Неточные совпадения
Так солнце с неба знойного
В лесную глушь дремучую
Забросит луч — и чудо там:
Роса горит алмазами,
Позолотился мох.
— Вы мне не сказали, когда развод. Положим, я
забросила свой чепец через мельницу, но другие поднятые воротники будут вас бить холодом, пока вы не женитесь. И это так просто теперь. Ça se fait. [Это обычно.] Так вы
в пятницу едете? Жалко, что мы больше не увидимся.
Тут генерал разразился таким смехом, каким вряд ли когда смеялся человек: как был, так и повалился он
в кресла; голову
забросил назад и чуть не захлебнулся. Весь дом встревожился. Предстал камердинер. Дочь прибежала
в испуге.
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один,
забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт
в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок
в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
— Ведь вот не сыщешь, а у меня был славный ликерчик, если только не выпили! народ такие воры! А вот разве не это ли он? — Чичиков увидел
в руках его графинчик, который был весь
в пыли, как
в фуфайке. — Еще покойница делала, — продолжал Плюшкин, — мошенница ключница совсем было его
забросила и даже не закупорила, каналья! Козявки и всякая дрянь было напичкались туда, но я весь сор-то повынул, и теперь вот чистенькая; я вам налью рюмочку.
И глаза ее вдруг наполнились слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо его, и он
в минуту стал весь влажен; и долго сидела,
забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной грусти.
В день похорон с утра подул сильный ветер и как раз на восток,
в направлении кладбища. Он толкал людей
в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин,
забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик...
Хозяин квартиры
в бархатной куртке, с красивым, но мало подвижным лицом, воинственно встряхивая головой, положив одну руку на стол, другою
забрасывая за ухо прядь длинных волос, говорил...
Говоря, Долганов смотрел на Клима так, что Самгин понял: этот чудак настраивается к бою; он уже обеими руками
забросил волосы на затылок, и они вздыбились там некрасивой кучей. Вообще волосы его лежали на голове неровно, как будто череп Долганова имел форму шляпки кованого гвоздя. Постепенно впадая
в тон проповедника, он обругал Трейчке, Бисмарка, еще каких-то уже незнакомых Климу немцев, чувствовалось, что он привык и умеет ораторствовать.
И, являясь к рыжему учителю, он впивался
в него,
забрасывая вопросами по закону божьему, самому скучному предмету для Клима. Томилин выслушивал вопросы его с улыбкой, отвечал осторожно, а когда Дронов уходил, он, помолчав минуту, две, спрашивал Клима словами Глафиры Варавки...
За столом, пред лампой, сидела Спивак
в ночном капоте, редактируя написанный Климом листок «Чего хотят союзники?» Широкие рукава капота мешали ей, она
забрасывала их на плечи, говоря вполголоса...
Оттого он как будто пренебрегал даже Ольгой-девицей, любовался только ею, как милым ребенком, подающим большие надежды; шутя, мимоходом,
забрасывал ей
в жадный и восприимчивый ум новую, смелую мысль, меткое наблюдение над жизнью и продолжал
в ее душе, не думая и не гадая, живое понимание явлений, верный взгляд, а потом забывал и Ольгу и свои небрежные уроки.
«Что сделалось с тобой, любезный Борис Павлович? — писал Аянов, —
в какую всероссийскую щель заполз ты от нашего мокрого, но вечно юного Петербурга, что от тебя два месяца нет ни строки? Уж не женился ли ты там на какой-нибудь стерляди?
Забрасывал сначала своими повестями, то есть письмами, а тут вдруг и пропал, так что я не знаю, не переехал ли ты из своей трущобы — Малиновки,
в какую-нибудь трущобу — Смородиновку, и получишь ли мое письмо?
Он трепетал от радости, создав
в воображении целую картину — сцену ее и своего положения, ее смущения, сожалений, которые, может быть, он
забросил ей
в сердце и которых она еще теперь не сознает, но сознает, когда его не будет около.
Вся Малиновка, слобода и дом Райских, и город были поражены ужасом.
В народе, как всегда
в таких случаях, возникли слухи, что самоубийца, весь
в белом, блуждает по лесу, взбирается иногда на обрыв, смотрит на жилые места и исчезает. От суеверного страха ту часть сада, которая шла с обрыва по горе и отделялась плетнем от ельника и кустов шиповника,
забросили.
— Довольно, прошу вас, довольно. Вы вчера просили триста рублей, вот они… — Он положил передо мной на стол деньги, а сам сел
в кресло, нервно отклонился на спинку и
забросил одну ногу за другую. Я остановился
в смущении.
Роскошь потребует редкой дичи, фруктов не по сезону; комфорт будет придерживаться своего обыкновенного стола, но зато он потребует его везде, куда ни
забросит судьба человека: и
в Африке, и на Сандвичевых островах, и на Нордкапе — везде нужны ему свежие припасы, мягкая говядина, молодая курица, старое вино.
