Неточные совпадения
— Сам ли ты зловредную оную
книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты с тем вором знакомство свел? и от него ли ту книжицу получил? и ежели от него, то зачем, кому следует, о том не объявил, но,
забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так начал Грустилов свой допрос Линкину.
И он продолжал заниматься с Гришей уже не по-своему, а по
книге, а потому неохотно и часто
забывая время урока.
Он посвятил всего себя на служение этому великому делу и
забыл думать о своей
книге.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор Бога
забыл, и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал
книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Татьяна с ключницей простилась
За воротами. Через день
Уж утром рано вновь явилась
Она в оставленную сень,
И в молчаливом кабинете,
Забыв на время всё на свете,
Осталась наконец одна,
И долго плакала она.
Потом за
книги принялася.
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся мир иной.
— А помните: вы меня уверяли, что
книга не может заменить… я
забыла, как вы выразились, но вы знаете, что я хочу сказать… помните?
«Вот об этих русских женщинах Некрасов
забыл написать. И никто не написал, как значительна их роль в деле воспитания русской души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем
книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
— Постойте — я
забыл в ресторане интересную
книгу и перчатки, — пробормотал Тагильский, щупая карманы и глядя на ноги, точно он перчатки носил на ногах. — Воротимтесь? — предложил он. — Это недалеко. Выпьем бутылку вина, побеседуем, а?
Но иногда рыжий пугал его:
забывая о присутствии ученика, он говорил так много, долго и непонятно, что Климу нужно было кашлянуть, ударить каблуком в пол, уронить
книгу и этим напомнить учителю о себе. Однако и шум не всегда будил Томилина, он продолжал говорить, лицо его каменело, глаза напряженно выкатывались, и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена доктора...
Я во что-нибудь ценю, когда от меня у вас заблестят глаза, когда вы отыскиваете меня, карабкаясь на холмы,
забываете лень и спешите для меня по жаре в город за букетом, за
книгой; когда вижу, что я заставляю вас улыбаться, желать жизни…
Она долго глядит на эту жизнь, и, кажется, понимает ее, и нехотя отходит от окна,
забыв опустить занавес. Она берет
книгу, развертывает страницу и опять погружается в мысль о том, как живут другие.
— Я бы не смел останавливать вас, — заметил он, — но один врач — он живет в Дюссельдорфе, что близ Рейна… я
забыл его фамилию — теперь я читаю его
книгу и, если угодно, могу доставить вам… Он предлагает отменные гигиенические правила… Он советует…
Она спрятала
книгу в шкаф и села против него, сложив руки на груди и рассеянно глядя по сторонам, иногда взглядывая в окно, и, казалось,
забывала, что он тут. Только когда он будил ее внимание вопросом, она обращала на него простой взгляд.
Так было до воскресенья. А в воскресенье Райский поехал домой, нашел в шкафе «Освобожденный Иерусалим» в переводе Москотильникова, и
забыл об угрозе, и не тронулся с дивана, наскоро пообедал, опять лег читать до темноты. А в понедельник утром унес
книгу в училище и тайком, торопливо и с жадностью, дочитывал и, дочитавши, недели две рассказывал читанное то тому, то другому.
— В лодке у Ивана Матвеича оставил, все из-за того сазана! Он у меня трепетался в руках — я
книгу и ноты
забыл… Я побегу сейчас — может быть, он еще на речке сидит — и принесу…
Если еще при попутном ветре, так это значит мчаться во весь дух на лихой тройке, не переменяя лошадей!» Внизу, за обедом, потом за чашкой кофе и сигарой, а там за
книгой, и
забыли про океан… да не то что про океан, а
забыли и о фрегате.
— Вы всей Москве должны!.. В ваших
книгах обо всей Москве написали и ни слова не сказали о банях. А ведь Москва без бань — не Москва! А вы Москву знаете, и грех вам не написать о нас, старых москвичах. Вот мы и просим вас не
забыть бань.
В один вечер мать захлопоталась и
забыла прислать за мною. Остаться ночевать в пансионе мне не хотелось. Было страшно уходить одному, но вместе что-то манило. Я решился и, связав
книги, пошел из дортуара, где ученики уже ложились.
Особенно он увлекался чтением. Часто его можно было видеть где-нибудь на диване или на кровати в самой неизящной позе: на четвереньках, упершись на локтях, с глазами, устремленными в
книгу. Рядом на стуле стоял стакан воды и кусок хлеба, густо посыпанный солью. Так он проводил целые дни,
забывая об обеде и чае, а о гимназических уроках и подавно.
И он и Ершов не могли осенью 1841 г.
забыть, что в майской
книге «Современника» за тот же год были напечатаны два посвященные Пущину стихотворения Пушкина: «Современник» получался декабристами в разных местах сибирского поселения.
