Неточные совпадения
Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что лес тает и растекается масляным паром. Ощутимо падала роса. В густой темноте за
рекою вспыхнул
желтый огонек, быстро разгорелся в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск воды нарушал безмолвие.
Река Белая оказалась мутно-желтой, а Уфа — голубоватее и прозрачней.
Быстро темнело. В синеве, над
рекою, повисли на тонких ниточках лучей три звезды и отразились в темной воде масляными каплями. На даче Алины зажгли огни в двух окнах, из
реки всплыло уродливо большое, квадратное лицо с
желтыми, расплывшимися глазами, накрытое островерхим колпаком. Через несколько минут с крыльца дачи сошли на берег девушки, и Алина жалобно вскрикнула...
В сумраке десятка два людей тащили с берега на
реку желтое, только что построенное судно — «тихвинку».
Леса по берегам
желтые; по
реке несутся падшие листья; все печально.
Если я хочу представить себе девственную тайгу, то каждый раз мысленно переношусь в долину Синанцы. Кроме обычных ясеня, березы Эрмана и ольхи, здесь произрастали: аянская ель — представительница охотской флоры, клен с красными ветвями, имеющий листву, как у неклена, затем черемуха Маака с
желтой берестой, как у березы, и с ветвями, пригнутыми к земле, над чем немало потрудились и медведи, и, наконец, в изобилии по берегам
реки ивняки, у которых молодые побеги имеют красновато-сизый оттенок.
Пока земля прикрыта дерном, она может еще сопротивляться воде, но как только цельность дернового слоя нарушена, начинается размывание. Быстро идущая вода уносит с собой легкие частицы земли, оставляя на месте только щебень. От ила, который вместе с пресной водой выносится
реками, море около берегов, полосой в несколько километров, из темно-зеленого становится грязно-желтым.
В геологическом отношении долина Да-Лазагоу денудационная. Если идти от истоков к устью, горные породы располагаются в следующем порядке: глинистые сланцы, окрашенные окисью бурого железняка, затем серые граниты и кварцевый порфир. По среднему течению — диабазовый афанит с неправильным глыбовым распадением и осыпи из туфовидного кварцепорфира. Пороги на
реке Сице состоят: верхний из песчаниковистого сланца и нижний — из микропегматита (гранофира) с метаморфозом
желтого и ржавого цвета.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали — все куда-то исчезли. По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом. Идти было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли на
реку и через час были на биваке.
Из притоков ее замечательны: с правой стороны — известная уже нам Ситухе, затем Чжумтайза, Тяпигоу [Дяо-пи-гоу — соболиная долина.], Ното [Ното-хэ — енотовая
река.], Вамбахеза [Вам-ба-хэ-цзы — черепашья
река.] и Фудзин [Фу-цзинь — маньчжурское слово «фукэжин» — начало.], а с левой стороны — Хуанихеза [Хуан-ни-хэ-цзы — речка
желтой грязи.] и Вангоу [Ван-гоу — извилистая долина.].
Несмотря на огромное различие в обилии и силе вод, и те и другие
реки имеют один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая летом, вода обнажает луговую сторону, и
река катит свои волны в широко разметанных
желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
Под горой бойкая горная
река Каменка разлилась широким плесом, который огибал круглый мыс, образовавшийся при впадении в нее Березайки, и там далеко упиралась в большую гору, спускавшуюся к воде
желтым открытым боком.
Река Каменка делала красивое колено к
Желтой горе, а за ней зубчатою стеной поднимался бесконечный лес, уходивший из глаз.
Она вся превратилась в водяные бугры, которые ходили взад и вперед,
желтые и бурые около песчаных отмелей и черные посредине
реки; она билась, кипела, металась во все стороны и точно стонала; волны беспрестанно хлестали в берег, взбегая на него более чем на сажень.
Пришла осень.
Желтые листья падали с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла;
река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер с мелким дождем. Берега
реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве; только галки и вороны криком наводили уныние на душу; и рыба перестала клевать.
Под нами сливались громадные
реки: Дунай и Сава, и долго еще в общем русле бежали две полосы — голубая и
желтая. Красота была поразительная, а за
рекой виднелись мост в Землин, поля и сады Венгрии.
На волне качается лодка рыбака, похожая на краюху хлеба; вот на берегу явилась деревенька, куча мальчишек полощется в
реке, по
желтой ленте песка идет мужик в красной рубахе.
Это было уже следующей ночью, и на другом берегу
реки на огромном расстоянии разлегся город и тихо пламенел и сверкал синими, белыми,
желтыми огнями.
