Неточные совпадения
Наконец все успокоились. После чаю стрелки стали уговариваться,
по скольку часов они будут караулить
ночью. Я отдохнул хорошо, спать мне не хотелось и потому предложил им ложиться, а сам решил
заняться дневником.
Поздно
ночью, занесенные снегом, вернулись старшие. Капитан молча выслушал наш рассказ. Он был «вольтерианец» и скептик, но только днем.
По вечерам он молился, верил вообще в явление духов и с увлечением
занимался спиритизмом… Одна из дочерей, веселая и плутоватая, легко «засыпала» под его «пассами» и поражала старика замечательными откровениями. При сеансах с стучащим столом он вызывал мертвецов. Сомнительно, однако, решился ли бы он вызвать для беседы тень Антося…
— Что это, матушка! опять за свои книжечки
по ночам берешься? Видно таки хочется ослепнуть, — заворчала на Лизу старуха, окончив свою долгую вечернюю молитву. — Спать не хочешь, — продолжала она, — так хоть бы подруги-то постыдилась! В кои-то веки она к тебе приехала, а ты при ней чтением
занимаешься.
— Н-да-а… Ловко! — произнес он, внезапно остановившись. — Могу сказать… А мы-то, три дурня, старались. Уж лучше бы она хоть пуговицу дала, что ли. Ту
по крайности куда-нибудь пришить можно. А что я с этой дрянью буду делать? Барыня небось думает: все равно старик кому-нибудь ее
ночью спустит, потихоньку, значит. Нет-с, очень ошибаетесь сударыня… Старик Лодыжкин такой гадостью
заниматься не станет. Да-с! Вот вам ваш драгоценный гривенник! Вот!
Она обвила его руками и начала целовать в темя, в лоб, в глаза. Эти искренние ласки, кажется, несколько успокоили Калиновича. Посадив невдалеке от себя Настеньку, он сейчас же принялся писать и
занимался почти всю
ночь. На другой день от него была отправлена в Петербург эстафета и куча писем.
По всему было видно, что он чего-то сильно опасался и принимал против этого всевозможные меры.
"Действия.
По вступлении в вагон
занимались усаживанием, после чего вынули коробок с провизией и почерпали в оном, покуда не стемнело. В надлежащих местах выходили на станции для обеда, чая и ужина.
Ночью — спали.
Но собственной работой
занималась, может быть, только треть арестантов; остальные же били баклуши, слонялись без нужды
по всем казармам острога, ругались, заводили меж собой интриги, истории, напивались, если навертывались хоть какие-нибудь деньги;
по ночам проигрывали в карты последнюю рубашку, и все это от тоски, от праздности, от нечего делать.
Зимою работы на ярмарке почти не было; дома я нес, как раньше, многочисленные мелкие обязанности; они поглощали весь день, но вечера оставались свободными, я снова читал вслух хозяевам неприятные мне романы из «Нивы», из «Московского листка», а
по ночам занимался чтением хороших книг и пробовал писать стихи.
Она строго запретила сказывать о своем приезде и, узнав, что в новом доме, построенном уже несколько лет и
по какой-то странной причуде барина до сих пор не отделанном, есть одна жилая, особая комната, не занятая мастеровыми, в которой Михайла Максимович
занимался хозяйственными счетами, — отправилась туда, чтоб провесть остаток
ночи и поговорить на другой день поутру с своим уже не пьяным супругом.
И жители, точно, гуляют иногда
по бульвару над рекой, хотя уж и пригляделись к красотам волжских видов; вечером сидят на завалинках у ворот и
занимаются благочестивыми разговорами; но больше проводят время у себя дома,
занимаются хозяйством, кушают, спят, — спать ложатся очень рано, так что непривычному человеку трудно и выдержать такую сонную
ночь, какую они задают себе.
Василиса Перегриновна (оглядывается во все стороны и садится на скамейку у ног Уланбековой). Кончила я, благодетельница, вчера свою вечернюю молитву творцу небесному и пошла
по саду погулять, благочестивыми размышлениями на
ночь заняться.
Занимались не только днем, но и
по ночам.
С тоски начал учиться играть на скрипке, пилил
по ночам в магазине, смущая ночного сторожа и мышей. Музыку я любил и стал
заниматься ею с великим увлечением, но мой учитель, скрипач театрального оркестра, во время урока, — когда я вышел из магазина, — открыл не запертый мною ящик кассы, и, возвратясь, я застал его набивающим карманы свои деньгами. Увидав меня в дверях, он вытянул шею, подставил скучное бритое лицо и тихо сказал...
Нечего и говорить о том, как «травили» и «изводили» бедных мореплавателей товарищи. Каждый проходивший вечером около их кроватей считал своим долгом бросить
по адресу рыбаков несколько обидных слов, а рыбаки только молчали, глубоко сознавая свою вину перед обществом. Иногда кому-нибудь вдруг приходила в голову остроумная мысль —
заняться лечением рыбаков. Почему-то существовало убеждение, что от этой болезни очень хорошо помогает, если пациента высечь
ночью на пороге дверей сапожным голенищем.
— А какая нравственная сила! — продолжал он, все больше и больше озлобляясь на кого-то. — Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а стекло! Служил науке и умер от науки. А работал, как вол, день и
ночь, никто его не щадил, и молодой ученый, будущий профессор, должен был искать себе практику и
по ночам заниматься переводами, чтобы платить вот за эти… подлые тряпки!
