Неточные совпадения
— Запрягают — это верно! — подтверждает Степан, — еще намеднись я слышал, как
мать Алемпию приказывала: «В пятницу, говорит, вечером у престольного праздника в Лыкове будем, а по дороге
к Боровковым обедать
заедем».
Дмитрий отсоветовал мне ехать утром с визитом
к своей
матери, а
заехал за мной после обеда, чтоб увезти на весь вечер, и даже ночевать, на дачу, где жило его семейство.
В этом доме брат моей
матери никогда не принимал ни одного человека, равного ему по общественному положению и образованию; а если кто
к нему по незнанию
заезжал, то он отбояривал гостей так, что они вперед сюда уже не заглядывали.
— Я, — говорит, — тебе, дураку, счастья хочу, а ты нос воротишь. Теперь ты один, как медведь в берлоге, и
заехать к тебе не весело… Сыпьте ж ему, дураку, пока не скажет: довольно!.. А ты, Опанас, ступай себе
к чертовой
матери. Тебя, говорит,
к обеду не звали, так сам за стол не садись, а то видишь, какое Роману угощенье? Тебе как бы того же не было.
— А потому
заезжайте к ней, хоть завтра, что ли, и скажите ей, что я не сужу нисколько ее поступков; но за всю мою любовь
к ней я прошу у ней одной милости — отдать мне ребенка нашего. Я даю ей клятву, что сделаю его счастливым: я ему дам самое серьезное, самое тщательное воспитание. Княгиня, как вы знаете, очень добра и вполне заменит ему
мать; наконец, мы сделаем его наследником всего нашего состояния!
Плакал, кажется, и весь дом, по крайней мере Константин, нашивавший в лакейской на новую шинель галуны, заливался слезами и беспрестанно сморкался, приговаривая: «Эк их пустилось!» Венчание было назначено в четыре часа, потом молодые должны были прямо проехать
к Кураеву и прожить там целую неделю;
к старухе же,
матери Павла,
заехать на другой день.
На другой день, в одиннадцатом часу утра, секундант Кистера, старый, заслуженный майор,
заехал за ним. Добрый старик ворчал и кусал свои седые усы, сулил всякую пакость Авдею Ивановичу… Подали коляску. Кистер вручил майору два письма: одно
к матери, другое
к Маше.
Я
заехал к ней, чтобы передать ей малоуспешность своей поездки и сообщить новое мое предположение насчет дальнейшей ее участи, но не застал ее дома: она была у
матери, которая присылала за ней.
Корней рассказал
матери, по какому делу
заехал, и, вспомнив про Кузьму, пошел вынести ему деньги. Только он отворил дверь в сени, как прямо перед собой он увидал у двери на двор Марфу и Евстигнея. Они близко стояли друг от друга, и она говорила что-то. Увидав Корнея, Евстигней шмыгнул во двор, а Марфа подошла
к самовару, поправляя гудевшую над ним трубу.
«Надо быть, не русский, — подумал Алексей. — Вот, подумаешь, совсем чужой человек
к нам
заехал, а матушка русска земля до усов его кормит… А кровному своему ни места, ни дела!.. Ишь, каково спесиво на людей он посматривает… Ишь, как перед нехристем народ шапки-то ломит!.. Эх ты, Русь православная! Заморянину — родная
мать, своим детушкам — злая мачеха!..»
Решаясь
заехать в родную деревню,
к отцу-матери на побывку, так думал Герасим в своей гордыне: «Отец теперь разжился, и все же нет у него таких капиталов, какие мне нажить довелось в эти пятнадцать годов…
Зиновий Алексеич и Татьяна Андревна свято хранили заветы прадедов и, заботясь о Меркулове, забывали дальность свойства: из роду, из племени не выкинешь, говорил они,
к тому ж Микитушка сиротинка — ни отца нет, ни
матери, ни брата, ни сестры;
к тому ж человек он
заезжий — как же не обласкать его, как не приголубить, как не при́зреть в теплом, родном, семейном кружке?
Величаво, спокойно и без малейшего смущения простилась
мать Филагрия с
заезжим саратовцем, не раз бывшим свидетелем затейных проказ ее. Стояла она пред ним, ровно совсем другой человек, чем полгода тому назад, когда они собирали
к венцу Василья Борисыча.
Серьезная
мать моя чрезвычайно оживилась и много смеялась; но лукавый дернул Пенькновского вспомнить про извозчика Кириллу и рассказать, как он
заезжал к Ивану Ивановичу Елкину и как королевецкое «начальство» отпороло его на большой дороге нагайкою.