Когда подул другой ветер, Половодов
забросил свой Helmet — Веревкин прозвал его за этот головной убор пожарным — и перевернул весь дом
в настоящий его вид.
Картина была чудесная: около огней дрожало и как будто замирало, упираясь
в темноту, круглое красноватое отражение; пламя, вспыхивая, изредка
забрасывало за черту того круга быстрые отблески; тонкий язык света лизнет голые сучья лозника и разом исчезнет; острые, длинные тени, врываясь на мгновенье,
в свою очередь добегали до самых огоньков: мрак боролся со светом.
Хомяков знал очень хорошо свою силу и играл ею;
забрасывал словами, запугивал ученостью, надо всем издевался, заставлял человека смеяться над собственными верованиями и убеждениями, оставляя его
в сомнении, есть ли у него у самого что-нибудь заветное.
По другую сторону Тверской стоял за решеткой пустовавший огромный дом, выстроенный еще при Екатерине II вельможей Прозоровским и
в сороковых годах очутившийся
в руках богатого помещика Гурьева, который его окончательно
забросил. Дом стоял с выбитыми окнами и провалившейся крышей. Впоследствии,
в восьмидесятых годах,
в этом доме был «Пушкинский театр» Бренко.
Брат на время
забросил даже чтение. Он достал у кого-то несколько номеров трубниковской газеты, перечитал их от доски до доски, затем запасся почтовой бумагой, обдумывал, строчил, перемарывал, считал буквы и строчки, чтобы втиснуть написанное
в рамки газетной корреспонденции, и через несколько дней упорной работы мне пришлось переписывать новое произведение брата. Начиналось оно словами...
Я придумал: подстерег, когда кабатчица спустилась
в погреб, закрыл над нею творило, запер его, сплясал на нем танец мести и,
забросив ключ на крышу, стремглав прибежал
в кухню, где стряпала бабушка. Она не сразу поняла мой восторг, а поняв, нашлепала меня, где подобает, вытащила на двор и послала на крышу за ключом. Удивленный ее отношением, я молча достал ключ и, убежав
в угол двора, смотрел оттуда, как она освобождала пленную кабатчицу и как обе они, дружелюбно посмеиваясь, идут по двору.
Маленький вспрыгнул на сруб колодца, схватился за веревку,
забросил ноги
в пустую бадью, и бадья, глухо постукивая по стенкам сруба, — исчезла.
Самое лучшее было
забросить эту проклятую Рублиху, но
в переводе это значило загубить свою репутацию, а, продолжая работы, можно было, по меньшей мере, выиграть целый год времени.
Уйдя с Ульрихом Райнером после ужина
в его комнату, он еще убедительнее и жарче говорил с ним о других сторонах русской жизни, далеко
забрасывал за уши свою буйную гриву, дрожащим, нервным голосом, с искрящимися глазами развивал старику свои молодые думы и жаркие упования.
Опять и это: «Всякий будто человек может сам себе удовлетворение сделать» — где же это видано!
в каких бессудных землях-с! «Ах! думаю, далеконько вы, Валериан Павлыч, камешок-то
забрасываете, да как бы самим потом вытаскивать его не пришлось!» И сейчас же мне, сударь, после того мысль вошла.
Выпив чашку чая, Наташа шумно вздохнула,
забросила косу за плечо и начала читать книгу
в желтой обложке, с картинками.
— А у меня есть на примете девушка — точно куколка: розовенькая, нежненькая; так, кажется, из косточки
в косточку мозжечок и переливается. Талия такая тоненькая, стройная; училась
в городе,
в пансионе. За ней семьдесят пять душ да двадцать пять тысяч деньгами, и приданое славное:
в Москве делали; и родня хорошая… А? Сашенька? Я уж с матерью раз за кофеем разговорилась, да шутя и
забросила словечко: у ней, кажется, и ушки на макушке от радости…
Я сделал ту и другую и всегда буду благодарить судьбу, что она, хотя ненадолго, но
забросила меня
в Польшу, и что бы там про поляков ни говорили, но после кампании они нас, русских офицеров, принимали чрезвычайно радушно, и я скажу откровенно, что только
в обществе их милых и очень образованных дам я несколько пообтесался и стал походить на человека.
— Правду говорят, что все господа проклятые! Народят детей — и
забросят в болото, словно щенят! И горюшка им мало! И ответа ни перед кем не дадут, словно и Бога на них нет! Волк — и тот этого не сделает!
— По крайности, теперь хоть забава бы у меня была! Володя! Володюшка! рожоный мой! Где-то ты? чай, к паневнице
в деревню спихнули! Ах, пропасти на вас нет, господа вы проклятые! Наделают робят, да и
забросят, как щенят
в яму: никто, мол, не спросит с нас! Лучше бы мне
в ту пору ножом себя по горлу полыхнуть, нечем ему, охавернику, над собой надругаться давать!
