Неточные совпадения
А он сделал это очень просто: взял колею от своего деда и продолжил ее, как по линейке, до будущего своего внука, и был покоен, не подозревая, что варьяции Герца, мечты и рассказы матери, галерея и будуар в княжеском
замке обратят узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду его, ни
отцу, ни ему самому.
Что со мною?
Отец… Мазепа… казнь — с мольбою
Здесь, в этом
замке мать моя —
Нет, иль ума лишилась я,
Иль это грезы.
И тебе, дочь, спасибо, что доброго человека в
отцов дом привела!» Он ведь, дедушко-то, когда хотел, так хорошо говорил, это уж после, по глупости стал на
замок сердце-то запирать.
Она возвращается домой;
отец ругает и хочет запереть ее на
замок, чтоб света божьего не видела и его перед людьми не срамила; но ее решается взять за себя молодой купчик, который давно в нее влюблен и которого сама она любила до встречи с Вихоревым.
На четвертый день Марфа Андревна сама покинула свое заточение. В этот день люди увидели, что боярыня встала очень рано и прошла в сад в одном темненьком капоте и шелковом повойничке. Там, в саду, она пробыла одна-одинешенька около часу и вышла оттуда, заперши за собою на
замок ворота и опустив ключ в карман своего капота. К господскому обеду в этот день был приглашен
отец Алексей.
К прискорбью!
И матушка вот следует ему.
Ей нелюбо, что видеться дозволил
Вам двум
отец. Она бы под
замкомТебя держать хотела!
Несложная то повесть,
Царевна, будет: мой
отец, король,
Со мной простясь, услал меня ребенком
Из города в норвежский дальний
замокИ указал там жить — зачем? — не знаю.
С короной, с княжеским гербом
Воздвиглась новая гробница…
Отец в могиле, дочь в плену,
Скупой наследник в
замке правит
И тягостным ярмом бесславит
Опустошенную страну.
Как только они вошли, Федор Гаврилыч двери церковные на
замок и ключ кладет себе в карман, а Михайло Максимыч вынимает из кармана пистолет и прямо говорит: «Ну, говорит,
отец Александр, что вы желаете: сто рублей денег получить али вот этого?
Есть мне не хотелось. К тому же, в этом доме подавались сомнительного вкуса жареная баранина с застывшим жиром и пресные лаваши, которые не возбуждали аппетита: в доме моего приемного
отца я привыкла к вкусной и даже изысканной еде. Я не дотронулась до ужина, презрительно оттолкнув ногой поднос, и подошла к окну. Небо и горы слились в непроницаемой мгле. Где-то далеко-далеко слышался крик джейрана, а под самыми стенами
замка не умолкал Терек — кипящий, ревущий и мечущийся.
Третья сцена переносится опять в
замок Глостера. Глостер рассказывает Эдмунду о том, что французский король уже высадился с войском на берег и что он хочет помочь Лиру. Узнав это, Эдмунд решается обвинить своего
отца в измене, чтобы получить его наследство.
Сцену эту перебивает сцена опять в
замке Глостера, во время которой Эдмунд выдает своего
отца, и герцог обещает отомстить Глостеру.
Затем я объясняю моему слушателю, что мой муж офицер, что он уехал в Сибирь и ранее трех лет не вырвется оттуда, что мужа моего я называю «рыцарем Трумвилем», а он меня «Брундегильдой», что прежде жили мы в Царском Селе, в офицерском флигеле стрелкового батальона, что я свою квартиру называла «
замком», что, кроме мужа, у меня
отец и мачеха, которых я называю «Солнышко» и «мама-Нэлли», что именно у них я жила после отъезда мужа.
Бродя днем и ночью около черной избы, как страстный любовник около жилища своей любовницы, которую содержит строгий
отец или опекун за тридевять
замками, Андрюша думал иногда, что в отверстии одного из пузырных окон тюрьмы уловил взгляд милого, драгоценного узника.
Скорее деньги Иоганна фон Ферзена, чем еще только расцветшая красота его дочери Эммы за несколько лет до того времени, к которому относится наш рассказ, сильно затронули сердце соседа и приятеля ее
отца, рыцаря Эдуарда фон Доннершварца, владельца
замка Вальден, человека хотя и молодого еще, но с отталкивающими чертами опухшего от пьянства лица и торчащими в разные стороны рыжими щетинистыми усами.
