Неточные совпадения
Раскрашенный в цвета осени, сад был тоже наполнен красноватой духотой; уже несколько дней жара угрожала
дождями, но ветер разгонял облака и, срывая
желтый лист с деревьев, сеял на город пыль.
Было уже очень поздно. На пустынной улице застыл холодный туман, не решаясь обратиться в снег или в
дождь. В тумане висели пузыри фонарей, окруженные мутноватым радужным сиянием, оно тоже застыло. Кое-где среди черных окон поблескивали
желтые пятна огней.
Плавание становилось однообразно и, признаюсь, скучновато: все серое небо, да
желтое море,
дождь со снегом или снег с
дождем — хоть кому надоест. У меня уж заболели зубы и висок. Ревматизм напомнил о себе живее, нежели когда-нибудь. Я слег и несколько дней пролежал, закутанный в теплые одеяла, с подвязанною щекой.
Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве, пресыщенной горячим солнцем; всюду рябило в глазах от резкого металлического сверкания молодых, красноватых листьев на деревцах; всюду пестрели голубые гроздья журавлиного гороху, золотые чашечки куриной слепоты, наполовину лиловые, наполовину
желтые цветы Ивана-да-Марьи; кое-где, возле заброшенных дорожек, на которых следы колес обозначались полосами красной мелкой травки, возвышались кучки дров, потемневших от ветра и
дождя, сложенные саженями; слабая тень падала от них косыми четвероугольниками, — другой тени не было нигде.
Все это рваное, линючее, ползет чуть не при первом прикосновении. Калоши или сапоги окажутся подклеенными и замазанными, черное пальто окажется серо-буромалиновым, на фуражке после первого
дождя выступит красный околыш, у сюртука одна пола окажется синей, другая —
желтой, а полспины — зеленой. Белье расползается при первой стирке. Это все «произведения» первой категории шиповских ремесленников, «выдержавших экзамен» в ремесленной управе.
Случилось это так: на дворе, у ворот, лежал, прислонен к забору, большой дубовый крест с толстым суковатым комлем. Лежал он давно. Я заметил его в первые же дни жизни в доме, — тогда он был новее и
желтей, но за осень сильно почернел под
дождями. От него горько пахло мореным дубом, и был он на тесном, грязном дворе лишний.
Он шел, не поднимая головы, покуда не добрался до конца города. Перед ним расстилалось неоглядное поле, а у дороги, близ самой городской межи, притаилась небольшая рощица. Деревья уныло качали разбухшими от
дождя ветками; земля была усеяна намокшим
желтым листом; из середки рощи слышалось слабое гуденье. Гришка вошел в рощу, лег на мокрую землю и, может быть, в первый раз в жизни серьезно задумался.
Пришла осень.
Желтые листья падали с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла; река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер с мелким
дождем. Берега реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве; только галки и вороны криком наводили уныние на душу; и рыба перестала клевать.
Мне посчастливилось быть в центре урагана. Я видел его начало и конец:
пожелтело небо, налетели бронзовые тучи, мелкий
дождь сменился крупным градом, тучи стали черными, они задевали колокольни.
Желтыми огнями загорелась осень, частыми
дождями заплакало небо, и быстро стали пустеть дачи и умолкать, как будто непрерывный
дождь и ветер гасили их, точно свечи, одну за другой.
Вскипела пыль, приподнялась от сухой земли серым дымом и тотчас легла, убитая; тёмно-жёлтыми лентами потянулись ручьи, с крыш падали светлые потоки, но вот
дождь полил ещё более густо, и стало видно только светлую стену живой воды.
И тем скучнее шли дни ожидания, что на дворе была осень, что липы давно
пожелтели, что сухой лист хрустел под ногами, что дни целые
дождь шел, будто нехотя, но беспрестанно.
Шёл
дождь и снег, было холодно, Евсею казалось, что экипаж всё время быстро катится с крутой горы в чёрный, грязный овраг. Остановились у большого дома в три этажа. Среди трёх рядов слепых и тёмных окон сверкало несколько стёкол, освещённых изнутри
жёлтым огнём. С крыши, всхлипывая, лились ручьи воды.
