Неточные совпадения
Подробности, которые
узнала княгиня о прошедшем Вареньки и
об отношениях ее к мадам Шталь и о самой мадам Шталь, были следующие.
— Я, графиня, во-первых, не имею никаких прав что-либо советовать князю, — сказала Mariette, глядя на Нехлюдова и этим взглядом устанавливая между ним и ею какое-то полное соглашение
об отношении к словам графини и вообще к евангелизму, — и, во-вторых, я не очень люблю, вы
знаете…
Горничная жены пензенского жандармского полковника несла чайник, полный кипятком; дитя ее барыни, бежавши, наткнулся на горничную, и та пролила кипяток; ребенок был обварен. Барыня, чтоб отомстить той же монетой, велела привести ребенка горничной и обварила ему руку из самовара… Губернатор Панчулидзев,
узнав об этом чудовищном происшествии, душевно жалел, что находится в деликатном
отношении с жандармским полковником и что, вследствие этого, считает неприличным начать дело, которое могут счесть за личность!
Не
знаю, что сказалось,
знаю только, что молвить слово
об Александре Григорьевне — для меня истинное наслаждение. Воспоминание по ней светло во всех
отношениях.
Потом я
узнала побольше
об их
отношениях от князя, от maman, от самого Алеши и догадалась, что они не ровня; вы вот теперь подтвердили.
— A d'autres, mon cher! Un vieux sournois, comme moi, ne se laisse pas tromper si facilement. [Говори это другим, мой дорогой! Старую лисицу вроде меня не так-то легко провести (франц.)] Сегодня к вам лезут в глаза с какою-нибудь Медико-хирургическою академиею, а завтра на сцену выступит уже вопрос
об отношениях женщины к мужчине и т. д. Connu! [
Знаем! (франц.)]
Пани Вибель, хоть она скрывала это от Аггея Никитича, ужасно хотелось быть приглашенною на эти вечера; но она не
знала еще, удостоят ли ее этой чести, так как она была заявленною разводкой и весьма справедливо предполагала, что
об ее
отношениях к Аггею Никитичу трезвонит весь город; по воле судеб, однако, последнее обстоятельство было причиною, что ее пригласили, и пригласили даже с особым почетом.
Я был здоров, силен, хорошо
знал тайны
отношений мужчины к женщине, но люди говорили при мне
об этих тайнах с таким бессердечным злорадством, с такой жестокостью, так грязно, что эту женщину я не мог представить себе в объятиях мужчины, мне трудно было думать, что кто-то имеет право прикасаться к ней дерзко и бесстыдно, рукою хозяина ее тела. Я был уверен, что любовь кухонь и чуланов неведома Королеве Марго, она
знает какие-то иные, высшие радости, иную любовь.
— Вы совершенно справедливо оценили Татьяну Петровну, — начал Литвинов, хотя мне приходится удивляться, во-первых, тому, что вам известны мои
отношения к ней, а во-вторых, и тому, как скоро вы ее разгадали. У ней, точно, ангельская душа; но позвольте
узнать, вы
об этом хотели со мной беседовать?
Размышлять о значении,
об обязанностях супружества, о том, может ли он, столь безвозвратно покоренный, быть хорошим мужем, и какая выйдет из Ирины жена, и правильны ли
отношения между ними — он не мог решительно; кровь его загорелась, и он
знал одно: идти за нею, с нею, вперед и без конца, а там будь что будет!
— В том-то и дело, что ты в этом
отношении безусловно ошибаешься. Не только положительно, но даже приблизительно я ничего не
знаю. Когда человек составил себе более или менее цельное миросозерцание, то бывают вещи,
об которых ему даже на мысль не приходит. И не потому не приходит, чтоб он их презирал, а просто не приходит, да и все тут.
Так они органически поделили свое существование, и ни одному из них никогда в мысль не приходило что-нибудь в этих
отношениях переиначивать: тетушка думала, что она «свет», и терпела дядю, который, по ее мнению, не принадлежал свету, а какие мысли имел на ее счет дядя? —
об этом никто не
знал и не смел судить, потому что на этот счет от прямодушнейшего Якова Львовича никакой хитрец ничего не мог выпытать.
