Неточные совпадения
—
Доктор! решительно нам нельзя разговаривать: мы читаем в
душе друг друга.
— Хотите ли,
доктор, — отвечал я ему, — чтоб я раскрыл вам мою
душу?..
Она жила в полусне обеспеченности, предусматривающей всякое желание заурядной
души, поэтому ей не оставалось ничего делать, как советоваться с портнихами,
доктором и дворецким.
«Да, темная
душа», — повторил Самгин, глядя на голую почти до плеча руку женщины. Неутомимая в работе, она очень завидовала успехам эсеров среди ремесленников, приказчиков, мелких служащих, и в этой ее зависти Самгин видел что-то детское. Вот она говорит
доктору, который, следя за карандашом ее, окружил себя густейшим облаком дыма...
— Отчего же после? Ведь
доктор велел? Ты сбрось с себя прежде жир, тяжесть тела, тогда отлетит и сон
души. Нужна и телесная и душевная гимнастика.
Он будет жить, действовать, благословлять жизнь ее. Возвратить человека к жизни — сколько славы
доктору, когда он спасет безнадежного больного! А спасти нравственно погибающий ум,
душу?..
Он пришел в столовую. Тетушки нарядные,
доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но в
душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она входила в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над собой, чтобы не смотреть на нее.
— Как вы нашли
доктора? — спрашивала Надежда Васильевна, когда
доктор уехал. — Он произвел на вас неприятное впечатление своей вежливостью и улыбками? Уж это его неисправимый недостаток, а во всем остальном это замечательный, единственный человек. Вы полюбите его всей
душой, когда узнаете поближе. Я не хочу захваливать его вперед, чтобы не испортить вашего впечатления…
Зося хотя и не отказывалась давать советы Альфонсу Богданычу, но у нее на
душе совсем было не то. Она редко выходила из своей комнаты и была необыкновенно задумчива. Такую перемену в характере Зоси раньше всех заметил, конечно,
доктор, который не переставал осторожно наблюдать свою бывшую ученицу изо дня в день.
Доктора убивала мысль, что болезнь Зоси обязана своим происхождением не разбитому чувству любящей женской
души, а явилась вследствие болезненного самолюбия.
А
докторам не верьте, я в полном уме, только
душе моей тяжело.
— Какие у нас удовольствия, господин
доктор! — уныло отвечал Ефим Андреич, удрученный до глубины
души. — Всего и развлечения, что по ягоды девушки сходят или праздничным делом песенку споют…
Вася тоже приходил по вечерам, скромно усаживался куда-нибудь в уголок и больше молчал, подавленный своею необразованностью, — он от всей
души завидовал
доктору, который вот так свободно может говорить с Нюрочкой обо всем, точно сам родился и вырос в Ключевском.
— Необходимо их разъединить, — посоветовал
доктор Ефиму Андреичу, которого принимал за родственника. — Она еще молода и нервничает, но все-таки лучше изолировать ее… Главное, обратите внимание на развлечения. Кажется, она слишком много читала для своих лет и, может быть, пережила что-нибудь такое, что действует потрясающим образом на
душу. Пусть развлекается чем-нибудь… маленькие удовольствия…
В этих ночных беседах ни она, ни он никогда не говорили о своем будущем, но незаметно для них самих самым тщательным образом рассказали друг другу свое прошедшее. Перед Розановым все более и более раскрывалась нежная
душа Полиньки, а в Полиньке укреплялось сожаление к
доктору.
«Матушка Софья Николавна, — не один раз говорила, как я сам слышал, преданная ей
душою дальняя родственница Чепрунова, — перестань ты мучить свое дитя; ведь уж и
доктора и священник сказали тебе, что он не жилец.
Злоба в
душе героя моего между тем все еще продолжалась, и он решился перенесть ее на
доктора.
С самой искренней досадой в
душе герой мой возвратился опять в кабинет и там увидел, что
доктор не только не спал, но даже сидел на своей постели.
Каждый день, по вечерам, когда мы все собирались вместе (Маслобоев тоже приходил почти каждый вечер), приезжал иногда и старик
доктор, привязавшийся всею
душою к Ихменевым; вывозили и Нелли в ее кресле к нам за круглый стол.