Первое время дежурств
в лавке я рассказывал приказчику содержание нескольких книг, прочитанных мною, теперь эти рассказы обратились во зло мне: приказчик передавал их Петру Васильевичу, нарочито перевирая, грязно искажая. Старик ловко помогал ему
в этом бесстыдными вопросами; их липкие языки
забрасывали хламом постыдных слов Евгению Гранде, Людмилу, Генриха IV.
Бедное насекомое, обретя тепло и приют
в густой бороде дьякона, начало копошиться и разбудило его: Ахилла громко фыркнул, потянулся, вскочил,
забросил за плечи свой узел и, выпив на постоялом дворе за грош квасу, пошел к городу.
— Я кулаку не верю! —
забросив глаза
в переносье, сказал новый человек.
Когда над городом пела и металась вьюга,
забрасывая снегом дома до крыш, шаркая сухими мохнатыми крыльями по ставням и по стенам, — мерещился кто-то огромный, тихонький и мягкий: он покорно свернулся
в шар отребьев и катится по земле из края
в край, приминая на пути своём леса, заполняя овраги, давит и ломает города и села, загоняя мягкою тяжестью своею обломки
в землю и
в безобразное, безглавое тело своё.
И замолчал, как ушибленный по голове чем-то тяжёлым: опираясь спиною о край стола, отец
забросил левую руку назад и царапал стол ногтями, показывая сыну толстый, тёмный язык. Левая нога шаркала по полу, как бы ища опоры, рука тяжело повисла, пальцы её жалобно сложились горсточкой, точно у нищего, правый глаз, мутно-красный и словно мёртвый, полно налился кровью и слезой, а
в левом горел зелёный огонь. Судорожно дёргая углом рта, старик надувал щёку и пыхтел...
Судьба
забросила меня на целых шесть месяцев
в глухую деревушку Волынской губернии, на окраину Полесья, и охота была единственным моим занятием и удовольствием.
А Гордей Евстратыч что-то держал на уме, потому что совсем
забросил прииск, куда заглядывал какой-нибудь раз
в неделю; он теперь редко бывал дома, а все водил компанию с разными приезжими господами, которым Татьяна Власьевна давно и счет потеряла.
Не должно вытаскивать рыбу с одного приема, из всей силы: у мелкой рыбы вы станете рвать губы и
забрасывать так далеко на берег, что иногда не скоро
в траве и найдете, даже потеряете; а с крупной рыбой можете порвать лесу или сломать удилище.
Во-первых, говорят, что страдания ведут человека к совершенству, и, во-вторых, если человечество
в самом деле научится облегчать свои страдания пилюлями и каплями, то оно совершенно
забросит религию и философию,
в которых до сих пор находило не только защиту от всяких бед, но даже счастие.
Рабочие, находившиеся на самой верхушке печи, продолжали без отдыха
забрасывать в нее руду и каменный уголь, которые то и дело подымались наверх
в железных вагонетках.
Вот хошь бы теперь: по временам давно бы пора пахарю радоваться на озими, нам — невод
забрасывать; а на поле все еще снег пластом лежит, река льдом покрыта, — возразил Глеб, обращаясь к шерстобиту, который сидел с зажмуренными глазами и, казалось, погружен был
в глубокую думу.
(Прим. автора.)], — присовокупил он, приходя постепенно
в свое шутливое расположение духа, — знай только неводок
забрасывай да рыбку затаскивай!
(Прим. автора.)], уезжает
в реку,
забрасывает их, завязывает концы веревок к челноку и бросает маленький якорь; после этого рыбак крестится, растягивается на дне палубы, подостлав наперед овчину, закрывает люк; тут, слегка покачиваясь из стороны
в сторону
в легкой своей «посудине», которая уступает самому легкому ветерку и мельчайшей зыби, засыпает он крепчайшим сном.
Судьба
забросила меня
в другую сторону, перенесла на другую реку; с тех пор я не разлучался с Окою.
Наконец после трех дней бесполезного шарканья по всем возможным закоулкам затерянные предметы были найдены между грядами огорода, куда, очевидно,
забросила их чья-нибудь озорная рука, потому что ни тетка Анна, ни домашние ее не думали даже заходить
в огород.
После блеска московской жизни обстоятельства
забросили А. А. Бренко
в Киев, где она с несокрушимой энергией принялась за новую театрально-педагогическую работу. Результатом был выпуск ряда замечательных артистов. Известный режиссер А.П. Петровский был ее учеником.
Вы вмешивались
в его частную жизнь, злословили и судили его где только можно было,
забрасывали меня и всех знакомых анонимными письмами, — и все время вы думали, что вы честный человек.
Многие из тридцати тысяч механических экипажей, бегавших
в 28-м году по Москве, проскакивали по улице Герцена, шурша по гладким торцам, и через каждую минуту с гулом и скрежетом скатывался с Герцена к Моховой трамвай 16, 22, 48 или 53-го маршрута. Отблески разноцветных огней
забрасывал в зеркальные стекла кабинета и далеко и высоко был виден рядом с темной и грузной шапкой храма Христа туманный, бледный месячный серп.