Неточные совпадения
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило
жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, —
с сияющим
сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
— Война уничтожает сословные различия, — говорил он. — Люди недостаточно умны и героичны для того, чтобы мирно
жить, но пред лицом врага должно вспыхнуть чувство дружбы, братства,
сознание необходимости единства в игре
с судьбой и для победы над нею.
Самгин прошел мимо его молча. Он шагал, как во сне, почти без
сознания, чувствуя только одно: он никогда не забудет того, что видел, а
жить с этим в памяти — невозможно. Невозможно.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный
сознанием, что он
прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает
с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему,
с сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям, не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело
жить. А для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
«Киреевские, Хомяков и Аксаков сделали свое дело; долго ли, коротко ли они
жили, но, закрывая глаза, они могли сказать себе
с полным
сознанием, что они сделали то, что хотели сделать, и если они не могли остановить фельдъегерской тройки, посланной Петром и в которой сидит Бирон и колотит ямщика, чтоб тот скакал по нивам и давил людей, то они остановили увлеченное общественное мнение и заставили призадуматься всех серьезных людей.
Отцы и матери смотрели на детей со смутным чувством, где недоверие к молодости, привычное
сознание своего превосходства над детьми странно сливалось
с другим чувством, близким уважению к ним, и печальная, безотвязная дума, как теперь
жить, притуплялась о любопытство, возбужденное юностью, которая смело и бесстрашно говорит о возможности другой, хорошей жизни.
Оба одиноки, знакомых не имеют, кроме тех,
с которыми встречаются за общим трудом, и оба до того втянулись в эту одинокую, не знающую отдыха жизнь, что даже утратили ясное
сознание,
живут они или нет.
Майор
жил супружески
с дочерью фельдшера, сначала Машкой, а потом Марьей Дмитриевной. Марья Дмитриевна была красивая белокурая, вся в веснушках, тридцатилетняя бездетная женщина. Каково ни было ее прошедшее, теперь она была верной подругой майора, ухаживала за ним, как нянька, а это было нужно майору, часто напивавшемуся до потери
сознания.
То же и в проявлении христианского общественного мнения о значении насилия и того, что основано на нем. Если это общественное мнение влияет уже на некоторых наиболее чутких людей и заставляет их каждого в своем деле отказываться от преимуществ, даваемых насилием, или не пользоваться им, то оно будет влиять и дальше, и будет влиять до тех пор, пока не изменит всю деятельность людей и не приведет ее в согласие
с тем христианским
сознанием, которое уже
живет в передовых людях человечества.
Не может этого быть: не может быть того, чтобы мы, люди нашего времени,
с нашим вошедшим уже в нашу плоть и кровь христианским
сознанием достоинства человека, равенства людей,
с нашей потребностью мирного общения и единения народов, действительно
жили бы так, чтобы всякая наша радость, всякое удобство оплачивалось бы страданиями, жизнями наших братий и чтобы мы при этом еще всякую минуту были бы на волоске от того, чтобы, как дикие звери, броситься друг на друга, народ на народ, безжалостно истребляя труды и жизни людей только потому, что какой-нибудь заблудший дипломат или правитель скажет или напишет какую-нибудь глупость другому такому же, как он, заблудшему дипломату или правителю.
Ведь стоит только сличить практику жизни
с ее теорией, чтобы ужаснуться перед тем вопиющим противоречием условий жизни и нашего
сознания, в котором мы
живем.
И действительно, в этом нет ничего неестественного, и способность людей маломыслящих подчиняться указаниям людей, стоящих на высшей степени
сознания, есть всегдашнее свойство людей, то свойство, вследствие которого люди, подчиняясь одним и тем же разумным началам, могут
жить обществами: одни — меньшинство — сознательно подчиняясь одним и тем же разумным началам, вследствие согласия их
с требованиями своего разума; другие — большинство — подчиняясь тем же началам бессознательно только потому, что эти требования стали общественным мнением.
И рядом
с этим обожанием в нем всегда
жило мучительно-острое
сознание его отдаленности от нее, ее превосходства над ним.
— Нет, она это в полном
сознании говорила. И потом: любить женщин — что такое это за высокое качество? Конечно, все люди, большие и малые, начиная
с идиота до гения первой величины,
живут под влиянием двух главнейших инстинктов: это сохранение своей особы и сохранение своего рода, — из последнего чувства и вытекает любовь со всеми ее поэтическими подробностями. Но сохранить свой род — не все еще для человека: он обязан заботиться о целом обществе и даже будто бы о всем человечестве.
Но только мертвый не просыпается, а и заживо похороненному дается одна минуточка для
сознания, — наступил час горького пробуждения и для Сашки Жегулева. Произошло это в первых числах сентября при разгроме одной усадьбы, на границе уезда, вдали от прежнего, уже покинутого становища, — уже
с неделю, ограниченные числом,
жили братья в потайном убежище за Желтухинским болотом.