Сегодня получил, милый друг Машенька, твой листок от 26-го числа и тотчас с упреком совести бросился справляться] с записной
книгой: вышло, что писал тебе в последний раз 11 мая — кажется, не может быть, чтоб я так долго молчал с тобой: или ты мне не отвечала на тогдашнее письмо, или я
забыл отметить в своей книжке.
«Нет, — решила она, — это случайность; она все такая же и любит меня…» «А странно, — размышляла Женни далее — разве можно
забыть человека для
книги?
Я не
забыл своего ящичка с камешками, а также своих
книг и все это разложил в углу на столике.
Он чувствовал, что простая вежливость заставляла его спросить дядю о Мари, но у него как-то язык на это не поворачивался. Мысль, что она не вышла замуж, все еще не оставляла его, и он отыскивал глазами в комнате какие-нибудь следы ее присутствия, хоть какую-нибудь спицу от вязанья, костяной ножик, которым она разрезывала
книги и который обыкновенно
забывала в комнате дяди, — но ничего этого не было видно.
Стоя у стола, я машинально развернул вчерашние
книги, взятые мною для компиляции, и мало-помалу завлекся чтением. Со мной это часто случается: подойду, разверну
книгу на минутку справиться и зачитаюсь так, что
забуду все.
И вот
книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан
забывает сметать с них пыль, газеты с неразорванными бандеролями валяются под письменным столом, журнал больше не высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с полковой дамой, с которой вместе обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет в штосс и все чаще и чаще тяготится и службой, и товарищами, и собственной жизнью.
Впрочем, я с тайною радостию и с гордым удовольствием видела, что он из-за меня
забывал свои несносные
книги.
Распространение газеты зависело от энергии участкового пристава и характера участка, которым пристав этот ведал. Так, в Арбатской и Пречистенской частях этой газеты и не увидишь, хотя каждый домовладелец обязан был на нее подписываться. Эти два участка были населены дворянством, которое гнало полицейских, приходивших с подписной
книгой на газету. Зато в некоторых более подходящих участках были приставы, ревностно заботившиеся о доходах газеты, причем, конечно, не
забывали и о своем кармане.
Вот я о чем жалел, когда выехал на холеру, —
забыл у них свой кодак, засунув его в
книги, и получил его почтой в Москву вместе с чудным окороком и гусиными копчеными полотками.
Я объяснил ей, как умел, что жить очень трудно и скучно, а читая
книги,
забываешь об этом.
— Значит — вам еще рано читать такие вещи! Но — не
забывайте об этой
книге…
Он дал Прачкину денег и
забыл о нём, но Люба Матушкина, точно бабочка, мелькала в глазах у него всё чаще, улыбаясь ему, ласково кивая головой, протягивая длинные хрупкие пальцы руки, и всё это беспокоило его, будя ненужные мысли о ней. Однажды она попросила у него
книг, он подумал, неохотно дал ей, и с той поры между ними установились неопределённые и смешные отношения: она смотрела на него весёлыми глазами, как бы чего-то ожидая от него, а его это сердило, и он ворчал...
«Максим денно и нощно читает Марковы
книги, даже похудел и к делу своему невнимателен стал, вчера
забыл трубу закрыть, и ночью мы с Марком дрожью дрожали от холода. Бог с ним, конечно, лишь бы учился в помощь правде. А я читать не в силе; слушаю всё, слушаю, растёт душа и обнять всё предлагаемое ей не может. Опоздал, видно, ты, Матвей, к разуму приблизиться».
У нее был небольшой жар — незначительная простуда. Я расстался под живым впечатлением ее личности; впечатлением неприкосновенности и приветливости. В Сан-Риоле я встретил Товаля, зашедшего ко мне; увидев мое имя в
книге гостиницы, он, узнав, что я тот самый доктор Филатр, немедленно сообщил все о вас. Нужно ли говорить, что я тотчас собрался и поехал, бросив дела колонии? Совершенно верно. Я стал
забывать. Биче Каваз просила меня, если я вас встречу, передать вам ее письмо.
Остаток вечера я просидел за
книгой, уступая время от времени нашествию мыслей, после чего
забывал, что читаю. Я заснул поздно. Эта первая ночь на судне прошла хорошо. Изредка просыпаясь, чтобы повернуться на другой бок или поправить подушки, я чувствовал едва заметное покачивание своего жилища и засыпал опять, думая о чужом, новом, неясном.
Через год в городе уже совершенно
забыли про Ивана Дмитрича, и
книги его, сваленные хозяйкой в сани под навесом, были растасканы мальчишками.
Но скорее всего, даже"рассмотрения"никакого мы с вами не дождемся.