Барон сделал гримасу: ему очень не хотелось ехать к Григоровым, так как он предполагал, что они, вероятно, уже
знали или, по крайней мере, подозревали
об его
отношениях к Анне Юрьевне, а потому он должен был казаться им весьма некрасивым в нравственном
отношении, особенно княгине, которую барон так еще недавно уверял в своей неизменной любви; а с другой стороны, не угодить и Анне Юрьевне он считал как-то неудобным.
Надобно отдать должную справедливость и этому человеку, который, не
знаю почему, имел в городе репутацию холодного «интересана», — что в
отношении к нам он поступал обязательно и бескорыстно; он не только не взял с нас ни копейки денег, но даже не принял подарка, предложенного ему матерью на память
об одолженных им людях; докторам же, которые свидетельствовали меня, он подарил от нас по двадцать пять рублей за беспокойство, как будто за консилиум; разумеется, мать отдала ему эти деньги.
Я слышал
об Истомине много хорошего и еще больше худого, но сам никогда не видал его. Известно мне было, что он существует, что он едва ли не один из самых замечательных молодых талантов в академии, что он идет в гору — и только.
Знал я также, что Истомин состоит в приятельских
отношениях с Фридрихом Шульцем, а от Иды Ивановны слыхал, что Шульц вообще страстный охотник водить знакомство с знаменитостями и потому ухаживает за Истоминым.
Но всмотритесь пристальнее в характер этих обличений, — вы без особенного труда заметите в них нежность неслыханную, доходящую до приторности, равняющуюся разве только нежности, обнаруженной во взаимных
отношениях тех достойных друзей, один из которых у Гоголя мечтает о том, как «высшее начальство,
узнав об их дружбе, пожаловало их генералами».
Захар. Зачем он вызвал солдат? Они
об этом
узнали… они все
знают! И это ускорило его смерть. Я, конечно, должен был открыть завод… в противном случае, я надолго испортил бы мои
отношения с ними. Теперь такое время, когда к ним необходимо относиться более внимательно и мягко… и кто
знает, чем оно может кончиться? В такие эпохи разумный человек должен иметь друзей в массах… (Левшин идет в глубине сцены.) Это кто идет?
На другой день эскадрон выступил. Офицеры не видали хозяев и не простились с ними. Между собой они тоже не говорили. По приходе на первую дневку предположено было драться. Но ротмистр Шульц, добрый товарищ, отличнейший ездок, любимый всеми в полку и выбранный графом в секунданты, так успел уладить это дело, что не только не дрались, но никто в полку не
знал об этом обстоятельстве, и даже Турбин и Полозов хотя не в прежних дружеских
отношениях, но остались на «ты» и встречались за обедами и за партиями.
А как таково было всеобщее презрительное
отношение к этим людям, то, разумеется,
об этом
знали и сами те, кто нанимался в солдаты, и потому, за весьма редкими исключениями, это были «люди отчаянные» — зашалившиеся, загулявшие, сбившиеся с пути или чем-нибудь особливо несчастные, по какому-нибудь роковому стечению семейных обстоятельств стремившиеся к погибели.
Теперь два слова
об этом самом русском обществе: в нем очень сильно бродильное начало; оно само, пожалуй, не
знает хорошенько, чего ему хочется, потому что вся сумма его национальной жизни в последнее время показывает какую-то непроходимую, темную путаницу понятий и
отношений; но во всей этой нелепой путанице для нас ясны две вещи: сильное брожение и подготовленное нами же сочувствие нашему делу.
— Ведь au fond [В сущности (франц.).] мы все-таки не имеем права говорить
об их
отношениях, — заметила она, и когда Синтянина возразила ей на то, что они не дети, чтобы не
знать этого, то она очень игриво назвала ее циником.
И еще в одном
отношении я часто испытываю неловкость в разговоре с нею: Наташа
знает, что я мог остаться при университете, имел возможность хорошо устроиться, — и вместо этого пошел в земские врачи. Она расспрашивает меня о моей деятельности,
об отношениях к мужикам, усматривая во всем этом глубокую идейную подкладку, в разговоре ее проскальзывают слова «долг народу», «дело», «идея». Мне же эти слова режут ухо, как визг стекла под острым шилом.