И в
доктора поступал, и в учителя отечественной словесности готовился, и об Гоголе статью написал, и в золотопромышленники хотел, и жениться собирался — жива-душа калачика хочет, и онасогласилась, хотя в доме такая благодать, что нечем кошки из избы было выманить.
Да и один ли становой! один ли исправник! Вон Дерунов и партикулярный человек, которому ничего ни от кого не поручено, а попробуй поговори-ка с ним по
душе! Ничего-то он в психологии не смыслит, а ежели нужно, право, не хуже любого
доктора философии всю твою
душу по ниточке разберет!
— Да что же я чувствую? — сказал я, а сам в
душе сознавал, что
доктор прав.
— Эх, молодой человек, молодой человек, — продолжал
доктор с таким выражением, как будто в этих двух словах заключалось что-то для меня весьма обидное, — где вам хитрить, ведь у вас еще, слава богу, что на
душе, то и на лице. А впрочем, что толковать? я бы и сам сюда не ходил, если б (
доктор стиснул зубы)… если б я не был такой же чудак. Только вот чему я удивляюсь: как вы, с вашим умом, не видите, что делается вокруг вас?
— А
доктор? Это милый молодой человек, которого я полюбил от
души…
На
душе у
доктора лежало камнем одно обстоятельство, которое являлось тучкой на его небе, — это проклятый заговор, в котором он участвовал.
Он думал также о священниках,
докторах, педагогах, адвокатах и судьях — обо всех этих людях, которым по роду их занятий приходится постоянно соприкасаться с
душами, мыслями и страданиями других людей.
"И за всем тем
доктор предрагоценный человек. Выпить ли, сыграть ли в"любишь не любишь" — на все это он именно
душа. Особливо как на ту пору подойдет рекрутский набор.
— При рекрутских наборах я тоже бывал печальным свидетелем, как эта, и без того тяжелая обязанность наших низших классов, составляет сенокос, праздник для волостных голов, окружных начальников, рекрутских присутствий и
докторов в особенности! — сказал губернатор и, как все заметили, прямо при этом посмотрел на кривошейку инспектора врачебной управы, который в свою очередь как-то весь съежился, сознавая сам в
душе, что при наборах касательно интереса он действительно был не человек, а дьявол.
Лечивший ее
доктор положительно опасался за ее умственные способности; ко всему этому толстый Четвериков выкинул такую штуку, в которой выразилась вся его торговая
душа.
Против такого аргумента Егор Егорыч, без сомнения, ничего не мог возразить.
Доктор же, сидевший с потупленною головой, в
душе наслаждался умом своей gnadige Frau.
— Да против меня-то она не может схитрить! — возразил Сверстов. — Я все-таки
доктор и знаю
душу и архей женщин.
Мой дом, место
доктора при больнице, с полным содержанием от меня Вам и Вашей супруге, с платою Вам тысячи рублей жалованья в год с того момента, как я сел за сие письмо, готовы к Вашим услугам, и ежели Вы называете меня Вашим солнцем, так и я Вас именую взаимно тем же оживляющим светилом, на подвиге которого будет стоять, при личном моем свидании с Вами, осветить и умиротворить мою бедствующую и грешную
душу.
Gnadige Frau больше всего поразили глаза Андреюшки — ясные, голубые, не имеющие в себе ни малейшего оттенка помешательства, напротив, очень умные и как бы в
душу вам проникающие; а
доктор глядел все на цепь; ему очень хотелось посмотреть под мышки Андреюшке, чтобы удостовериться, существуют ли на них если не раны, то, по крайней мере, мозоли от тридцатилетнего прикосновения к ним постороннего твердого тела.
Он, по отзывам господина Марфина и моего теперешнего мужа
доктора Сверстова, рыцарь по смелости и честности и неофит, готовый принять в свою
душу все прекрасное.
— А я на что похож? Не-ет, началась расслойка людям, и теперь у каждого должен быть свой разбег. Вот я, в городе Вологде, в сумасшедшем доме служил, так
доктор — умнейший господин! — сказывал мне: всё больше год от году сходит людей с ума. Это значит — начали думать! Это с непривычки сходят с ума, — не привыкши кульё на пристанях носить, обязательно надорвёшься и грыжу получишь, как вот я, — так и тут — надрывается
душа с непривычки думать!