Чтобы иметь среди прислуги фон Ферзена своего человека, он пристроил одного из своих рейтаров, Гримма, в привратники в
замок, обещав ему хорошую награду, если при его содействии брак его с Эммой фон Ферзен состоится, будь это с согласия
отца, или насильственным похищением.
Скорее деньги Иоганна фон-Ферзен, чем еще только расцветшая красота его дочери Эммы за несколько лет до того времени, к которому относится наш рассказ, сильно затронули сердце соседа и приятеля ее
отца, рыцаря Эдуарда фон-Доннершварца, владельца
замка Вальден, человека хотя и молодого еще, но с отталкивающими чертами опухшего от пьянства лица и торчащими в разные стороны рыжими щетинистыми усами.
Чтобы иметь среди прислуги фон-Ферзена своего человека, он пристроил одного из своих рейтаров, Гримма, в привратники в
замок, обещав ему хорошую награду, если при его содействии брак его с Эммой фон-Ферзен состоится, будь это с согласия
отца или насильственным увозом.
И не на одного
отца своего производила Эмма фон-Ферзен такое чарующее впечатление; вся прислуга
замка, все рейтары ее
отца боготворили ее, их угрюмые, суровые лица расплывались при встрече с нею в довольную улыбку, ее ласковый взгляд был для всех их дороже неприятельской богатой добычи.
И не на одного
отца своего производила Эмма фон Ферзен такое чарующее впечатление; вся прислуга
замка, все рейтары ее
отца боготворили ее, их угрюмые суровые лица расплывались при встрече с ней в довольную улыбку, ее ласковый взгляд был для всех их дороже неприятельской богатой добычи.
Мы узнали, что Антон — сын баронессы Эренштейн. Скажем еще более:
отец его жив, богат, знатен, занимает важную должность при императоре Фридерике III; но в
замке богемском знают эту тайну баронесса да старый Ян, никто более. Прочие жители башни, сам Антон почитают его умершим. Но для чего это? Зачем, в каком звании ехал молодой Эренштейн на Русь?
Он состоял на службе еще у
отца Эдуарда, но далеко не жаловал сына — этого пьяницу и обжору, как, конечно за глаза, он честил бывшего своего господина, а потому с удовольствием перешел на службу в
замок Гельмст, где все дышало довольством и богатством, тогда как в
замке Вальден приходилось часто класть зубы на полку вместе с своим господином с той разницей, что последний раньше уже пристроился к хлебосолу фон-Ферзену.
— Папахен! Она умчала его, — воскликнула она, бросаясь на шею
отца, — а кругом
замка ров с водою, мост не поднят. Бедный Гритлих.
— Папахен! Она умчала его, — воскликнула она, бросаясь на шею
отца, — а кругом
замка ров с водой, мост не поднят. Бедный Гритлих!
Он состоял на службе еще у
отца Эдуарда, но далеко не жаловал сына — этого пьяницу и обжору, как, конечно, за глаза, он честил бывшего своего господина, а потому с удовольствием перешел на службу в
замок Гельмст, где все дышало довольством и богатством, тогда как в
замке Вальден приходилось часто класть зубы на полку вместе со своим господином, с той разницей, что последний раньше уже пристроился к хлебосолу фон Ферзен.
Напоминаем, что политический момент был крайне острый, а в частной судьбе
отца Кирилла наступал «последний день его красы». Приказный Пафнутиева монастыря Заломавин был человек крутой и
отцу Кириллу не мирволил; он запер его с ломтем хлеба и кружкою воды в особливую келью и держал на
замке. Так, вероятно, он хотел его проморить до пострига в монахи. Кирилле оставалось только лить слезы и петь «жалостные калязинские спевы», сложенные подобными ему жертвами «подневольного пострижения...
Пышные белокурые волосы последней шотландской королевы, мгновенно поседевшие в короткое время, когда «джентельмены делали ее туалет» и укладывали страдалицу на плаху в большой зале Фодрайнгенского
замка, не могли быть страшнее этого пота, которым потел этот
отец, бившийся из-за спасения своего ребенка.