Неточные совпадения
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого;
идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности:
идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им
форму, и эта
форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше
идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Он издавна привык думать, что
идея — это
форма организации фактов, результат механической деятельности разума, и уверен был, что основное человеческое коренится в таинственном качестве, которое создает исключительно одаренных людей, каноника Джонатана Свифта, лорда Байрона, князя Кропоткина и других этого рода.
— Социализм, по его
идее, древняя, варварская
форма угнетения личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал голову, прямые пряди черных волос обнажали на секунду угловатый лоб, затем падали на уши, на щеки, лицо становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел в этой маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.
Он понимал, что на его глазах
идея революции воплощается в реальные
формы, что, может быть, завтра же, под окнами его комнаты, люди начнут убивать друг друга, но он все-таки не хотел верить в это, не мог допустить этого.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в
форме определенной
идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Особенно счастлив я был, когда, ложась спать и закрываясь одеялом, начинал уже один, в самом полном уединении, без ходящих кругом людей и без единого от них звука, пересоздавать жизнь на иной лад. Самая яростная мечтательность сопровождала меня вплоть до открытия «
идеи», когда все мечты из глупых разом стали разумными и из мечтательной
формы романа перешли в рассудочную
форму действительности.
Я и до нее жил в мечтах, жил с самого детства в мечтательном царстве известного оттенка; но с появлением этой главной и все поглотившей во мне
идеи мечты мои скрепились и разом отлились в известную
форму: из глупых сделались разумными.
Марксизм как религия есть секуляризованная
форма идеи предопределения.
Эту
идею мир дохристианский знает в
форме выбрасывания вовне, на поверхность.
В самых причудливых и разнообразных
формах русская душа выражает свою заветную
идею о мировом избавлении от зла и горя, о нарождении новой жизни для всего человечества.
Идея демократии в той прямолинейной и упрощенной
форме, в которой она была у нас принята, породила целый ряд нравственных последствий.
Кажется, это была первая вполне уже ясная
форма, в которой я услышал о предстоящем освобождении крестьян. Тревожное, неуловимое предсказание чудновской мары — «щось буде» — облекалось в определенную
идею: царь хочет отнять у помещиков крестьян и отпустить на волю…
Русская
идея создавалась в разных
формах в XIX в.
Последний — гениальный писатель, его писательство было настоящей магией слов, и он очень теряет от изложения его
идей вне литературной
формы.
Огромное значение, которое приобрела у нас публицистическая литературная критика во вторую половину XIX в., объясняется тем, что, по цензурным условиям, лишь в
форме критики литературных произведений можно было выражать философские и политические
идеи.
Несостоятелен панславизм в этой
форме, в которой он его утверждал, и ложна его
идея русского Константинополя.
И в русском коммунизме, в который перешла русская мессианская
идея в безрелигиозной и антирелигиозной
форме, произошло то же извращение русского искания царства правды волей к могуществу.
Но в русском сознании эсхатологическая
идея принимает
форму стремления ко всеобщему спасению.
Вот почему иногда общий смысл раскрываемой
идеи требовал больших распространений и повторений одного и того же в разных видах, — чтобы быть понятным и в то же время уложиться в фигуральную
форму, которую мы должны были взять для нашей статьи, по требованию самого предмета…
Раскольничье учение об антихристе являлось кульминационною точкой и раскольничьей космогонии, и этики, и повседневной морали, как обобществление скорбной
идеи единичного уничтожения в
форме смерти телесного человека.
Находившись, по обязанности, в частом соприкосновении с этим темным и безотрадным миром, в котором, кажется, самая
идея надежды и примирения утратила всякое право на существование, я никогда не мог свыкнуться с ним, никогда не мог преодолеть этот смутный трепет, который, как сырой осенний туман, проникает человека до костей, как только хоть издали послышится глухое и мерное позвякиванье железных оков, беспрерывно раздающееся в длинных и темных коридорах замка Атмосфера арестантских камор, несмотря на частое освежение, тяжела и удушлива; серовато-желтые лица заключенников кажутся суровыми и непреклонными, хотя, в сущности, они по большей части выражают только тупость и равнодушие; однообразие и узкость
форм, в которые насильственно втиснута здесь жизнь, давит и томит душу.