Забыли об нас, мой друг, просто
забыли — и все тут. А ежели не
забыли, то, не истребовав объяснения, простили. Или же (тоже не истребовав объяснения) записали в
книгу живота и при сем имеют в виду… Вот в скольких смыслах может быть обеспечено наше будущее существование. Не скрою от вас, что из них самый невыгодный смысл — третий. Но ведь как хотите, а мы его заслужили.
Суровый голос чернобородого купца мешается с просьбой Маши, древние слова из еретической
книги Якова впутываются в речь начётчика. Всё качается, колеблется и тянет куда-то книзу. Уснуть скорее,
забыть всё это. Он уснул…
— Читай ещё… — Двигая усами, старик спрятал
книгу в карман. —
Книга для детей, для чистых сердцем… Он ворчал ласково, Евсею хотелось ещё спрашивать его о чём-то, но вопросы не складывались, а старик закурил папиросу, окутался дымом и, должно быть,
забыл о собеседнике. Климков осторожно отошёл прочь, его тяготение к Дудке усилилось, и он подумал...
Князь же, собственно, ездил в Петербург с совершенно другими целями; впечатлительный и памятливый по натуре, он все явления жизни, все мысли из
книг воспринимал довольно живо и, раз что усвоив, никогда уже не
забывал того вполне.
Под старость, до которой Крылушкин дожил в этом же самом домике, леча больных, пересушивая свои травы и читая духовные
книги, его совсем
забыли попрекать женою, и был для всех он просто: «Сила Иваныч Крылушкин», без всякого прошлого. Все ему кланялись, в лавках ему подавали стул, все верили, что он «святой человек, божий».
Артамонов остановился, обернулся; Илья, протянув руку, указывал
книгой на кресты в сером небе. Песок захрустел под ногами отца, Артамонов вспомнил, что за несколько минут пред этим он уже слышал что-то обидное о фабрике и кладбище. Ему хотелось скрыть свою обмолвку, нужно, чтоб сын
забыл о ней, и, по-медвежьи, быстро идя на него, размахивая палкой, стремясь испугать, Артамонов старший крикнул...
Только впоследствии, постигнув утешение, доставляемое чтением в одиночестве, я умел запасаться
книгою, над половиною страницы которой обыкновенно засыпал, никогда не
забывая в минуту последней искры самосознания задуть свечу; но во времена студенчества я еще не возил с собою
книг и, чтобы хотя на миг разогнать невыносимую скуку, читал на табачном картузе: «Лучший американский табак Василия Жукова; можно получать на Фонтанке, в собственном доме», и через минуту снова: «Лучший американский табак» и т. д.
Я
забыл сказать, что по рукописной
книге борисовской библиотеки я дома познакомился с большинством первоклассных и второстепенных русских поэтов от Хераскова до Акимова включительно, и помнил стихи, наиболее мне понравившиеся.
Мне стало казаться, что я всегда замечал одно и то же. Людям нравятся интересные рассказы только потому, что позволяют им
забыть на час времени тяжелую, но привычную жизнь. Чем больше «выдумки» в рассказе, тем жаднее слушают его. Наиболее интересна та
книга, в которой много красивой «выдумки». Кратко говоря — я плавал в чадном тумане.
Проснувшись на другой день, Эльчанинов совершенно
забыл слова Савелья о каком-то письме и поехал в двенадцать часов к графу. Анна Павловна, всегда скучавшая в отсутствие его, напрасно принималась читать
книги, ей было грустно. В целом доме она была одна: прислуга благодаря неаккуратности Эльчанинова не имела привычки сидеть в комнатах и преблагополучно проводила время в перебранках и в разговорах по избам. Кашель и шаги в зале вывели Анну Павловну из задумчивости.
Простившись поспешно с хозяином, мы разъехались в разные стороны; со мной был Писарев; недалеко отъехав, я вспомнил, что
забыл у Шаховского в кабинете нужную мне
книгу; я воротился; по обыкновению, никого не нашел в лакейской, а также и в зале; заглянул к хозяину в кабинет и увидел, что он буквально лежит врастяжку, шепчет молитву и стукается лбом об пол.
К моему счастию экзавдинатор, как сам говорил, не мог более спрашивать,
забыв примеры, напечатанные в
книге арифметики, в которую не заглядывал со времени выхода из школы.
Вельчанинов давно уже, например, жаловался на потерю памяти: он
забывал лица знакомых людей, которые, при встречах, за это на него обижались;
книга, прочитанная им полгода назад, забывалась в этот срок иногда совершенно.
Глубоко пораженный смертью своего приятеля, Кольцов долго не мог
забыть его и находил некоторое облегчение своей грусти в перечитывании
книг, оставшихся ему после молодого друга.