь
ко мне относитесь. Я с таким волнением ожидала вас сегодня. Ради бога, пойдемте в сад.
— Лейба! — подхватил Чертопханов. — Лейба, ты хотя еврей и вера твоя поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мною! Одному мне ехать незачем, один я этого
дела не обломаю. Я горячка — а ты голова, золотая голова! Племя ваше уж такое: без науки все постигло! Ты, может, сомневаешься: откуда, мол, у него деньги?
Пойдем ко мне в комнату, я тебе и деньги все покажу. Возьми их, крест с шеи возьми — только отдай мне Малек-Аделя, отдай, отдай!
— А ведь этак мы, пожалуй, и
ко дну пойдем? — сказал я Владимиру.
На другой
день пошел я смотреть лошадей по дворам и начал с известного барышника Ситникова. Через калитку вошел я на двор, посыпанный песочком. Перед настежь раскрытою дверью конюшни стоял сам хозяин, человек уже не молодой, высокий и толстый, в заячьем тулупчике, с поднятым и подвернутым воротником. Увидав меня, он медленно двинулся
ко мне навстречу, подержал обеими руками шапку над головой и нараспев произнес...
Г-жа Б. также находила удовлетворительными ответы Лопухова о характере Верочки;
дело быстро
шло на лад, и, потолковав полчаса, г-жа Б. сказала, что «если ваша молоденькая тетушка будет согласна на мои условия, прошу ее переселяться
ко мне, и чем скорее, тем приятнее для меня».
Он, как нянька, ходил за Сашей, наконец, он имел
ко мне безграничное доверие и слепую преданность, которые
шли из пониманья, что я не в самом
деле барин.
Остаться у них я не мог;
ко мне вечером хотели приехать Фази и Шаллер, бывшие тогда в Берне; я обещал, если пробуду еще полдня, зайти к Фогтам и, пригласивши меньшего брата, юриста, к себе ужинать,
пошел домой. Звать старика так поздно и после такого
дня я не счел возможным. Но около двенадцати часов гарсон, почтительно отворяя двери перед кем-то, возвестил нам: «Der Herr Professor Vogt», — я встал из-за стола и
пошел к нему навстречу.
В восьмом часу вечера наследник с свитой явился на выставку. Тюфяев повел его, сбивчиво объясняя, путаясь и толкуя о каком-то царе Тохтамыше. Жуковский и Арсеньев, видя, что
дело не
идет на лад, обратились
ко мне с просьбой показать им выставку. Я повел их.
А в доме Хорошее
Дело всё больше не любили; даже ласковая кошка веселой постоялки не влезала на колени к нему, как лазала
ко всем, и не
шла на ласковый зов его. Я ее бил за это, трепал ей уши и, чуть не плача, уговаривал ее не бояться человека.
Каждый из них закован в ручные и ножные кандалы; от середины ручных кандалов
идет длинная цепь аршина в 3–4, которая прикрепляется
ко дну небольшой тачки.
Ко мне собирались бы толпы людей, и я пел бы им о
делах их отцов, о подвигах и
славе.
И мы, сыны
славы, мы, именем и
делами словуты в коленах земнородных, пораженные невежества мраком, восприяли обычай сей; и
ко стыду нашему,
ко стыду прошедших веков,
ко стыду сего разумного времяточия, сохранили его нерушимо даже до сего
дня.
Зачем шатался на прииски Петр Васильич, никто хорошенько не знал, хотя и догадывались, что он спроста не
пойдет время тратить. Не таковский мужик… Особенно недолюбливал его Матюшка, старавшийся в компании поднять на смех или устроить какую-нибудь каверзу. Петр Васильич относился
ко всему свысока, точно
дело шло не о нем. Однако он не укрылся от зоркого и опытного взгляда Кишкина. Раз они сидели и беседовали около огонька самым мирным образом. Рабочие уже спали в балагане.
—
Пойдем ко мне в волость ночевать, Никон Авдеич… Прежде-то мы с тобой ссоривались, а теперь, пожалуй, и
делить нам нечего.
Кашкин определяется
ко мне заседателем; я его просил хорошо обдумать свое намерение — он решился на сей подвиг, — я ему чрезвычайно благодарен, авось вместе
дело пойдет дружнее.