Когда же пришло третье извещение, что невестка вышла из близкой опасности, но что очень больна, что
доктора не могут ей помочь и отправляют ее на кумыс, Степан Михайлович весьма прогневался на
докторов, говоря, что они людоморы, ничего не смыслят и поганят
душу человеческую бусурманским питьем.
Бобров ходил взад и вперед по комнате, щелкал хлыстом по голенищам высоких сапог и рассеянно слушал
доктора. Горечь, осевшая ему на
душу еще у Зиненок, до сих пор не могла успокоиться.
У
доктора стало легче на
душе, но он уже был не в силах остановиться и продолжал...
Раз я слышал, как она за дверью шепталась с моим
доктором, и потом вошла ко мне с заплаканными глазами, — это плохой знак, — но я был растроган, и у меня стало на
душе необыкновенно легко.
Послали скорее за
доктором, а только он его ждать не захотел и к другому утру кончился, и кончился-с так, как бы и всякий ему позавидовал: на собственных на княгининых ручках богу
душу отдал.
Маня всею
душою привязалась к
доктору N.
— Уж я не знаю, как быть, — начала Раиса. —
Доктор рецепт прописал, надо в аптеку сходить; а тут наш мужичок (у Латкина оставалась одна крепостная
душа) дровец из деревни привез да гуся. А дворник отнимает: вы мне, говорит, задолжали.
— Ах, Саша, Саша… — каким-то ребячьим шепотом заговорил Гаврило Степаныч, а на впалых щеках так и заиграл яркий румянец. — Разве
доктор был у меня на
душе? А если я не могу видеть этой мерзости, этих разбойников… Мне легче будет, если я выскажусь…
Огуревна. Нет, как можно, не в пример тише стал. Да
доктор говорит, чтоб не сердился, а то вторительный удар ошибет, так и жив не будет. Он теперь совсем на Веру Филипповну расположился, так уж и не наглядится; все-то смотрит на нее, да крестит, да шепчет ей: «Молись за меня, устрой мою
душу, раздавай милостыню, не жалей!» А уж такая ль она женщина, чтоб пожалела!
В Бердичеве были слухи, будто бы объявился такой
доктор, который брал сто рублей за «прецепт», от которого «кишки наружу выходили, а
душа в теле сидела».
А для Ольги Михайловны было уже решительно всё равно. В голове у нее стоял туман от хлороформа, на
душе было пусто… То тупое равнодушие к жизни, какое было у нее, когда два
доктора делали ей операцию, всё еще не покидало ее.
— Конечно, и мне попало, — откровенно сознавался он
доктору Шевыреву. — Один, это, здоровенный черт взял бревно и сейчас, это, мне под ноги, а потом навалился на меня и давай
душить. Ну, я ему сейчас, это, и показал, где раки зимуют! Обещали нынче опять прийти. Если ночью шум услышите, так не пугайтесь, а посмотреть приходите: интересно!
На туалетном столике
доктора Шевырева она давно открыла флакон с теми духами, осторожно
надушила свой платок, берегла его, как драгоценность, и упивалась его запахом, как пьяница запахом вина.
Прилив дикой удали, страстного желания всё опрокинуть, вырваться из гнетущей
душу путаницы горячей волной охватил Гришку. Ему показалось, что вот сейчас он сделает что-то необыкновенное и сразу разрешит свою тёмную
душу от пут, связавших её. Он вздрогнул, почувствовал приятный холодок в сердце и, с какой-то кошачьей ужимкой повернувшись к
доктору, сказал ему...
— Так. Пре-красно. Продолжайте, молодой человек, в том же духе, — произнес Завалишин, язвительно кривя губы. — Чудесные полемические приемы,
доктор, не правда ли? Воскресенский и сам чувствовал в
душе, что он говорит неясно, грубо и сбивчиво. Но он уже не мог остановиться. В голове у него было странное ощущение пустоты и холода, но зато ноги и руки стали тяжелыми и вялыми, а сердце упало куда-то глубоко вниз и там трепетало и рвалось от частых ударов.