Он не лжет, не обдает бешеной слюною; но оставьте в стороне зверообразные
формы, составляющие принадлежность ликующей публицистики, — и вы очутитесь перед тем же отсутствием общей руководящей
идеи, перед тою же бессвязностью, с тем лишь различием, что здесь уверенность заменяется бессилием, а ясность речей — недоговоренностью.
Целую лекцию сквернословил он перед нами, как скорбела высшая
идея правды и справедливости, когда она осуществлялась в
форме кнута, и как ликует она теперь, когда, с соизволения вышнего начальства, ей предоставлено осуществляться в
форме треххвостной плети, с соответствующим угобжением.
И что же! выискался профессор, который не только не проглотил этого слова, не только не подавился им в виду десятков юношей, внимавших ему, не только не выразился хоть так, что как, дескать, ни печально такое орудие, но при известных
формах общежития представляется затруднительным обойти его, а прямо и внятно повествовал, что кнут есть одна из
форм, в которых высшая
идея правды и справедливости находит себе наиболее приличное осуществление.
На востоке
идея является в своей чистой бесконечности, как безусловная субстанция в себе, an sich, безо всякой
формы, безо всякого определения, поглощающая и подавляющая все конечное, человеческое; поэтому единственная
форма общества здесь есть теократия, в которой человек безусловно подчинен божеству…
Содержание их вечно юно, и одни только
формы у них стареют, и мы легко можем открыть в этих
формах идею и убедиться, что философская истина не есть что-нибудь отдельное и чуждое мировой жизни, и что она в ней проявлена, по крайней мере, как распря.
В Греции
идея уже получает конечную
форму и определение; человеческое начало выступает и выражает свободно
идею в определенных прекрасных образах и созданиях, то есть для себя бытие
идеи, fur sich sein, в области идеального созерцания и творчества.
Перед ним было только настоящее в
форме наглухо запертой тюрьмы, в которой бесследно потонула и
идея пространства, и
идея времени.
Желание образованных классов как-нибудь удержать свои излюбленные
идеи и основанную на них жизнь дошло до последних пределов. Они лгут, обманывают себя и других в самых утонченных
формах, только чтобы как-нибудь затемнить, заглушить сознание.
Вообразите, что вам удалось внушить пчелам гуманные
идеи в их неразработанной, рудиментарной
форме.
15) Совершенство
формы (единство
идеи и
формы) не составляет характеристической черты искусства в эстетическом смысле слова (изящных искусств); прекрасное как единство
идеи и образа, или как полное осуществление
идеи, есть цель стремления искусства в обширнейшем смысле слова или «уменья», цель всякой практической деятельности человека.
Содержание, достойное внимания мыслящего человека, одно только в состоянии избавить искусство от упрека, будто бы оно — пустая забава, чем оно и действительно бывает чрезвычайно часто; художественная
форма не спасет от презрения или сострадательной улыбки произведение искусства, если оно важностью своей
идеи не в состоянии дать ответа на вопрос: «да стоило ли трудиться над подобными пустяками?» Бесполезное не имеет права на уважение.
Едва ли можно после этого разделять мысль, что «возвышенное есть перевес
идеи над
формою», или что «сущность возвышенного состоит в пробуждении
идеи бесконечного». В чем же состоит она? Очень простое определение возвышенного будет, кажется, вполне обнимать и достаточно объяснять все явления, относящиеся к его области.
Но эта формальная красота или единство
идеи и образа, содержания и формы-не специальная особенность, которая отличала бы искусство от других отраслей человеческой деятельности.
Яснее всего «перевес
идеи над
формою» высказывается в том явлении, когда зародыш листа, разрастаясь, разрывает оболочку почки, его родившей; но это явление решительно не относится к разряду возвышенных.
Но если под прекрасным понимать то, что понимается в этом определении, — полное согласие
идеи и
формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству
идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному искусство, мы смешиваем два значения этого слова: 1) изящное искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству
идеи и
формы.
6) Трагическое не имеет существенной связи с
идеею судьбы или необходимости. В действительной жизни трагическое большею частью случайно, не вытекает из сущности предшествующих моментов.
