Неточные совпадения
Пришел дьячок уволенный,
Тощой, как спичка серная,
И лясы распустил,
Что счастие не в пажитях,
Не в соболях, не в золоте,
Не в
дорогих камнях.
«А в чем же?»
— В благодушестве!
Пределы есть владениям
Господ, вельмож, царей
земных,
А мудрого владение —
Весь вертоград Христов!
Коль обогреет солнышко
Да пропущу косушечку,
Так вот и счастлив я! —
«А где возьмешь косушечку?»
— Да вы же дать сулилися…
Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша
земная, подчас горькая и скучная
дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи!
— Был я там, — сказал Христос печально,
А Фома-апостол усмехнулся
И напомнил: — Чай, мы все оттуда. —
Поглядел Христос во тьму
земнуюИ спросил Угодника Николу:
— Кто это лежит там, у
дороги,
Пьяный, что ли, сонный аль убитый?
— Нет, — ответил Николай Угодник. —
Это просто Васька Калужанин
О хорошей жизни замечтался.
Утром после бури еще моросил мелкий дождь. В полдень ветер разорвал туманную завесу, выглянуло солнце, и вдруг все ожило:
земной мир сделался прекрасен. Камни, деревья, трава,
дорога приняли праздничный вид; в кустах запели птицы; в воздухе появились насекомые, и даже шум воды, сбегающей пенистыми каскадами с гор, стал ликующим и веселым.
Каждый изворот
дороги вызывал в памяти моей мою золотую минувшую молодость, я как будто молодела, приближаясь к местам, где молодая жизнь била ключом в моем сердце; все — и
земные радости, давно пережитые, и духовные восторги прежней набожности — стремительно, как молния, пролетали в памяти сердечной…
— А если хотите, — продолжал Горехвастов, расплываясь и впадая в сентиментальность, — коли хотите, и житье en artistes — славное житье. Конечно, тут трюфелей не ищи, но зато есть эта беспечность, cet imprévu, [эта неожиданность (франц.).] это спокойствие совести, которое, согласитесь сами,
дороже всех
земных благ…
— Что дорого тебе, человек? Только бог един
дорог; встань же пред ним — чистый ото всего, сорви путы
земные с души твоей, и увидит господь: ты — один, он — один! Так приблизишься господу, это — един путь до него! Вот в чем спасение указано — отца-мать брось, указано, все брось и даже око, соблазняющее тебя, — вырви! Бога ради истреби себя в вещах и сохрани в духе, и воспылает душа твоя на веки и веки…
Не мы ли опутали весь
земной шар сетью железных
дорог?
Провожая сына в
дорогу, она замечает, что все делается не так, как нужно по ее: сын ей и в ноги не кланяется — надо этого именно потребовать от него, а сам не догадался; и жене своей он не «приказывает», как жить без него, да и не умеет приказать, и при прощанье не требует от нее
земного поклона; и невестка, проводивши мужа, не воет и не лежит на крыльце, чтобы показать свою любовь.
Украл, конечно; или, может быть,
Там на большой
дороге, ночью, в роще…
Да! если бы все слезы, кровь и пот,
Пролитые за все, что здесь хранится,
Из недр
земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп — я захлебнулся б
В моих подвалах верных. Но пора.
Теряясь в таких мыслях, он сбился с
дороги и (был ли то случай) неприметно подъехал к тому самому монастырю, где в первый раз, прикрытый нищенским рубищем, пламенный обожатель собственной страсти, он предложил свои услуги Борису Петровичу… о, тот вечер неизгладимо остался в его памяти, со всеми своими красками
земными и небесными, как пестрый мотылек, утонувший в янтаре.
Нет, жребий смертного творенья,
Поверь мне, ангел мой
земной,
Не стоит одного мгновенья
Твоей печали
дорогой!
В дневной же тревоге
Земное начало
Опять от
дорогиЕго отвращало...
Ему,
земному, не товарищи были эти светлые, эфирные, и он пошел опять в нашу юдоль, опираясь на свой посох бездомного изгнанника; но теперь уж он не потеряет тропинки, не упадет середь
дороги от устали и изнеможения.
