Неточные совпадения
При второй встрече с Климом он сообщил ему, что
за фельетоны Робинзона одна газета была закрыта, другая приостановлена на три
месяца, несколько газет получили «предостережение», и во всех городах, где он
работал, его врагами всегда являлись губернаторы.
Составлять каталог подвернулся Кирсанов, взялся
за 80 р.;
работал полтора
месяца.
Я
зарабатывал около трехсот рублей в
месяц. Эту цифру я и назвал. Надо было видеть, какое неприятное, даже болезненное впечатление произвел мой ответ. Оба гиляка вдруг схватились
за животы и, пригнувшись к земле, стали покачиваться, точно от сильной боли в желудке. Лица их выражали отчаяние.
За прошлый
месяц я
заработала немного больше пятисот рублей.
— Да с какою еще радостью! Только и спросила:"Ситцевые платья будете дарить?"С превеликим, говорит, моим удовольствием!"Ну, хорошо, а то папаша меня все в затрапезе водит — перед товарками стыдно!" — Ах, да и горевое же, сударь, ихнее житье! Отец — старик,
работать не может, да и зашибается; матери нет. Одна она и
заработает что-нибудь. Да вот мы
за квартиру три рубля в
месяц отдадим — как тут разживешься! с хлеба на квас — только и всего.
— Драматический. И потому вот теперь, чтоб собственно испытать себя, я взялся именно
за Шекспира; другой
месяц работаю над ним и, кажется, кое-что сделал.
С помощью Катеньки выучившись нотам и выломав немного свои толстые пальцы, на что я, впрочем, употребил
месяца два такого усердия, что даже
за обедом на коленке и в постели на подушке я
работал непокорным безымянным пальцем, я тотчас же принялся игратьпьесы, и играл их, разумеется, с душой, avec âme, в чем соглашалась и Катенька, но совершенно без такта.
Грустно переносит он невзгоду, и в тот же день принимается опять
за работу, и опять несколько
месяцев работает, не разгибая шеи, мечтая о счастливом кутежном дне, безвозвратно канувшем в вечность, и мало-помалу начиная ободряться и поджидать другого такого же дня, который еще далеко, но который все-таки придет же когда-нибудь в свою очередь.
Даже странно было смотреть, как иной из них
работает, не разгибая шеи, иногда по нескольку
месяцев, единственно для того, чтоб в один день спустить весь заработок, все дочиста, а потом опять, до нового кутежа, несколько
месяцев корпеть
за работой.
— Ай да наши — чуваши! — одобрительно воскликнул Грачёв. — А я тоже, — из типографии прогнали
за озорство, так я к живописцу поступил краски тереть и всякое там… Да, чёрт её, на сырую вывеску сел однажды… ну — начали они меня пороть! Вот пороли, черти! И хозяин, и хозяйка, и мастер… прямо того и жди, что помрут с устатка… Теперь я у водопроводчика
работаю. Шесть целковых в
месяц… Ходил обедать, а теперь на работу иду…
За все это ему платили сто рублей в
месяц;
работал он быстро и все свободное время посвящал «обозрению и изучению богоугодных учреждений».
Месяца три спустя после Маниного праздника я как-то вдруг заметил, что Истомин уже совсем ничего не
работает и
за кисть даже не берется.
Я тоже хватал мешки, тащил, бросал, снова бежал и хватал, и казалось мне, что и сам я и все вокруг завертелось в бурной пляске, что эти люди могут так страшно и весело
работать без устатка, не щадя себя, —
месяца, года, что они могут, ухватясь
за колокольни и минареты города, стащить его с места куда захотят.
— Новый-то — он старый. Моим подручным был. Ах, какой пекарь! Золото! Но тоже пьяница, и-их! Только он запоем тянет… Вот он придет, возьмется
за работу и
месяца три-четыре учнет ломить, как медведь! Сна, покоя не знает,
за ценой не стоит.