В числе моих более близких знакомых французов состоял уже с позапрошлого зимнего сезона приятель Вырубова и русского химика Лугинина — уже очень известный тогда в парижских интеллигентных сферах профессор Медицинской школы по кафедре химии Альфред Наке. О нем я и раньше
знал, как
об авторе прекрасного учебника, который очень ценился и у нас. Вырубов быт уже с ним давно в приятельских
отношениях, когда я познакомился с Наке.
Аскоченский мне сам читал эту речь, замечательную как в литературном, так и в историческом
отношении, и читал он ее многим другим, пока
об этом не
узнал покойный митрополит московский Иннокентий Вениаминов.
— Я не упрекаю тебя, потому что ничего не запрещал тебе в этом
отношении; вопрос
об этом пункте никогда даже не поднимался между нами. Но если дело зашло так далеко, я должен нарушить молчание. Ты считал свою мать умершей, и я допустил эту ложь, потому что хотел избавить тебя от воспоминаний, которые отравили мою жизнь: по крайней мере, твоя молодость должна была быть свободна от них. Это оказалось невозможным, а потому ты должен
узнать теперь правду.
Княжна Маргарита, достигнув цели, видимо не желала круто оборвать свои
отношения к этому разбитому ею человеку. Хотела ли она поставить вновь его на ноги, поддерживая в нем надежду, или она преследовала другие цели?
Об этом
знала она одна.
Семен Иоаникиевич Строганов
узнал эту роковую для него весть в тот же день, когда беседовал
об отношениях своей племянницы к Ермаку с Максимом Яковлевичем.
—
Знаю, но видишь ли, в чем дело: улан Крестовский человек неосновательный, Авенариус — кто его
знает, где теперь? Маркевич в Москве; что же касается до Лескова, то он, кажется, начинает уже сворачивать со своей дороги. На днях камердинер читал мне его повесть — «Запечатленный ангел» и, представь себе, ни слова
об энгелистах! Ты человек солидный, основательный, так возьмись за это дело и напиши; в денежном
отношении обижен не будешь, и, кроме того, по моему влиянию я могу тебе услужить еще кой-чем.
Другое дело Николай Герасимович, его бывший товарищ по полку,
об отношениях которого к Гранпа он
знал,
знал он также, что Маргарита ожидает его приезда в качестве жениха.
Слава его как знахаря укреплялась, к вящему удовольствию Антиповны, радовавшейся за своего любимца. Она и не подозревала, несмотря на свою хваленую прозорливость,
об отношениях Ермака Тимофеевича и Ксении Яковлевны. Не догадывались
об этом и другие. В тайну были посвящены только Семен Иоаникиевич, Максим Яковлевич и Домаша, да Яков, но тот был в отъезде. Ничего не
знал даже Никита Григорьевич.
Натянутые и без того
отношения между бароном Розеном и князем Шестовым, когда последний
узнал об этом, еще более обострились.
Наконец был подписан между Австрией, Пруссией и Россией договор о первом разделе Польши. В нее вступили два русские корпуса, один из них, из Эльмпта, остановился в Литве. Суворов был переведен в этот корпус и в октябре выступил с ним для следования в Финляндию, так как в шведском короле предполагались враждебные замыслы по
отношению к России.
Об этой цели движения корпуса Суворов не
знал во время похода. Он
узнал об этом лишь в Петербурге, из уст самой императрицы.
В обществе ему намекали на его
отношения к баронессе, а в товарищеских кружках прямо говорили о них, но известно, что жены всегда последние
узнают об измене мужей, точно так же, как и мужья
об известном украшении их, по их мнению, мудрых голов. Без четверти десять он вышел из дому.
— Делал и делаю я различно по времени, — отвечал дьявол в мантии. — В старину я внушал людям, что самое важное для них — это
знать подробности
об отношении между собою лиц троицы, о происхождении Христа,
об естествах его, о свойстве бога и т. п. И они много и длинно рассуждали, доказывали, спорили и сердились. И эти рассуждения так занимали их, что они вовсе не думали о том, как им жить. А не думая о том, как им жить им и не нужно было
знать того, что говорил им их учитель о жизни.
Он вспоминал
об этом своем ревнивом
отношении к дочери, когда она с кокетливым чувством,
зная, что она хороша, приходила к нему в бальном платье, и когда он видал ее на балах.