Неточные совпадения
— Председателю нашему, — вещали они, — сродно
защищать убийство
крестьян.
Всякий на своем веку слыхал или видал такие случаи, которые невольно омрачают мысль и заставляют желать скорого изменения, которое
защитило бы бедный класс…» По поводу намеченных Фонвизиным мер к постепенному освобождению
крестьян Пущин предлагал заявить в Записке: «Принятием этих мер распространится благотворное действие указа 2-го апреля [1842]; утешительная надежда для верных сынов отечества!
Нынешний владелец усадьбы, князь Спиридон Юрьевич, в свое время представлял тип патриарха-помещика, который ревниво следил за каждым крестьянским двором, входил в мельчайшие подробности мужицкого хозяйства, любя наказывал и любя поощрял и во всех случаях стоял за своих
крестьян горой, настойчиво
защищая их против притязаний и наездов местных властей.
Сатира обличала дурных помещиков и старалась
защищать человеческие права
крестьян. С 1762 года идет ряд указов о повиновении
крестьян помещикам. В 1783 году утверждается крепостное право в Малороссии. До воцарения императора Александра сотни тысяч
крестьян раздаются во владение частных лиц. В 1857 году поднимается вопрос об освобождении
крестьян.
Общество всегда
защищает своего негодяя, потому что обществом
крестьян руководят понятия совсем другие (и слава богу, может быть, — прибавим мы от себя…): они видят часто похвальное удальство и завидное достоинство в том, что на самом деле порочно и вредно…» (стр. 92).
«Русский вестник» все это печатал, как печатал и статьи г. Иванова, в которых выкуп личности проводился по началам политической экономии; мало того — он сочинил по поводу их длинную «Заметку», в которой
защищал и г. Иванова и г. Головачева, объясняя, что хотя, конечно, за душу брать выкупа не следует, но труд
крестьянина должен быть выкуплен (см. «Русский вестник», 1858 г., № 19, стр. 180–193).
Все
крестьяне.
Защити, отец! Прими к себе!
Один
крестьянин.
Защити, отец родной. От вотчинников своих утекли. Хотим служить тебе вольными людьми!
«Куда же идти?» — еще раз спросил себя Пирожков и замедлил шаг мимо цветного, всегда привлекательного дома синодальной типографии. Ему решительно не приходило на память ни одного приятельского лица. Зайти в окружный суд? На уголовное заседание? Слушать, как обвиняется в краже со взломом
крестьянин Никифор Варсонофьев и как его будет
защищать «помощник» из евреев с надрывающею душу картавостью? До этого он еще не дошел в Москве…