О, дай забыть хоть на единый час
Моей судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама, что видишь пред собой
Царевича. Марина!
зри во мнеЛюбовника, избранного тобою,
Счастливого твоим единым взором.
О, выслушай моления любви,
Дай высказать все то, чем сердце полно.
Неточные совпадения
— И вот теперь все кончено! — начал
я снова. — Все. Теперь нам должно расстаться. —
Я украдкой взглянул на Асю… лицо ее быстро краснело. Ей,
я это чувствовал, и стыдно становилось и страшно.
Я сам ходил и говорил, как в лихорадке. — Вы не дали развиться чувству, которое начинало
созревать, вы сами разорвали нашу связь, вы не имели ко
мне доверия, вы усомнились
во мне…
— Вот главное, чтобы хлеб-то был, во-первых, а во-вторых, будущее неизвестно. С деньгами-то надобно тоже умеючи, а
зря ничего не поделаешь. Нет,
я сомневаюсь, поколику дело не выяснится.
Когда же
я узрел, что вы в суждениях ваших вождаетесь рассудком, то предложил вам связь понятий, ведущих к познанию бога; уверен
во внутренности сердца моего, что всещедрому отцу приятнее зрети две непорочные души, в коих светильник познаний не предрассудком возжигается, но что они сами возносятся к начальному огню на возгорение.
Блохин выговорил эти слова медленно и даже почти строго. Каким образом зародилась в нем эта фраза — это
я объяснить не умею, но думаю, что сначала она явилась так,а потом вдруг
во время самого процесса произнесения,
созрел проекте попробую-ка
я Старосмыслову предику сказать! А может быть, и целый проект примирения Старосмыслова с Пафнутьевым вдруг в голове
созрел. Как бы то ни было, но Федор Сергеич при этом напоминании слегка дрогнул.
И когда княгиня произносила стих: «
Зрела я небес сияние», то в гостиную вошел лакей
во фраке и в белом галстухе и покурил духами.
К утру
во мне созрело решение…
—
Я тебе скажу, Лексей ты мой Максимыч, —
зря Яков большое сердце свое на бога истратил. Ни бог, ни царь лучше не будут, коли
я их отрекусь, а надо, чтоб люди сами на себя рассердились, опровергли бы свою подлую жизнь, — во-от! Эх, стар
я, опоздал, скоро совсем слеп стану — горе, брат! Ушил? Спасибо… Пойдем в трактир, чай пить…
Зреть не могу таких людей; вся душа
во мне поворачивается.
Это, говорит, записано в одной древней индейской книге, мой знакомый бурят» — буряты, народ вроде мордвы — «бурят, говорит, книгу эту читал и тайно
мне рассказывал, как было: сошёл Исус
во ад и предлагает: ну, Адам, выходи отсюда,
зря отец мой рассердился на тебя, и сидишь ты тут неправильно, а настоящее по закону место твое, человек, в раю.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар
во мне,
И ваши творческие думы
В душевной
зреют глубине.
— Не дошел до него, — отвечал тот. — Дорогой узнал, что монастырь наш закрыли, а игумен Аркадий за Дунай к некрасовцам перебрался… Еще сведал
я, что тем временем, как проживал
я в Беловодье, наши сыскали митрополита и водворили его в австрийских пределах. Побрел
я туда. С немалым трудом и с большою опаской перевели
меня христолюбцы за рубеж австрийский, и сподобил
меня Господь
узреть недостойными очами святую митрополию Белой Криницы
во всей ее славе.
Ты всегда
меня видишь: в жутком бессилии порывов к Тебе, как в робкой и хладной молитве моей, в расплавленной муке дробящегося сознания и в жгучем стыде греха моего. Ты
зришь потаенные помыслы, что от себя
я со страхом скрываю. Ты
во мне знаешь и холодного себялюбца и унылого труса. Ты ведаешь и лукавого похотливца и корыстного завистника. О, страшно думать, что Тебе все мое ведомо, ибо Ты всегда
меня видишь!
— И вот возникают вопросы: идти на два или на десять шагов впереди стихийного движения? В какой степени
созрело революционное сознание рабочего класса? Сами эти вопросы подлы, подлы по самой сути, они оскорбительны для
меня и ставят
меня в фальшивое положение:
я не могу отрекаться от самой себя. Но то — могучее, стихийное, — оно
меня не признаёт, а
во мне нет силы,
я — ничто, если не захочу признать этого стихийного и его стихийности.
Но заниматься много мыслью о Юлико
я не могла. В моей душе
созрело решение посетить Башню смерти
во что бы то ни стало, и
я вся отдалась моим мечтам.
Во мне с детства сидит вера в то, что
зря ничего не бывает!
— Все, все хотят они спустить, — она кивнула головой туда, где стоял большой дом. — Сначала это имение, а потом и то, дальнее. Старшая сестрица отберет все у братца своего, дочь доведет до распутства и вы гонит… иди на все четыре стороны. Вы — благородный человек,
меня не выдадите. Есть
во мне такое чувство, что вы, Василий Иваныч, сюда не
зря угодили. Это перст Божий! А коли нет, так все пропадом пропадет, и Саня моя сгинет.
«Гм… Очевидно, известия, сообщаемые сегодняшними газетами, благоприятны… Очень рад… Вероятно, мою незнакомку радует поведение Цанкова и последняя речь Гладстона. Быть может, ее приятно волнует и многообещающее свидание Бисмарка с Кальноки… Очень может также статься, что в сегодняшних номерах она
узрела нарождение нового русского таланта…
Во всяком случае
я очень рад… Редким женщинам доступны радости такого высшего качества!»