Это дознано многими опытами: озерные караси, например, по большей части бывают яркого темно-желтого или золотистого цвета, а пересаженные в копаные, глинисто-мутные пруды делаются бледно-бланжевыми; окуни в иных
реках бывают очень темны и ярко-пестры, но, посидев долго в пруде, становятся светлыми, белесоватыми: точно то же делается более или менее и с другими породами рыб.
Отблеск костра упал на
реку красными и
желтыми пятнами, они трепетали на спокойной воде и на стеклах окон рубки парохода, где сидел Фома в углу на диване.
Нервно подергивая плечами, приемщик надтреснутым голосом рассказывал о том, как голодали крестьяне, но Фома плохо слушал его, глядя то на работу внизу, то на другой берег
реки — высокий,
желтый, песчаный обрыв, по краю которого стояли сосны.
Дородная красавица-беляна боком идет по
реке;
желтый тес, нагруженный на ней, блестит золотом и тускло отражается в мутной вешней воде.
Распахнув окно, я долго любовался расстилавшейся перед моими глазами картиной бойкой пристани, залитой тысячеголосой волной собравшегося сюда народа; любовался Чусовой, которая сильно надулась и подняла свой синевато-грязный рыхлый лед, покрытый
желтыми наледями и черными полыньями, точно он проржавел; любовался густым ельником, который сейчас за
рекой поднимался могучей зеленой щеткой и выстилал загораживавшие к
реке дорогу горы.
Дружно подхватили бурлаки: «Дубинушка, ухнем…», и громкое эхо далеко покатилось по
реке голосистой волной. В этот момент Бубнов с Кравченком поставили неволю ребром, поносные ударили нос налево, и барка немного подалась кормой на струю, причем
желтый речной хрящ захрустел под носом, как ореховая скорлупа.
А впереди уже виднеется морской берег — низкий,
желтый и песчаный, устье какой-то громадной
реки, какой-то совсем белый город, точно он выстроен из сахара.
День был жаркий, серебряные облака тяжелели ежечасно; и синие, покрытые туманом, уже показывались на дальнем небосклоне; на берегу
реки была развалившаяся баня, врытая в гору и обсаженная высокими кустами кудрявой рябины; около нее валялись груды кирпичей, между коими вырастала высокая трава и
желтые цветы на длинных стебельках.
Мелкий дождь, предвестник осени, лениво кропил землю,
жёлтая вода
реки покрылась рябью; в воздухе, тёплом до тошноты, было что-то ещё более углублявшее уныние Якова Артамонова. Неужели нельзя жить спокойно, просто, без всех этих ненужных, бессмысленных тревог?
Подошел к борту и с неожиданной легкостью прыгнул в
реку. Я тоже бросился к борту и увидал, как Петруха, болтая головою, надел на нее — шапкой — свой узел и поплыл, наискось течения, к песчаному берегу, где, встречу ему, нагибались под ветром кусты, сбрасывая в воду
желтые листья.
Плыли под крутым обрывом; с него свешивались кудрявые стебли гороха, плети тыкв с бархатными листьями, большие
жёлтые круги подсолнухов, стоя на краю обрыва, смотрели в воду. Другой берег, низкий и ровный, тянулся куда-то вдаль, к зелёным стенам леса, и был густо покрыт травой, сочной и яркой; из неё ласково смотрели на лодку милые, как детские глазки, голубые и синие цветы. Впереди тоже стоял тёмно-зелёный лес — и
река вонзалась в него, как кусок холодной стали.
Приходская церковь была в шести верстах, в Косогорове, и в ней бывали только по нужде, когда нужно было крестить, венчаться или отпевать; молиться же ходили за
реку. В праздники, в хорошую погоду, девушки наряжались и уходили толпой к обедне, и было весело смотреть, как они в своих красных,
желтых и зеленых платьях шли через луг; в дурную же погоду все сидели дома. Говели в приходе. С тех, кто в Великом посту не успевал отговеться, батюшка на Святой, обходя с крестом избы, брал по 15 копеек.
За
рекой, на бульваре, появляются горожане: сквозь деревья видно, как плывут голубые, розовые, белые дамы и девицы, серые и
желтые кавалеры, слышен звонкий смех и жирный крик Мазепы...
Внизу расстилаются тучные, густо-зеленые цветущие луга, а за ними, по
желтым пескам, течет светлая
река, волнуемая легкими веслами рыбачьих лодок или шумящая под рулем грузных стругов, которые плывут от плодоноснейших стран Российской империи и наделяют алчную Москву хлебом.
За
рекою, на
жёлтых буграх песка, вытянулся ряд тёмных изб, ослепительно горели на солнце стёкла окон, за селом поднималось зелёное облако леса. По эту сторону, на берегу, около маленького челнока возился мужик.