Отстоял службу, хожу вокруг церкви. День ясный, по снегу солнце искрами рассыпалось, на деревьях синицы тенькают, иней с веток отряхая. Подошёл к ограде и гляжу в глубокие дали
земные; на горе стоит монастырь, и пред ним размахнулась, раскинулась мать-земля, богато одетая в голубое серебро снегов. Деревеньки пригорюнились; лес, рекою прорезанный;
дороги лежат, как ленты потерянные, и надо всем — солнце сеет зимние косые лучи. Тишина, покой, красота…
— К
дороге так к
дороге. Оно так, пожалуй, и выходит, что к дальней
дороге… Но очень бы мне хотелось ее еще раз повидать, перед тем как закончу
земные гастроли.
— Конечно, — прибавила Мод, — если я попрошу, то мой добрый па купит мне в мужья настоящего герцога с восьмисотлетними предками, но я больше всего горжусь тем, что мой очаровательный, волшебный па когда-то чистил сапоги на улицах Нью-Йорка. Конечно, я отлично знаю, что найти нужного мне человека в миллион раз труднее, чем нагнуться и подобрать на
дороге графа. Моего избранника придется искать по всему
земному шару.
— Прежде, сударь, бывало, губернатор по губернии ехал, аки владыко
земной: что одних чиновников этих при особе его состояло, что этого дворянства по
дороге пристанет.
— Утешь ты меня, успокой, моя милая,
дорогая ты моя Фленушка! — молящим голосом говорила Манефа. — Спокойно б я тогда померла, все бы добро к тебе перешло, без страха б за тебя, без печали закрыла очи на смертном одре, без
земных бы забот предстала пред Создателя…
О сладкий, нам знакомый шорох платья
Любимой женщины, о, как ты мил!
Где б мог ему подобие прибрать я
Из радостей
земных? Весь сердца пыл
К нему летит, раскинувши объятья,
Я в нем расцвет какой-то находил.
Но в двадцать лет — как несказанно
дорогКрасноречивый, легкий этот шорох!
— Все же похвально, — настоятель кивнул опять головой в сторону казначея, — с родиной своей не прерывать связи, ежели Богу угодно вывести на торную
дорогу честных стяжаний и благ
земных! — И, не выдержав тона этих слов, настоятель наклонился к гостю и договорил потише: — Про одиссею Ивана Прокофьича много наслышан…
О! постойте, подождите хоть немного, милые призраки, у изголовья несчастливца, заставьте его забыть на этот день железа, черную избу, стоны товарищей его заключения; очаруйте его,
дорогие гости, своими ласками, подарите его еще одним
земным праздником, может быть, последним на пороге в вечность…
— Пар костей не ломит, батюшка. А про божий рай и поминать не к слову грех: тепло
земное не для душки, — отвечала проворно старушка, засыпая словами. — Видно, поустали путем-дорогой; и то молвить, снег как месиво, так и путает ножонки. Теперь скажите-ка мне, отколь бог вас несет и за каким дельцем.
— Завидую ему, — говорил молодой человек, — он не тащится шаг за шагом по одной
дороге с толпою. Он махнул крылами гения и живет высоко, выше
земных. Если и упадет, по крайней мере летал под небом. Утешительно думать, что он победит вещественность и создаст себе дивный, бессмертный памятник, которому и наша Италия будет некогда поклоняться.
Жители и все власти, начиная с губернатора до мелких чиновников, выходили далеко на
дорогу для встречи князя и с трепетом ждали этого
земного полубога.
Этот юноша был уроженец города Т., единственный сын чиновника, славившегося своим бескорыстием и неподкупностью, оставившего ему только честное имя, которое этот чудак, как называли его сослуживцы, ценил выше всякого
земного богатства. Студент-медик, беззаветно преданный науке, готовый ради нее на все лишения, он бодро шел по тернистой
дороге труда.
Григорий Александрович, одетый в дорожный, но роскошный костюм: в бархатных широких сапогах, в венгерке, крытой малиновым бархатом, с собольей опушкой, в большой шубе, крытой шелком, с белой шалью вокруг шеи и
дорогой собольей шапкой на голове, проходил мимо этой раззолоченной раболепной толпы, как Голиаф между пигмеями, часто даже кивком головы не отвечая чуть не на
земные поклоны.
Наталья во всех случаях жизни любила прибегать к святыне. Вера вознаграждала ее за все потери на земле, осушала ее слезы, святила для нее
земные восторги, обещала ей все прекрасное в этом и другом мире. И теперь, успокоенная своим мужем, расставшись с ним, она прошла в свою спальню и там молилась, усердно, со слезами, чтобы господь сохранил ей любовь супруга, который после бога был для нее
дороже всего.