Неточные совпадения
Но с той поры, как социал-демократия
Германии получила большинство
в рейхстаге и Шейдеман сел
в кресло председателя, — Клим Иванович Самгин вспомнил, что он
живет в эпоху, когда возможны фигуры Жореса, Вандервельде, Брантинга, Пабло Иглезиаса, Евгения Дебса, Бебеля и еще многих, чьи имена уже стали достоянием истории.
— Забыл я: Иван писал мне, что он с тобой разошелся. С кем же ты
живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван —
в Германии, говоришь? Почему же не
в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но —
в принципах не крепок. Это все знали.
— Даже с друзьями — ссорятся, если
живут близко к ним.
Германия — не друг вам, а очень завистливый сосед, и вы будете драться с ней. К нам, англичанам, у вас неправильное отношение. Вы могли бы хорошо
жить с нами
в Персии, Турции.
Она
жила гувернанткой
в богатом доме и имела случай быть за границей, проехала всю
Германию и смешала всех немцев
в одну толпу курящих коротенькие трубки и поплевывающих сквозь зубы приказчиков, мастеровых, купцов, прямых, как палка, офицеров с солдатскими и чиновников с будничными лицами, способных только на черную работу, на труженическое добывание денег, на пошлый порядок, скучную правильность жизни и педантическое отправление обязанностей: всех этих бюргеров, с угловатыми манерами, с большими грубыми руками, с мещанской свежестью
в лице и с грубой речью.
Он из немцев, по имени Вейнерт,
жил долго
в Москве
в качестве учителя музыки или что-то
в этом роде, получил за службу пенсион и удалился, по болезни, сначала куда-то
в Германию, потом на мыс Доброй Надежды, ради климата.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил
в вагоне, по дороге из Вены
в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами,
в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения,
жил для этого и
в городах и
в селах, ходил пешком из деревни
в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную
Германию, оттуда пробрался опять к югу,
в немецкие провинции Австрии, теперь едет
в Баварию, оттуда
в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет
в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже
в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится
в Россию, потому что, кажется,
в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
В этом майоратном имении, находившемся на самой границе
Германии, мы никогда не
жили.
Как тяжело думать, что вот „может быть“
в эту самую минуту
в Москве поет великий певец-артист,
в Париже обсуждается доклад замечательного ученого,
в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию
в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов,
в Италии,
в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь
в Венеции
в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это
живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
В Петербурге он, разумеется, скоро бы ее отыскал, под каким бы именем она ни воротилась
в Россию; да дело
в том, что заграничные его агенты его ложным свидетельством обманули: уверили его, что она
живет в одном каком-то заброшенном городишке
в южной
Германии; сами они обманулись по небрежности: одну приняли за другую.
Вот уже целый год, как я скитаюсь за границей: сперва
жил в южной
Германии, потом
в Париже и, наконец,
в южной Франции.
Сей верный камердинер не
в первый уже раз был за границей, и, некогда
прожив с своим, тогда еще молодым, барином более трех лет
в Германии, он выучился даже говорить по-немецки.
Из Кельна Егор Егорыч вознамерился проехать с Сусанной Николаевной по Рейну до Майнца, ожидая на этом пути видеть, как Сусанна Николаевна станет любоваться видами поэтической реки
Германии; но недуги Егора Егорыча лишили его этого удовольствия, потому что, как только мои путники вошли на пароход, то на них подул такой холодный ветер, что Антип Ильич поспешил немедленно же увести своего господина
в каюту; Сусанна же Николаевна осталась на палубе, где к ней обратился с разговором болтливейший из болтливейших эльзасцев и начал ей по-французски объяснять, что виднеющиеся местами замки на горах называются разбойничьими гнездами, потому что
в них прежде
жили бароны и грабили проезжавшие по Рейну суда, и что
в их даже пароход скоро выстрелят, — и действительно на одном повороте Рейна раздался выстрел.
Недалеко от дворца стоял печатный двор, с принадлежащею к нему словолитней, с жилищем наборщиков и с особым помещением для иностранных мастеров, выписанных Иоанном из Англии и
Германии. Далее тянулись бесконечные дворцовые службы,
в которых
жили ключники, подключники, сытники, повара, хлебники, конюхи, псари, сокольники и всякие дворовые люди на всякий обиход.
Живет не
в одной России, но где бы то ни было — во Франции, Англии,
Германии, Америке — богатый землевладелец и за право, предоставляемое им людям, живущим на его земле, кормиться с нее, сдирает с этих большею частью голодных людей всё, что только он может содрать с них.
— Потом я
жила в Италии,
в Германии, — отвечала княгиня.
И
в самом деле, Париж, например, он знал, как свою деревню, половину
Германии пешком выходил и целые два года
жил в лучшем петербургском обществе.
Поселиться он решил
в Германии,
в Берлине; там уже с год
жил его старый приятель и писал оттуда длинные и восторженные письма.
При следствии никто не хотел обратить внимание на то, что гораздо ранее распространившихся безумных толков о русском моем происхождении я
жила и была лично известна многим
в Лондоне,
в Париже и
в Германии.
С тех пор я
жила в разных государствах, между прочим,
в Англии и Франции, потом получила
в собственность графство Оберштейн
в Германии и
жила там.
— Поставим лучше защиту на такую почву, — заметил он Фрику, — я скажу, что
в Бельгии я ношу свое имя маркиза де Траверсе, а во Франции и
Германии жил, действительно, под чужим именем Николая Савина.
Следствие обнаружило и установило разными допросами свидетелей и полицейских властей
в Париже, Ницце, Берлине и Дусбурге, которым была предъявлена фотографическая карточка Савина, что он, действительно, то лицо, которое
проживало во Франции и
Германии под именем русского офицера Николая Савина, который был арестован по требованию русских властей и впоследствии бежал.