Неточные совпадения
О, я готов был идти вот с этой незнакомкой Шурой
под руку целую жизнь и чувствовал, как сердце
замирает в груди от наплыва неизведанного чувства.
А ему плакать захотелось
под ее шепот, сердце его
замирало в сладкой истоме; крепко прижавшись головой к ее груди, он стиснул ее
руками, говоря какие-то невнятные, себе самому неведомые слова…
Он быстро стал протирать глаза — мокрый песок и грязь были
под его пальцами, а на его голову, плечи, щёки сыпались удары. Но удары — не боль, а что-то другое будили в нём, и, закрывая голову
руками, он делал это скорее машинально, чем сознательно. Он слышал злые рыдания… Наконец, опрокинутый сильным ударим в грудь, он упал на спину. Его не били больше. Раздался шорох кустов и
замер…
Цирельман поднял кверху
руки, отчего рукава лапсердака сползли вниз и обнажили худые, костлявые, красные кисти, закинул назад голову и возвел глаза к закопченному потолку. Из груди его вылетел сиплый, но высокий и дрожащий звук, который долго и жалобно вибрировал
под низкими сводами, и когда он, постепенно слабея,
замер, то слышно было, как в погребе быстро затихали, подобно убегающей волне, последние разговоры. И тотчас же в сыром, тяжелом воздухе наступила чуткая тишина.
Сильные величавые звуки органа
под железной мужской
рукой вдруг сменялись нежной флейтой как бы
под прелестными женскими устами и наконец
замирали…» Тссс…
Ночь была бесконечно длинна. Роженица уж перестала сдерживаться; она стонала на всю палату, всхлипывая, дрожа и заламывая пальцы; стоны отдавались в коридоре и
замирали где-то далеко
под сводами. После одного особенно сильного приступа потуг больная схватила ассистента за
руку; бледная, с измученным лицом, она смотрела на него жалким, умоляющим взглядом.
Раньше он мне мало нравился. Чувствовался безмерно деспотичный человек, сектант, с головою утонувший в фракционных кляузах. Но в те дни он вырос вдруг в могучего трибуна. Душа толпы была в его
руках, как буйный конь
под лихим наездником. Поднимется на ящик, махнет карандашом, — и бушующее митинговое море
замирает, и мертвая тишина. Брови сдвинуты, глаза горят, как угли, и гремит властная речь.
Счастливец! он тонет с нею во мгле тумана; он страстно сжимает ее
руку в своей, он лобызает эту
руку. Разговор их — какой-то лепет по складам, набор сладких эпитетов и имен, бессмыслица, красноречивая для одних любовников. Не обошлось без вопроса, общего места влюбленных: любишь ли ты меня? Мариорица не отвечала, но Артемий Петрович почувствовал, что
руку его крепко, нежно прижали к атласу раз, еще раз, что
под этим атласом сердце то шибко билось, то
замирало.
Федор Дмитриевич скомкал письмо и бросил его в корзину, стоявшую
под письменным столом, за которым он сидел, а сам, обхватив свою голову обеими
руками, облокотился на стол и как бы
замер.
Вдруг откуда-то раздается сторожевой крик. Кажется, это вестовой голос, что наступает конец мира. Все следом его молкнет, всякое движение
замирает, пульс не бьется, будто жизнь задохнулась в один миг
под стопою гневного бога. Весы, аршины, ноги,
руки, рты остановились в том самом положении, в каком застал их этот возглас. Один слух, напряженный до возможного, заменил все чувства; он один обнаруживает в этих людях присутствие жизни: все прислушивается…
Павел крался, подползая к Чурчиле как червь; нож его блеснул во мраке, взвился с
рукою над головой жениха его сестры и уже готов был опуститься прямо над горлом несчастного, как вдруг Чурчила,
под влиянием тяжелых сновидений, приподнялся и попал бы прямо на нож, если бы убийца не испугался и угрожающая
рука его не
замерла на полувзмахе.
Гориславская (чрезвычайно встревоженная, со страхом оглядывается; ее ведет
под руку Павел Флегонтыч и несет узелок). Сердце ужасно
замирает. Земля горит подо мною. (Слышен из-за ворот голос Сергея Петровича: «Проклятие!») Боже!.. Как будто знакомый голос!
Павел крался, подползая к Чурчиле как червь; нож его блеснул во мраке, взвился с
рукою над головой жениха его сестры и уже готов был опуститься прямо над горлом несчастного, как вдруг Чурчило,
под влиянием тяжелых сновидений, приподнялся и попал бы прямо на нож, если бы убийца не испугался и угрожающая
рука его не
замерла на полувзмахе.
Пизонский
замер при этих словах, со страхом ожидая, что на них ответит «братец», но братец только замотал своей
рукой, головой и отвечал голове: это нельзя, этого, Борис Дмитрич, никак невозможно; за это сейчас
под суд меня могут отдать.
Проклиная свою смелость,
замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан
под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей-то знакомый голос окликнул его и чья-то
рука остановила его.