Неточные совпадения
Желание полковника было исполнено. Через товарищей разузнали, что Лидочка, вместе с сестрою покойного,
живет в деревне, что Варнавинцев недели за две перед сраженьем послал сестре половину своего месячного жалованья и что вообще положение семейства покойного весьма незавидное, ежели даже оно воспользуется небольшою
пенсией, следовавшей, по закону, его дочери. Послана была бумага, чтобы удостовериться
на месте, как признавалось бы наиболее полезным устроить полковницкую дочь.
— Одна. Отец давно умер, мать — в прошлом году. Очень нам трудно было с матерью
жить — всего она
пенсии десять рублей в месяц получала. Тут и
на нее и
на меня; приходилось хоть милостыню просить. Я, сравнительно, теперь лучше
живу. Меня счастливицей называют. Случай как-то помог, работу нашла. Могу комнату отдельную иметь, обед; хоть голодом не сижу. А вы?
Теперь он скромно
живет в Париже
на свою
пенсию, которая, однако ж (по трем ведомствам), представляет для него верный ресурс в количестве семи тысяч франков ежегодно.
—
На волю? Нет, сударь, не отпускали. Сестрица, Марья Афанасьевна, были приписаны к родительской отпускной, а меня не отпускали. Они, бывало, изволят говорить: «После смерти моей
живи где хочешь (потому что они
на меня капитал для
пенсии положили), а пока жива, я тебя
на волю не отпущу». — «Да и
на что, говорю, мне, матушка, она, воля? Меня
на ней воробьи заклюют».
Одежда
на ней висела мятыми складками, словно сейчас только вынутая из туго завязанного узла, где долго лежала скомканная.
Жила Грушина
пенсиею, мелким комиссионерством и отдачею денег под залог недвижимостей. Разговоры вела попреимуществу нескромные и привязывалась к мужчинам, желая найти жениха. В ее доме постоянно занимал комнату кто-нибудь из холостых чиновников.
Ольга Васильевна Коковкина, у которой
жил гимназист Саша Пыльников, была вдова казначея. Муж оставил ей
пенсию и небольшой дом, в котором ей было так просторно, что она могла отделить еще и две-три комнаты для жильцов. Но она предпочла гимназистов. Повелось так, что к ней всегда помещали самых скромных мальчиков, которые учились исправно и кончали гимназию.
На других же ученических квартирах значительная часть была таких, которые кочуют из одного учебного заведения в другое, да так и выходят недоучками.
— Мама
живет на Песках… Она получает небольшую
пенсию. Раньше я работала
на магазин… Когда будете в Петербурге, непременно заверните к нам. Слышите: непременно…
В надворном флигеле
жили служащие, старушки
на пенсии с моськами и болонками и мелкие актеры казенных театров. В главном же доме тоже десятилетиями квартировали учителя, профессора, адвокаты, более крупные служащие и чиновники. Так, помню, там
жили профессор-гинеколог Шатерников, известный детский врач В.Ф. Томас, сотрудник «Русских ведомостей» доктор В.А. Воробьев. Тихие были номера.
Жили скромно. Кто готовил
на керосинке, кто брал готовые очень дешевые и очень хорошие обеды из кухни при номерах.
Евреиновы — мать и два сына —
жили на нищенскую
пенсию. В первые же дни я увидал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и разложив покупки
на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из небольших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей пищи для трех здоровых парней, не считая себя саму?
— Если бы я обкрадывал казну, брал взятки, как другие… — отвечал генерал, продолжая свою собственную мысль, начатую еще третьего дня. — О, тогда другое бы дело!.. За мной бы все ухаживали, как тогда… Знаешь, что я скажу тебе, Тарас Ермилыч: дурак я был! Все кругом меня брали жареным и вареным, а я верил в их честность. Зато они
живут припеваючи
на воровские деньги, а я с одной своей
пенсией… Дурак, дурак, и еще раз дурак!..
Находясь очень давно
на пенсии, он
жил у кого-то,
на седьмой версте по Петергофской дороге, и каждый месяц приходил в Кабинет за своим месячным пенсионом; этого мало: не знаю, по каким причинам, только он обыкновенно брал двадцатипятирублевый мешок медных денег и относил его
на плече домой, никогда не нанимая извозчика.
Она окончила свое дело с честию и пять лет перед этим отпущена с
пенсиею, которой ей было довольно
на то, чтобы
жить с дочерью в своем городке безбедно.
Жили они скромно,
на очень маленькую
пенсию и
на доход от своих коров и от своего огорода.
В начале болезни Егора Тимофеевича жена его, — с которой он уже не
жил лет пятнадцать, обнаружила притязание
на пенсию и присылала адвоката, но ее удалось отстранить, и деньги остались за больным.
Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь
на всем готовом
живут, а в Петербурге между тем
пенсии ихние всё накапливаются да накапливаются.
Вся семья отставного капитана Петровича, отца Милицы, сражавшегося когда-то против турок в рядах русского войска и раненого турецкой гранатой, оторвавшей ему обе ноги по колено,
жила на скромную
пенсию главы семейства. Великодушный русский государь повелел всех детей капитана Петровича воспитывать
на казенный счет в средних и высших учебных заведениях нашей столицы.
— Сами видите, батюшка, как
живем.
Пенсии я не выхлопотала от начальства. Хорошо еще, что в земской управе нашлись добрые люди… Получаю вспомоществование. Землица была у меня… давно продана. Миша без устали работает, пишет… себя в гроб вколачивает. По статистике составляет тоже ведомости… Кое-когда перепадет самая малость… Вот теперь в губернии хлопочет…
на частную службу не примут ли. Ежели и примут, он там года не
проживет… Один день бродит, неделю лежит да стонет.
— Здесь, никак! Мать — старуха, должно, имеет в Кладенце
пенсию ничтожную. Вымолила у начальства сюда его, знаете,
на место жительства перевести. Так ведь пить-есть надо, а у него, слыхал я, чахотка. Какой же работой, да еще здесь, в селе, может он заняться? Уроки давать некому, да он, поди, еле
жив.
Она
жила в производстве и должна была умереть у станка, потому что для таких людей выйти «
на социалку» и в бездействии, вне родного завода,
жить «
на отдыхе»,
на пенсии — хуже было, чем умереть.
Маме хотели дать за его деятельность и смерть персональную
пенсию в двести рублей, но она отказалась и
живет на девяносто — сто рублей жалованья.