Неточные совпадения
Дубельт — лицо оригинальное, он, наверно, умнее всего Третьего и всех трех отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами,
усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу — явно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил или, лучше, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленость хищных
зверей, вместе уклончивость и заносчивость. Он был всегда учтив.
Успех травли и гоньбы происходит от того, что лошадям и высоким на ногах собакам снег в две и две с половиной четверти глубины мало мешает скакать, а
зверю напротив: он вязнет почти по уши, скоро
устает, выбивается из сил, и догнать его нетрудно.
Часу в седьмом вечера он возвращался
усталым, голодным, с пятью-шестью фазанами за поясом, иногда с
зверем, с нетронутым мешочком, в котором лежали закуска и папиросы.
Подали самовар. Юлия Сергеевна, очень бледная,
усталая, с беспомощным видом, вышла в столовую, заварила чай — это было на ее обязанности — и налила отцу стакан. Сергей Борисыч, в своем длинном сюртуке ниже колен, красный, не причесанный, заложив руки в карманы, ходил по столовой, не из угла в угол, а как придется, точно
зверь в клетке. Остановится у стола, отопьет из стакана с аппетитом и опять ходит, и о чем-то все думает.
Иногда,
уставая от забот о деле, он чувствовал себя в холодном облаке какой-то особенной, тревожной скуки, и в эти часы фабрика казалась ему каменным, но живым
зверем,
зверь приник, прижался к земле, бросив на неё тени, точно крылья, подняв хвост трубою, морда у него тупая, страшная, днём окна светятся, как ледяные зубы, зимними вечерами они железные и докрасна раскалены от ярости.
[Многие звероловы с этим не согласны] Удара арапником или дубинкой будет достаточно, чтоб
усталый и напуганный
зверь пустился опять наутек.
Лошадь того охотника, который гонит
зверя по пятам, по всем извилинам и поворотам его бега, разумеется, должна гораздо скорее
устать, и тогда товарищ его сменяет; первый начинает мастерить, а второй гнать.
— В Дьякове, голова, была у меня главная притона, слышь, — начал Петр, — день-то деньской, вестимо, на работе, так ночью, братец ты мой, по этой хрюминской пустыне и лупишь. Теперь, голова, днем идешь, так боишься, чтобы на
зверя не наскочить, а в те поры ни страху, ни
устали!
— Ну, что, видел
зверя? — обыкновенно спрашивали они его, когда он голодный и
усталый озвращался ни с чем домой.
Усталые от кровавой работы, подходили эти люди-звери к выставленным для них догадливой Марфой чанам с брагой, медом и вином; кто успевал — черпал из них розданными ковшами, а у кого последние были вышиблены в общей сумятице, те черпали окровавленными пригоршнями и пили это адское питье, состоявшее из польской браги и русской крови.