Неточные совпадения
— Возвращаясь к Толстому — добавлю: он учил думать, если можно назвать учением его мысли вслух о себе самом. Но он никогда не учил
жить, не учил этому даже и
в так называемых произведениях художественных,
в словесной игре, именуемой искусством… Высшее искусство — это искусство
жить в благолепии единства плоти и духа. Не отрывай чувства от ума, иначе жизнь твоя превратится
в цепь неосмысленных случайностей и — погибнешь!
О да, мы будем
в цепях, и не будет воли, но тогда,
в великом горе нашем, мы вновь воскреснем
в радость, без которой человеку
жить невозможно, а Богу быть, ибо Бог дает радость, это его привилегия, великая…
Вот как-то пришел заветный час — ночь, вьюга воет,
в окошки-то словно медведи лезут, трубы поют, все беси сорвались с
цепей, лежим мы с дедушком — не спится, я и скажи: «Плохо бедному
в этакую ночь, а еще хуже тому, у кого сердце неспокойно!» Вдруг дедушко спрашивает: «Как они
живут?» — «Ничего, мол, хорошо
живут».
Кроме этих двух стариков да трех пузатых ребятишек
в длинных рубашонках, Антоновых правнуков,
жил еще на барском дворе однорукий бестягольный мужичонка; он бормотал, как тетерев, и не был способен ни на что; не многим полезнее его была дряхлая собака, приветствовавшая лаем возвращение Лаврецкого: она уже лет десять сидела на тяжелой
цепи, купленной по распоряжению Глафиры Петровны, и едва-едва была
в состоянии двигаться и влачить свою ношу.
Сидя третий день
в номере «Европейской гостиницы», я уже кончал описание поездки, но вспомнил о
цепях Стеньки Разина, и тут же пришло на память, что где-то
в станице под Новочеркасском
живет известный педагог, знающий много о Разине, что зовут его Иван Иванович, а фамилию его и название станицы забыл.
Живёт в небесах запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною
цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается
в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен
в омут холодной жуткой тьмы.
Я серьезно раздумался на эту благодарную тему и даже чувствовал какое-то приятное ожесточение: и
живите в светлых, высоких, теплых и сухих комнатах, смотрите
в большие светлые окна, а я буду отсиживаться
в своей конуре, как цепная собака, которая когда-нибудь да сорвется с своей
цепи.
А мы были два ненавидящих друг друга колодника, связанных одной
цепью, отравляющие жизнь друг другу и старающиеся не видать этого. Я еще не знал тогда, что 0,99 супружеств
живут в таком же аду, как и я
жил, и что это не может быть иначе. Тогда я еще не знал этого ни про других ни про себя.
После того, как Орсуна утром на другой день после тех событий увез меня из «Золотой
цепи»
в Сан-Риоль, я еще не бывал
в Лиссе —
жил полным пансионером, и за меня платила невидимая рука.
— Каина — нельзя понять. Этим Тихон меня, как на
цепь приковал. Со дня смерти отца у меня и началось. Я думал: уйду
в монастырь — погаснет, А — нет. Так и
живу в этих мыслях.
Вся прислуга точно с
цепи сорвалась; появлялась
в дом лишь на минуту, словно для того только, чтобы узнать,
жив ли я, и затем вновь бежала бегом на село принять участие
в общем веселье.
Впоследствии, по примеру верховых [Верховыми называются те охотники, которые
живут в верховьях Волги] охотников, ввели
в употребление капканы с железной
цепью и якорем, и это много облегчило отыскиванье и убой попавшегося зверя; впрочем, капканы заячьи (они же и лисьи) ставятся без всякой привязки, отчего лисы иногда довольно далеко уходят и тем утомляют охотников.
Его идеал «свободной жизни» определителен: это — свобода от всех этих исчисленных
цепей рабства, которыми оковано общество, а потом свобода — «вперить
в науки ум, алчущий познаний», или беспрепятственно предаваться «искусствам творческим, высоким и прекрасным», — свобода «служить или не служить», «
жить в деревне или путешествовать», не слывя за то ни разбойником, ни зажигателем, и — ряд дальнейших очередных подобных шагов к свободе — от несвободы.