Через две недели после этой встречи известный нам человек стоял, с маленькой карточкой в руках, у дверей омнибусного бюро, близ св. Магдалины. На дворе был
дождь и резкий зимний ветер — самая неприятная погода в Париже. Из-за угла Магдалины показался высокий
желтый омнибус, на империале которого не было ни одного свободного места.
Сад опустел и обнажился; на дорожках лежала толстая стлань
желтых, мокрых от
дождя листьев; плетневый частокол местами совсем повалился, местами еще держался кой-как на весу, как будто силился изобразить собой современное европейское равновесие; за садом виднелась бесконечная, безнадежная равнина; берега пруда были размыты и почернели; обок с усадьбой темнели два ряда жалких крестьянских изб, уныло глядевших друг на друга через дорогу, по которой ни проехать, ни пройти невозможно.
Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с нее чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с ее седой и плотно остриженной головы. Булавки
дождем сыпались около нее.
Желтое платье, шитое серебром, упало к ее распухлым ногам. Германн был свидетелем отвратительных таинств ее туалета; наконец, графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном ее старости, она казалась менее ужасна и безобразна.
Мелкий
дождь, предвестник осени, лениво кропил землю,
жёлтая вода реки покрылась рябью; в воздухе, тёплом до тошноты, было что-то ещё более углублявшее уныние Якова Артамонова. Неужели нельзя жить спокойно, просто, без всех этих ненужных, бессмысленных тревог?
Итак, прошел год. Ровно год, как я подъехал к этому самому дому. И так же, как сейчас, за окнами висела пелена
дождя, и так же тоскливо никли
желтые последние листья на березах. Ничто не изменилось, казалось бы, вокруг. Но я сам сильно изменился. Буду же в полном одиночестве праздновать вечер воспоминаний…
Было шесть часов ненастного августовского утра. По стеклам сбегали зигзагами капли
дождя. В окна виднелось хмурое серое небо и
желтая чахлая зелень акаций. Казалось, что однообразно-резкие звуки трубы еще сильнее и неприятнее заставляют чувствовать холод и тоску этого утра.
Буланин не выходил из отделения. Он стоял у окна, заделанного решеткой, и рассеянно, с стесненным сердцем глядел на огромное военное поле, едва покрытое скудной
желтой травой, и на дальнюю рощу, видневшуюся неясной полосой сквозь серую пелену августовского
дождя. Вдруг кто-то закричал в дверях...
С поля налетал холодный ветер, принося мелкую пыль отдаленного
дождя. В окнах домов уже вспыхивали
желтые огни. По времени надо бы к вечерне звонить, а колокола не слышно, город облегла жуткая тишина, только ветер вздыхал и свистел, летая над крышами домов, молча прижавшихся к сырой и грязной земле.
Был конец августа, небо сеяло мелкий
дождь, на улицах шептались ручьи, дул порывами холодный ветер, тихо шелестели деревья, падал на землю
желтый лист.
С утра пошел
дождь. Низкие черные тучи бежали по небу, дул сильный ветер. Сад выл и шумел, в воздухе кружились мокрые
желтые листья, в аллеях стояли лужи. Глянуло неприветливою осенью. На ступеньках крыльца чернела грязь от очищаемых ног, все были в теплой одежде.
Через дорогу, за канавою, засаженною лозинами,
желтела зреющая рожь. Горизонт над рожью был свинцового цвета, серые тучи сплошь покрывали небо. Но тучи эти не грозили
дождем, и от них только чувствовалось уютнее и ближе к земле. С востока слабо дул прохладный, бодрящий ветер.
Река вздулась от
дождя, мутно-желтая вода бежала быстро и доходила до ступиц телеги.
И никто не заметил, когда прекратился
дождь; помню только, что с убитого фейерверкера, с его толстого, обрюзгшего
желтого лица скатывалась вода, вероятно,
дождь продолжался довольно долго…
Вторая неделя поста. На улицах оттепель.
Желтое небо не шлет ни
дождя, ни снега. Лужи и взломанные темно-бурые куски уличного льда — вот что видела Любаша Кречетова из окна гостиной Анны Серафимовны.
Дождь, изморось, туман,
желтый, грязный свет сквозь свинцовые тучи и облака.
Сначала Пашка шел с матерью под
дождем то по скошенному полю, то по лесным тропинкам, где к его сапогам липли
желтые листья, шел до тех пор, пока не рассвело.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними
дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко-зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло-желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи.