— Славный этот Капралов наш. Выхлопотал у ревкома для всех исполнителей по десять фунтов муки и по фунту сахару, Гребенкин противился, хотел даром заставить, но Капралов с Хановым настояли. И вы знаете, Бубликов недавно хотел выгнать княгиню из своей гостиницы за то, что денег не
платит за номер. Дурень какой, — в нынешнее-то время! Ханов посадил его за это на два дня в подвал. Успокоился.
Неточные совпадения
На другой день около обеда Валентин Осипович перевез жену в другие
номера. Новые
номера находились в центре города, на Тверской, и были достаточно чисты; зато
за две крохотных комнатки приходилось
платить втрое дороже, чем у Сухаревой. Обед, по условию с хозяйкой, был готов.
Каждый ночлежник
платил пятак
за ночь, а «
номера» ходили по двугривенному.
— Ну, что зря
за номер платить! Переноси свою керосинку ко мне… У меня комната побольше!
«
За перекличку
номеров, кто сам не может, должен
платить по гривеннику; раз
заплатит, другой раз
заплатит, а там и поймет, что это невыгодно.
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… — заговорил старик, пряча свой
номер в карман. — Опишу молодого человека, который, сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем
платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в стихах? трагедия? роман?
— Я не могу: в бане-то надо
за номер пять рубликов
платить, а у меня Пентюхово-то уж в двух местах заложено… В одном месте по настоящему свидетельству, а в другой раз мне Балалайкин состряпал… Послушай, однако ж, cousin! неужто я тебе так скоро надоела, что ты уж и гонишь меня?
На другой день он переехал в отдельный
номер, рассердившись на Васю, а Бурлаку пришлось из своего кармана приплачивать ту половину
за номер, которую
платил Ильков.
Оказалось, что он не
заплатил денег хозяину
номеров, в которых стоял, а когда с него потребовали денег, он ударил кого-то; потом он скрылся и теперь справедливо полагает, что полиция не скажет ему спасибо
за неплатёж этих денег и
за удар; да, кстати, он и нетвёрдо помнит — один удар или два, три или четыре нанёс он.
Рассказал Корсаков, как обыватель приехал в Берлин, как напрасно разыскивал Жилотдел, как приехал в гостиницу. Таинственно отзывает швейцара. — «Дело, товарищ, вот в чем: мне нужно переночевать. Так, где-нибудь! Я не прихотлив. Вот, хоть здесь, под лестницей, куда сор заметают. Я вам
за это
заплачу двести марок». — «Да пожалуйте в
номер. У нас самый лучший
номер стоит семьдесят марок». — «Суть, видите ли, в том, что я поздно приехал, Жилотдел был уже заперт, и у меня нет ордера…»
За веленевые листы
платят почти столько же, сколько
за обыкновенные; между тем фальцевать веленевую бумагу много труднее:
номеров страниц не видно даже на свет, приходится отгибать углы, чтоб
номер пришелся на
номер; бумага ломается, при сгибании образуются складки.
Он был взволнован и не мог продолжать. Ольга Дмитриевна,
плача и голосом, каким говорят, когда жалеют себя, созналась, что она любит Риса и ездила с ним кататься
за город, бывала у него в
номере, и в самом деле ей очень хочется теперь поехать
за границу.
Сел писать новый, только что задуманный рассказец — „Загадка“. Писал его с медленною радостью, наслаждаясь, как уверенно-спокойно работала голова. Послал во „Всемирную иллюстрацию“. Напечатали в ближайшем
номере. И гонорар прислали
за оба рассказа. Вот уж как! Деньги
платят. Значит, совсем уже, можно сказать, писатель.
В гостиницах
за жалкий чулан
платили в сутки по 4–5 рублей, и далеко не всегда можно было раздобыть
номер; по рублю, по два
платили за право переночевать в коридоре.
Вадим Григорьевич откашлялся и обстоятельно, шаг
за шагом, не пропуская ни одной самой ничтожной подробности, рассказал Софье Александровне все происшедшее с ним
за сегодняшний день: визит к Савину, разорвание векселя, полет из
номера Европейской гостиницы, беседу с Корнилием Потаповичем и, наконец, предложение последнего
за склеенный вексель и прошение
заплатить ему завтра утром сто рублей.