— Прав ты, когда говоришь, что
в тайнах
живёт человек и не знает, друг или враг ему бог, дух его, но — неправ, утверждая, что, невольники, окованные тяжкими
цепями повседневного труда, можем мы освободиться из плена жадности, не разрушив вещественной тюрьмы…
— Где дорыться!.. Есаулы-то с зароком казну хоронили, — отвечал Артемий. — Надо слово знать, вещбу такую… Кто вещбу знает, молви только ее, клад-от сам выйдет наружу… А
в том месте важный клад положон. Если достался, внукам бы, правнукам не
прожить… Двенадцать бочек золотой казны на серебряных
цепях да пушка золотая.
Человек
живет духом, а не телом. Если человек знает это и жизнь свою полагает не
в теле, а
в духе, то закуй его
в цепи, посади на железные запоры, он все-таки свободен.
Вот толпа людей
в цепях. Все они приговорены к смерти, и каждый день некоторых из них убивают на глазах у других. Те же, которые остаются, видят эти убийства, ожидают своей очереди и ужасаются. Такова жизнь для людей, если они не понимают смысла своей жизни. Если же человек понимает то, что
в нем
живет дух божий и он может соединиться с ним, то для такого человека смерть не только не может быть страшна, но для такого человека нет смерти.
На Аку мы застали одну семью орочей. Они тоже недавно прибыли с Копи и
жили в палатке. Когда выяснилось, что дальше нам плыть не удастся, я позвал Савушку и вместе с ним отправился к орочскому жилищу. Привязанные на
цепь собаки встретили нас злобным лаем. Из палатки поспешно выбежал человек. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой. Узнав Савушку, он прикрикнул на собак и, приподняв полу палатки, предложил нам войти
в нее. Я нагнулся и прошел вперед.
Словом,
жили купцы Строгановы, как многим боярам
в описываемое время
жить не приходилось, но
жили зато у Великой Перми, «на конце России», по выражению Карамзина, на рубеже неизмеримого пространства северной Азии, огражденного Каменным поясом (Уральским хребтом), Ледовитым морем, океаном Восточным,
цепью гор Алтайских и Саянских — Сибири. Тогда это было отечество многолюдных монгольских, татарских, чудских, финских племен.
— Признаю, что я вполне
в твоей власти, но предупреждаю, если ты уже слишком затянешь петлю,
в которую я попал, я предпочту умереть, чем влачить эти тяжелые
цепи прошлого. Чего ты от меня хочешь? Ты
живешь, ничего не делая и ничем не рискуя, — а я? Я ежеминутно должен дрожать, чтобы не попасться. Мне грозит ежеминутно тюрьма, Сибирь. Подумай об этом и сжалься. А ты требуешь от меня все больше и больше.
— На том пространстве, которое вам угодно было отмежевать Польше, вижу я только с двух концов
цепи два далеко разрозненные звена — два класса: один высший, панский, другой — низший, крестьянский. С одной стороны, власть неограниченная, богатство, образование, сила, с другой — безмолвное унижение, бедность, невежество, рабство, какого у нас
в России не бывало. Вы, Михайло Аполлоныч, долго
пожили в белорусском крае, вы знаете лучше меня быт тамошнего крестьянина.
— Как же неправда? Ты имеешь возможность разлить ручьем счастье для многих, но для тебя ничего не стоит их жажда. Хороша ты, дочь жреца Анубиса. Да покроешься ты тиной и плесенью, как источник, заглохший
в своем водоеме, а я сейчас войду и отягчу
цепь на руках и ногах Фалалея и стану стегать его по голому телу воловьею
жилой.
— После нас останется много сирот и старцев, которых пошлют
в цепях в каменоломни, — останься
жить и
живи долго для них. Подай мне эту милостыню… обещай мне это, Нефора, и я счастливо умру, передав тебе любовь мою к страдающим людям!