—
Пойду погляжу, — может и есть. Ну-ко вы, мамзели, — обратился он к девицам, которые тупо жались в дверях, загораживая свет. — Кто из вас похрабрее? Коли третьего
дня ваша знакомая приехала, то, значит, теперича она лежит в том виде, как господь бог сотворил всех человеков — значит, без никого… Ну, кто из вас побойчее будет? Кто из вас две
пойдут? Одеть ее треба…
Одни говорили, что беды никакой не будет, что только выкупаются, что холодная вода выгонит хмель, что везде мелко, что только около кухни в стари́це будет по горло, но что они мастера плавать; а другие утверждали, что, стоя на берегу, хорошо растабарывать, что глубоких мест много, а в стари́це и с руками уйдешь; что одежа на них намокла, что этак и трезвый не выплывет, а пьяные
пойдут как ключ
ко дну.
Иногда я слышал, как Маша говорила Володе: «Вот наказанье! что же вы в самом
деле пристали
ко мне,
идите отсюда, шалун этакой… отчего Николай Петрович никогда не ходит сюда и не дурачится…» Она не знала, что Николай Петрович сидит в эту минуту под лестницею и все на свете готов отдать, чтобы только быть на месте шалуна Володи.
— Глядите-ко, глядите: в лесу-то пни все
идут!.. — говорил он, показывая на мелькавшие в самом
деле в лесу пни и отстоящие весьма недалеко один от другого. — Это нарочно они тут и понаделаны — в лесу-то у них скит был, вот они и ходили туда по этим пням!..
— Да все то же. Вино мы с ним очень достаточно любим. Да не зайдете ли к нам, сударь: я здесь, в Европейской гостинице, поблизности, живу. Марью Потапьевну увидите; она же который
день ко мне пристает: покажь да покажь ей господина Тургенева. А он, слышь, за границей. Ну, да ведь и вы писатель — все одно, значит. Э-эх! загоняла меня совсем молодая сношенька! Вот к французу
послала, прическу новомодную сделать велела, а сама с «калегвардами» разговаривать осталась.
В голове у меня крутилось, гудело динамо. Будда — желтое — ландыши — розовый полумесяц… Да, и вот это — и вот это еще: сегодня хотела
ко мне зайти О. Показать ей это извещение — относительно I-330? Я не знаю: она не поверит (да и как, в самом
деле, поверить?), что я здесь ни при чем, что я совершенно… И знаю: будет трудный, нелепый, абсолютно нелогичный разговор… Нет, только не это. Пусть все решится механически: просто
пошлю ей копию с извещения.
— Ну, это не по нашей части! — сказал Лузгин, —
пойдем ко мне в кабинет, а ты, Анна Ивановна, на сегодняшний
день уж оставь нас. Легко может статься, что мы что-нибудь и такое скажем, что для твоих ушей неудобно… хотя, по-моему, неудобных вещей в природе и не существует, — обратился он
ко мне.
Однако сижу я однажды, в воскресный
день, у окна; смотрю,
идет она по двору, остановилась, маленько будто раздумалась, да потом и подошла прямо
ко мне.
Сенокос обыкновенно убирается помочью; но между этою помочью и тою, которую устраивает хозяйственный мужичок, существует громадная разница. Мужичок приглашает таких же хозяйственных мужиков-соседей, как он сам; работа у них кипит, потому что они взаимно друг с другом чередуются. Нынешнее воскресенье у него помочь; в следующий праздничный
день он сам
идет на помочь к соседу. Священник обращается за помочью
ко всему миру; все обещают, а назавтра добрая половила не явится.
Ко всякому
делу были приставлены особые люди, но конюшенная часть была еще в особом внимании и все равно как в военной службе от солдата в прежние времена кантонист происходил, чтобы сражаться, так и у нас от кучера
шел кучеренок, чтобы ездить, от конюха — конюшонок, чтобы за лошадьми ходить, а от кормового мужика — кормовик, чтобы с гумна на ворки корм возить.
Шли дни. Разговор — по всей Москве, а в московских газетах ни строчки об этом ужасном факте.