Половина тёмно-синего неба была густо засеяна звёздами, а другая, над полями, прикрыта сизой тучей. Вздрагивали зарницы, туча на секунду обливалась красноватым огнём. В трёх местах села лежали
жёлтые полосы света — у попа, в чайной и у лавочника Седова; все эти три светлые пятна выдвигали из тьмы тяжёлое здание церкви, лишённое ясных форм. В
реке блестело отражение Венеры и ещё каких-то крупных звёзд — только по этому и можно было узнать, где спряталась
река.
Река Болома, образуя тёмные и тихие заводи и омута, обрывы и
жёлтые, пологие мыса, размашисто текла по дну широкой котловины, направляя на запад тёмные, илистые воды.
За окном весело разыгралось летнее утро — сквозь окроплённые росою листья бузины живой ртутью блестела
река, трава, примятая ночной сыростью, расправляла стебли, потягиваясь к солнцу; щёлкали
жёлтые овсянки, торопливо разбираясь в дорожной пыли, обильной просыпанным зерном; самодовольно гоготали гуси, удивлённо мычал телёнок, и вдоль
реки гулко плыл от села какой-то странный шлёпающий звук, точно по воде кто-то шутя хлопал огромной ладонью.
… Гляжу в окно — под горою буйно качается нарядный лес, косматый ветер мнёт и треплет яркие вершины пламенно раскрашенного клёна и осин, сорваны
жёлтые, серые, красные листья, кружатся, падают в синюю воду
реки, пишут на ней пёструю сказку о прожитом лете, — вот такими же цветными словами, так же просто и славно я хотел бы рассказать то, что пережил этим летом.
Далее, в поле, нашлись синие колокольчики и полевая гвоздика, а за водяными,
желтыми лилиями сбегал я на самое прибрежье
реки.
Река раскинулась. Течёт, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной
жёлтого обрыва
В степи грустят стога.
Костлявая и длинная фигура дедушки Архипа вытянулась поперёк узкой полоски песка — он
жёлтой лентой тянулся вдоль берега, между обрывом и
рекой; задремавший Лёнька лежал калачиком сбоку деда. Лёнька был маленький, хрупкий, в лохмотьях он казался корявым сучком, отломленным от деда — старого иссохшего дерева, принесённого и выброшенного сюда, на песок, волнами
реки.
Вот другие по оврагам, глубокие, бурливые, они поднимают со дна
желтую глину, подмывают черный снег и обломки его несут на вольный простор
реки.
Льет та
река свои мутно-желтые воды в синее лоно матушки Волги…
Глаз не сводя, смотрит он в даль по Волге, глядит, как из-за бледно-желтой, заметавшей чуть не половину
реки косы легко и свободно выплывают один за другим низóвые пароходы, увлекая за собой долгие, легкие, уемистые баржи.
А там, за темно-синими струями
реки, за
желтыми песками мелей и лугового берега, привольно раскинулась необозримая даль, крытая зелеными пожнями, сверкающими на солнце озерами, заводями, полóями [Полóй — более или менее обширная яма вблизи лугового берега большой
реки.
Желтые доски спокойно лежали на воде и, увлекаемые незаметным течением, поворачивались концами к
реке.
Шумит, бежит пароход… Вот на
желтых, сыпучих песках обширные слободы сливаются в одно непрерывное селенье… Дома все большие двухэтажные, за ними дымятся заводы, а дальше в густом желто-сером тумане виднеются огромные кирпичные здания, над ними высятся церкви, часовни, минареты, китайские башенки…
Реки больше не видать впереди — сплошь заставлена она несчетными рядами разновидных судов… Направо по горам и по скатам раскинулись сады и здания большого старинного города.
Левый край
реки Сонье крутой, правый — пологий. Однообразно
желтый ковер кислых трав и тощие одинокие лиственицы свидетельствуют о заболоченности почвы.
Был один из тех приятных прохладных дней, которыми отличается осень в Зауссурийском крае. Светлое, но не жаркое солнце, ясное голубое небо, полупрозрачная синеватая мгла в горах, запах моря и паутины, затканной по буро-желтой траве, — все говорило за то, что уже кончилось лето и приближаются холода, от которых должна будет замерзнуть вода в
реках и закоченеть деревья.
Они вышли на улицу. Туман стал еще гуще. Как будто громадный, толстый слой сырой паутины спустился на город и опутал улицы, дома,
реку. Огни фонарей светились тускло-желтыми пятнами, дышать было тяжело и сыро.
Река вздулась от дождя, мутно-желтая вода бежала быстро и доходила до ступиц телеги.