— Убедительно прошу, чтобы этих сборищ, заговоров и конспиративных квартир у меня в доме больше не было! В свои дом я пускаю только тех, с кем я знаком, а эта вся ваша сволочь, если ей угодно
заниматься филантропией, пусть ищет себе другое место. Я не позволю, чтобы в моем доме
по ночам кричали ура от радости, что могут эксплоатировать такую психопатку, как вы!
Без сомнения, Загоскин писал свои комедии легко и скоро: это чувствуется
по их легкому содержанию и составу; иначе такая деятельность была бы изумительна, ибо в 1817 же году Загоскин вместе с г. Корсаковым издавал в Петербурге журнал «Северный Наблюдатель», который, кажется, выходил
по два раза в месяц, и в котором он принимал самое деятельное участие; а в последние полгода — что мне рассказывал сам Загоскин, — когда ответственный редактор, г. Корсаков,
по болезни или отсутствию не мог
заниматься журналом — он издавал его один, работая день и
ночь, и подписывая статьи разными буквами и псевдонимами.
— Нет! Ведь это так, шутка, что я фальшивками
занимался, меня за бродяжничество сажали и
по этапам гоняли. А раз я попал
по знакомству: познакомился в трактире с господином одним и пошел ночевать к нему. Господин хороший. Ночевал я у него
ночь, а на другую — пришли жандармы и взяли нас обоих! Он, оказалось, к политике был причастен.
А почему так? Потому — дело помню, стараюсь, не так, как другие — лежни али глупостями
занимаются. А я
ночи не сплю. Метель не метель — еду. Ну и дело делается. Они думают, так, шутя денежки наживают. Нет, ты потрудись да голову поломай. Вот так-то заночуй в поле да
ночи не спи. Как подушка от думы в головах ворочается, — размышлял он с гордостью. — Думают, что в люди выходят
по счастью. Вон Мироновы в миллионах теперь. А почему? Трудись. Бог и даст. Только бы дал бог здоровья».
По-прежнему он изредка летал на службу в губернское присутствие, но большею частью
занимался другим:
по ночам к нему приходил Николай-чудотворец, и они вместе облетали все столичные больницы и исцеляли больных.
«Сербия» — гостиница третьего разбора. Постоянные жильцы в ней редкость, и те — проститутки. Преобладают случайные пассажиры, приплывающие в город
по Днепру: мелкие арендаторы, евреи-комиссионеры, дальние мещане, богомольцы, а также сельские попы, которые наезжают в город с доносами или возвращаются домой после доноса.
Занимаются также номера в «Сербии» парочками из города на
ночь и на время.
— «Которые крестьяне сидят с огнем: Иван Прохоров, Савва Микифоров, Петр Петров. Солдатка Шустрова, вдова, живет в развратном беззаконии с Семеном Кисловым. Игнат Сверчок
занимается волшебством, и жена его Мавра есть ведьма,
по ночам ходит доить чужих коров».
— И хорошо сделал, что привез, — сказала Дарья Сергевна. — Анисья Терентьевна женщина немолодая, где ей читать все время без роздыха? Мы так уговаривались, что я стану с ней чередоваться. А вот Господь и послал помощника, ночью-то он почитает, а я
по хозяйству
займусь — много ведь дела-то, и то не знаю, Герасим Силыч, как управлюсь.
— Варенька, милая, дай ему каких-нибудь успокоительных капель!.. Это ты себе нервы расстроил. Говорила я тебе: не
занимайся так много. Сидишь
по ночам, вот и досиделся…
Жизнь для гостей текла привольная. Вставали поздно, купались. Потом пили чай и расходились
по саду
заниматься. На скамейках аллей, в беседках, на земле под кустами, везде сидели и читали, — в одиночку или вместе. После завтрака играли в крокет или в городки, слушали Катину игру на рояли. Вечером уходили гулять и возвращались поздно
ночью. Токарев чувствовал себя очень хорошо в молодой компании и наслаждался жизнью.
Та же публика наполняла
по ночам тот квартал, где парила и тогда самая бесконтрольная проституция, сортом еще пониже, чем те кокотки, которые в открытых буфетах Music-hall и в антракты, и во время спектакля
занимались своим промыслом.
Рольстон — хоть и очень занятой
по своей службе в Музее — не отказывался даже водить меня
по разным трущобам Лондона, куда не совсем безопасно проникать
ночью без полисмена. Он же подыскал мне одного впавшего в бедность магистра словесности (magistre artium,
по английской номенклатуре), который
занимался со мною
по литературному изучению английского стиля и поправлял мне мой слог, когда я писал мою первую статью на английском языке: «Нигилизм в России» (The Nihilism in Russia), о которой поговорю ниже.
С раннего утра в куцавейке, она
занималась домашним хозяйством, потом ездила
по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а
по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три-четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на
ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала.
Сашенька по-прежнему в лазарете, мало и вижу ее, и, конечно, все те же беспорядки в доме. Но и к этому привык, должно быть, почти уж и не замечаю, что ем. Мамаши как будто и в доме нет, перестал замечать и ее; да и тиха она, словно мышь. При общем невеселом настроении отвожу душу в занятиях с Лидочкой, сам с ней
занимаюсь и читаю сказки. Прекрасная она девочка, истинное дыхание Божие, и в самые темные
ночи наши теплится в доме, как лампадочка. Миленькая моя.