Страх Якова быстро уступал чувству, близкому радости, это чувство было вызвано не только
сознанием, что он счастливо отразил нападение, но и тем, что нападавший оказался не рабочим
с фабрики, как думал Яков, а чужим человеком. Это — Носков, охотник и гармонист, игравший на свадьбах, одинокий человек; он
жил на квартире у дьяконицы Параклитовой; о нём до этой ночи никто в городе не говорил ничего худого.
— Не считаю вас способным
жить по плану, не ясному вам; вижу, что ещё не возникло в духе вашем
сознание связи его
с духом рабочего народа. Вы для меня уже и теперь отточенная трением жизни, выдвинутая вперёд мысль народа, но сами вы не так смотрите на себя; вам ещё кажется, что вы — герой, готовый милостиво подать, от избытка сил, помощь бессильному. Вы нечто особенное, для самого себя существующее; вы для себя — начало и конец, а не продолжение прекрасного и великого бесконечного!
Не только она, но люди, старые девушки, мебель, картины внушали мне уважение, некоторый страх и
сознание того, что мы
с ним здесь немножко не на своем месте и что нам надо
жить здесь очень осторожно и внимательно.
Он один знал, что
с сознанием тех несправедливостей, которые были сделаны ему, и
с вечным пилением жены и
с долгами, которые он стал делать,
живя сверх средств, — он один знал, что его положение далеко не нормально.
Ее одежда, ее сложение, выражение ее лица, звук ее голоса — всё сказало ему одно: «не то. Всё то, чем ты
жил и
живешь, — есть ложь, обман, скрывающий от тебя жизнь и смерть». И как только он подумал это, поднялась его ненависть и вместе
с ненавистью физические мучительные страдания и
с страданиями
сознание неизбежной, близкой погибели. Что-то сделалось новое: стало винтить и стрелять и сдавливать дыхание.
И
с сознанием этим, да еще
с болью физической, да еще
с ужасом надо было ложиться в постель и часто не спать от боли большую часть ночи. А на утро надо было опять вставать, одеваться, ехать в суд, говорить, писать, а если и не ехать, дома быть
с теми же двадцатью четырьмя часами в сутках, из которых каждый был мучением. И
жить так на краю погибели надо было одному, без одного человека, который бы понял и пожалел его.
Ответ вспыхивал пред нею в образе пьяного мужа. Ей было трудно расстаться
с мечтой о спокойной, любовной жизни, она сжилась
с этой мечтой и гнала прочь угрожающее предчувствие. И в то же время у неё мелькало
сознание, что, если запьёт Григорий, она уже не сможет
жить с ним. Она видела его другим, сама стала другая, прежняя жизнь возбуждала в ней боязнь и отвращение — чувства новые, ранее неведомые ей. Но она была женщина и — стала обвинять себя за размолвку
с мужем.
Живя с самой весны в N-ском уезде и бывая почти каждый день у радушных Кузнецовых, Иван Алексеич привык, как к родным, к старику, к его дочери, к прислуге, изучил до тонкостей весь дом, уютную террасу, изгибы аллей, силуэты деревьев над кухней и баней; но выйдет он сейчас за калитку, и всё это обратится в воспоминание и утеряет для него навсегда свое реальное значение, а пройдет год-два, и все эти милые образы потускнеют в
сознании наравне
с вымыслами и плодами фантазии.
Например, мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я
жил прежде на луне или на Марсе, и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и бесчестный поступок, какой только можно себе представить, и был там за него поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представить лишь разве иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, я продолжал бы сохранять
сознание о том, что сделал на другой планете, и, кроме того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то, смотря
с земли на луну, — было бы мне всё равно или нет?
Я замечаю, как все больше начинаю привыкать к страданиям больных, как в отношениях
с ними руководствуюсь не непосредственным чувством, а головным
сознанием, что держаться следует так-то. Это привыкание дает мне возможность
жить и дышать, не быть постоянно под впечатлением мрачного и тяжелого; но такое привыкание врача в то же время возмущает и пугает меня, — особенно тогда, когда я вижу его обращенным на самого себя.
Надо приучать себя
жить так, чтобы не думать о людском мнении, чтобы не желать даже любви людской, а
жить только для исполнения закона своей жизни, воли бога. При такой одинокой,
с одним богом жизни, правда, нет уж побуждений к добрым поступкам ради славы людской, но зато устанавливается в душе такая свобода, такое спокойствие, такое постоянство и такое твердое
сознание верности пути, которых никогда не узнает тот, кто
живет для славы людской.