Работает и поет! Так он, братец ты мой, поет, что даже слушать невозможно — тягостно делается на сердце. Поет, поет, потом учнет снова пить!
В выборе затруднялись недолго; что думать: Акулина и так провалялась целых два
месяца; к тому же Василиса и Дарья формально объявили, что им недосуг, что и без того
работают за всех и не пойдут — приходи хоть сам управляющий. Перекорять теткам было дело мудреное, притом отнюдь не касалось старосты: ему все одно, тот ли, другой ли, — был бы исполнен наказ, а там пусть себе требесят бабы сколько им взгодно; в домашние дрязги никому входить не приходится.
— Да так, никуда. В одном месте поживу,
за хлеб
поработаю — поле вспашу хозяину, а в другое — к жатве поспею. Где день проживу, где неделю, а где и
месяц; и все смотрю, как люди живут, как богу молятся, как веруют… Праведных людей искал.
Знает он, что
месяца четыре придется ему без устали
работать, принять
за топором труды немалые: лесок сечь — не жалеть своих плеч…
— Пока на фабрике, — устало ответила Александра Михайловна. — Уж не знаю, нужно будет чего другого поискать.
Работаешь, а все без толку… Семидалов к себе зовет, в фальцовщицы. Говорит, всегда даст мне место
за то, что ты у него в работе потерял здоровье. Научиться можно в два
месяца фальцевать; все-таки больше
заработаешь, чем на пачках.
— Говорит мне: то-то дура я была! Замужем жила, ни о чем не думала. Ничего я не умею, ничему не учена… Как жить теперь? Хорошо бы кройке научиться, — на Вознесенском пятнадцать рублей берут
за обучение, в три
месяца обучают. С кройкой всегда деньги
заработаешь. А где теперь учиться? О том только и думаешь, чтоб с голоду не помереть.
За два
месяца, как она не
работала в мастерской, она сильно располнела, особенно в нижней части лица, синие глаза смотрели спокойно и довольно.
— Тебе же бы от этого помощь была, — снова заговорила Александра Михайловна. — Ты вот все меньше
зарабатываешь: раньше семьдесят — восемьдесят рублей получал, а нынче хорошо, как сорок придется в
месяц, да и то когда не хвораешь; а теперь и совсем пустяки приносишь; хозяин вон вперед уж и давать перестал, а мы и в лавочку на книжку задолжали, и
за квартиру второй
месяц не платим; погребщик сегодня сказал, что больше в долг не будет отпускать. А тогда бы все-таки помощь была тебе.
Из-за редакторских забот и хлопот я оттягивал работу беллетриста до конца года. И, увидав невозможность
работать как романист, я даже взял себе комнату (на Невском, около Знамения) и два
месяца жил в ней, а в редакции являлся только изредка.
Инна, после высылки из Богородицкого уезда, где
работала на голоде, жила пока дома, но вскоре собиралась ехать
за границу. История на Рождественских курсах с последовавшим исключением курсисток вызвала в Петербурге всеобщее возмущение доктором Бертенсоном. Один либеральный промышленник предложил наиболее пострадавшим курсисткам, Инне в том числе, ехать на его счет в Швейцарию оканчивать врачебное образование и обязался высылать им до окончания курса по двадцать пять рублей в
месяц.
День
за днем шел без дела. Наш корпус выступал на Дальний Восток только через два
месяца. Мы, врачи, подновляли свои знания по хирургии, ходили в местную городскую больницу, присутствовали при операциях,
работали на трупах.
Полиция
работала в течение нескольких
месяцев, были исписаны груды бумаги, сообщены во все города России приметы «бежавшей из родительского дома, — как значилось в официальных бумагах тайного советника девицы Зинаиды Владимировны Похвисневой, — 20 лет от роду»; вошли даже в сношение по этому поводу с русскими посольствами
за границей, но несмотря на все эти принятые меры, розыски были совершенно безуспешны.