Ко мне зашел сотрудник одной газеты, человек весьма обделистый, и начал напевать о том, что я напрасно обидел фирму, что из провинции торговцы наотрез отказываются брать их чай и даже присылают его обратно. Он мне открыто предложил взять взятку наличными деньгами и, кроме того, принять на несколько тысяч объявлений для газеты.
— Слушай, старик, — проговорил он, как бы вдруг решаясь, — стереги ее сегодня весь
день и, если заметишь, что она
идет ко мне, тотчас же останови и передай ей, что несколько
дней по крайней мере я ее принять не могу… что я так ее сам прошу… а когда придет время, сам позову, — слышишь?
На другой
день Крапчик, как только заблаговестили к вечерне, ехал уже в карете шестериком с форейтором и с саженным почти гайдуком на запятках в загородный Крестовоздвиженский монастырь, где имел свое пребывание местный архиерей Евгений, аки бы слушать ефимоны; но, увидав, что самого архиерея не было в церкви, он, не достояв службы,
послал своего гайдука в покой
ко владыке спросить у того, может ли он его принять, и получил ответ, что владыко очень рад его видеть.
«Добро, говорит, купчики голубчики,
пошло оружие
ко дну, ступайте ж и вы, куда кому угодно! А сказать другими словами: прыгайте с судна вниз головами!»
— «Во гриднице княженецкой, у Владимира князя киевского, было пированье почестный стол, был пир про князей, бояр и могучих богатырей. А и был
день к вечеру, а и был стол во полустоле, и послышалось всем за диво: затрубила труба ратная. Возговорил Владимир князь киевский, солнышко Святославьевич: „Гой еси вы, князья, бояре, сильны могучие богатыри!
Пошлите опроведать двух могучих богатырей: кто смеловал стать перед Киевом? Кто смеловал трубить
ко стольному князю Владимиру?“
— Да благословит же святая троица и московские чудотворцы нашего великого государя! — произнес он дрожащим голосом, — да продлит прещедрый и премилостивый бог без счету царские
дни его! не тебя ожидал я, князь, но ты послан
ко мне от государя, войди в дом мой. Войдите, господа опричники! Прошу вашей милости! А я
пойду отслужу благодарственный молебен, а потом сяду с вами пировать до поздней ночи.
В тот же вечер, то есть в самый
день претензии, возвратясь с работы, я встретился за казармами с Петровым. Он меня уж искал. Подойдя
ко мне, он что-то пробормотал, что-то вроде двух-трех неопределенных восклицаний, но вскоре рассеянно замолчал и машинально
пошел со мной рядом. Всё это
дело еще больно лежало у меня на сердце, и мне показалось, что Петров мне кое-что разъяснит.
А тут с первого
дня, как я завел кости, моя собственная родная мать
пошла ко мне приставать: «Дай, дитя мое, Варнаша, я его лучше схороню».
— Клянитесь мне, что вы тотчас
пошлете за мною когда бы то ни было,
днем, ночью; пишите записку прямо
ко мне… Мне все равно теперь. Слышите ли вы? Обещаетесь ли вы это сделать?
Вы знаете, по плоти я ей отец, так вы бы и пришли
ко мне, да и попросили бы моего согласия и позволения; а вы задним крыльцом
пошли, да и попались, — прошу на меня не пенять, я у себя в доме таких романов не допущу; мудреное ли
дело девке голову вскружить!
Когда мне минуло шесть лет, стремлению этому суждено было осуществиться: отец мой, катаясь на лодке в Генуэзском заливе, опрокинулся и
пошел как ключ
ко дну в море.
«Не сердись, что я тебя подпоил.
Дело опасное. Я не хочу, чтобы и тебе что-нибудь досталось, а это неминуемо, если ты будешь знать, где я. Пожалуйста,
иди ко мне на квартиру и жди от меня известий».
Марья Львовна. Этого мало для женщины, которая любит… И вот еще что, голубчик: мне стыдно жить личной жизнью… может быть, это смешно, уродливо, но в наши
дни стыдно жить личной жизнью.
Идите, друг мой,
идите! И знайте: в трудную минуту, когда вам нужен будет друг, — приходите
ко мне… я встречу вас как любимого, нежно любимого сына… Прощайте!
— Ну, ребята! — сказал старик. — Не правду ли я говорил?.. Что нынче за народ: ни силы, ни проворства. Смотрите! как ключ
ко дну пошел.