Смерть есть прекращение того
сознания жизни, которым я
живу теперь.
Сознание этой жизни прекращается, — это я вижу на умирающих. Но что делается
с тем, что сознавало? Я не знаю этого и не могу знать.
Совесть — это
сознание того духовного существа, которое
живет во всех людях. И только тогда, когда она такое
сознание, она верный руководитель жизни людей. А то часто люди считают за совесть не
сознание этого духовного существа, а то, что считается хорошим или дурным теми людьми,
с которыми они
живут.
Ни то, ни другое существование мы не знаем, а только видим, наблюдаем вне себя. Только закон нашего разумного
сознания мы знаем несомненно, потому что он нужен для нашего блага, потому что мы
живем этим
сознанием; не видим же его потому, что не имеем той высшей точки,
с которой бы могли наблюдать его.
Но еще более, не скажу
с другой стороны, но по самому существу жизни, как мы сознаем ее, становится ясным суеверие смерти. Мой друг, брат,
жил так же, как и я, и теперь перестал
жить так, как я. Жизнь его была его
сознание и происходила в условиях его телесного существования; значит, нет места и времени для проявления его
сознания, и его нет для меня. Брат мой был, я был в общении
с ним, а теперь его нет, и я никогда не узнаю, где он.
Не оттого люди ужасаются мысли о плотской смерти, что они боятся, чтобы
с нею не кончилась их жизнь, но оттого, что плотская смерть явно показывает им необходимость истинной жизни, которой они не имеют. И от этого-то так не любят люди, не понимающие жизни, вспоминать о смерти. Вспоминать о смерти для них всё равно, что признаваться в том, что они
живут не так, как того требует от них их разумное
сознание.
Все
жило вольно и без удержу,
с непоколебимым
сознанием законности и правоты своего существования.
Если мы вне себя видим людей
с непробудившимся
сознанием, полагающих свою жизнь в благе личности, то это не доказывает того, чтобы человеку было несвойственно
жить разумною жизнью.
Человек
с проснувшимся (только проснувшимся), но не подчинившим еще себе животную личность разумным
сознанием, если он не убивает себя, то
живет только для того, чтобы осуществить это невозможное благо:
живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже все существа
жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо, чтобы ему было наслаждение, для него не было страданий и не было смерти.
Марионетки, рабы Неведомого, тени темного… Ходят, слепо
живут своим маленьким
сознанием и не видят огромной, клубящейся внизу темноты… И к ним обращаться
с вопросами!..
С этого дня он заметно оживился и стал поправляться физически; сознательность ребенка породила гордое
сознание отца, что он не одинок, что у него есть для кого
жить, для кого трудиться.
Весть об отравлении княгини и о
сознании в совершении этого преступления княжны Маргариты Дмитриевны
с быстротою молнии облетела весь город. Баронесса Ольга Петровна Фальк была страшно возмущена, что преступница
жила у нее и даже ночь после совершения преступления это «исчадие ада», как она называла княжну, провела под ее кровлей.
— Да я
с семи лет без отца остался, брат в Москве
живет, на фабрике. Сначала сестра помогала, тоже на фабрике
жила, а
с четырнадцати лет как есть один, во все дела, и работал, и наживал, — сказал он
с спокойным
сознанием своего достоинства.
Только пойми, кто ты, и как,
с одной стороны, ничтожно то, что ты ошибочно называешь собою, признавая себя в своем теле, как необъятно велико то, что ты сознаешь истинно собою, — твое духовное существо, — только пойми это и начни каждый час своей жизни
жить не для внешних целей, а для исполнения того истинного назначения твоей жизни, которое открыто тебе и мудростью всего мира, и учением Христа, и твоим собственным
сознанием, начни
жить, полагая цель и благо твоей жизни в том, чтобы
с каждым днем всё больше и больше освобождать дух свой от обманов плоти, всё больше и больше совершенствоваться в любви, что в сущности одно и то же; только начни делать это — и
с первого часа, дня ты почувствуешь, какое новое и радостное чувство
сознания полной свободы и блага всё больше и больше будет вливаться в твою душу и — что больше всего поразит тебя — как те самые внешние условия, которыми ты так был озабочен и которые всё-таки так далеки были от твоих желаний, — как эти условия сами собой (оставляя тебя в твоем внешнем положении или выводя из него) перестанут быть препятствиями и будут только всё большими и большими радостями твоей жизни.
Если мы теперь в нашем христианском мире видим людей, лишенных, или, вернее сказать, не лишенных, а
с затемненным религиозным
сознанием, то уродливое, неестественное положение это только временное и случайное, положение немногих, происшедшее от тех особенных условий, в которых
жили и
живут люди христианского мира, точно такое же исключительное, как и положение тех людей, которые
живут и могут
жить, не работая.