Форма необходимости, в которую облекается оно искусством, — следствие обыкновенного принципа произведений искусства: «развязка должна вытекать из завязки», или неуместное подчинение поэта понятиям о судьбе.
Из этого основного воззрения следуют дальнейшие определения: прекрасное tcnm
идея в
форме ограниченного проявления; прекрасное есть отдельный чувственный предмет, который представляется чистым выражением
идеи, так что в
идее не остается ничего, что не проявлялось бы чувственно в этом отдельном предмете, а в отдельном чувственном предмете нет ничего, что не было бы чистым выражением
идеи, Отдельный предмет в этом отношении называется образом (das Bild).
«Перевес
идеи над
формою», говоря строго, относится к тому роду событий в мире нравственном и явлений в мире материальном, когда предмет разрушается от избытка собственных сил; неоспоримо, что эти явления часто имеют характер чрезвычайно возвышенный; но только тогда, когда сила, разрушающая сосуд, ее заключающий, уже имеет характер возвышенности или предмет, ею разрушаемый, уже кажется нам возвышенным, независимо от своей погибели собственною силою.
Красота
формы, состоящая в единстве
идеи и образа, общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от
идеи прекрасного, как объекта искусства, как предмета нашей радостной любви в действительном мире.
Обыкновенно говорят: «возвышенное состоит в превозможении
идеи над
формою, и это превозможение на низших степенях возвышенного узнается сравнением предмета по величине с окружающими предметами»; нам кажется, что должно говорить: «превосходство великого (или возвышенного) над мелким и дюжинным состоит в гораздо большей величине (возвышенное в пространстве или во времени) или в гораздо большей силе (возвышенное сил природы и возвышенное в человеке)».
3) Это объективное прекрасное, или прекрасное по своей сущности, должно отличать от совершенства
формы, которое состоит в единстве
идеи и
формы, или в том, что предмет вполне удовлетворяет своему назначению.
В сущности эти два определения совершенно различны, как существенно различными найдены были нами и два определения прекрасного, представляемые господствующею системою; в самом деле, перевес
идеи над
формою производит не собственно понятие возвышенного, а понятие «туманного, неопределенного» и понятие «безобразного» (das Hässliche) [как это прекрасно развивается у одного из новейших эстетиков, Фишера, в трактате о возвышенном и во введении к трактату о комическом]; между тем как формула «возвышенное есть то, что пробуждает в нас (или, [выражаясь терминами гегелевской школы], — что проявляет в себе)
идею бесконечного» остается определением собственно возвышенного.
Справедливо, что возвышенное отрицательное выше возвышенного положительного; потому надобно согласиться, что «перевесом
идеи над
формою» усиливается эффект возвышенного, как может он усиливаться многими другими обстоятельствами, напр., уединенностью возвышенного явления (пирамида в открытой степи величественнее, нежели была бы среди других громадных построек; среди высоких холмов ее величие исчезло бы); но усиливающее эффект обстоятельство не есть еще источник самого эффекта, притом перевеса
идеи над образом, силы над явлением очень часто не бывает в положительном возвышенном.
Наконец, ближайшим образом мысль о том, что прекрасное есть чистая
форма, вытекает из понятия, что прекрасное есть чистый призрак; а такое понятие — необходимое следствие определения прекрасного как полноты осуществления
идеи в отдельном предмете и падает вместе с этим определением.
«Перевесом
идеи над
формою», погибелью самого предмета от избытка развивающихся в нем сил отличается так называемая отрицательная
форма возвышенного от положительной.
«Возвышенное есть перевес
идеи над
формою», и «возвышенное есть проявление абсолютного».
Вследствие этого закона [абсолютная]
идея, вполне постигаемая только мышлением (познавание под
формою посредственности), первоначально является духу под
формою непосредственности или под
формою воззрения.
Но так как это была единственная
форма западноевропейской жизни, которая не только привилась, но даже значительно усовершенствовалась, и так как с нею отождествилась
идея о просвещении, то весьма естественно, что сомнение в ее доброкачественности распространилось огулом и на все прочие результаты, выработанные цивилизацией Запада.
Он все приписывает всеобщей
идее в ее недействительной
форме и принимает за спекулятивность бросанье и низверженье всего в пропасть этой страшной пустоты.