Неточные совпадения
Анна Андреевна. Мы теперь
в Петербурге намерены
жить. А здесь, признаюсь, такой
воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность… Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.
Понятно, что после затейливых действий маркиза де Сан-глота, который летал
в городском саду по
воздуху, мирное управление престарелого бригадира должно было показаться и «благоденственным» и «удивления достойным».
В первый раз свободно вздохнули глуповцы и поняли, что
жить «без утеснения» не
в пример лучше, чем
жить «с утеснением».
Она как будто очнулась; почувствовала всю трудность без притворства и хвастовства удержаться на той высоте, на которую она хотела подняться; кроме того, она почувствовала всю тяжесть этого мира горя, болезней, умирающих,
в котором она
жила; ей мучительны показались те усилия, которые она употребляла над собой, чтобы любить это, и поскорее захотелось на свежий
воздух,
в Россию,
в Ергушово, куда, как она узнала из письма, переехала уже ее сестра Долли с детьми.
Мы тронулись
в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала
в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими;
воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала
в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим
жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть,
в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный
воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько
жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже
в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что
в этой комнате лет десять
жили люди.
—
В воздухе — не
проживешь, — негромко сказал Иноков и сунул сигару
в землю цветочного горшка.
Листья, сорванные ветром, мелькали
в воздухе, как летучие мыши, сыпался мелкий дождь, с крыш падали тяжелые капли, барабаня по шелку зонтика, сердито ворчала вода
в проржавевших водосточных трубах. Мокрые, хмуренькие домики смотрели на Клима заплаканными окнами. Он подумал, что
в таких домах удобно
жить фальшивомонетчикам, приемщикам краденого и несчастным людям. Среди этих домов забыто торчали маленькие церковки.
Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времен, стоя одной половиной на
воздухе и подпираясь тремя жердями. Три-четыре поколения тихо и счастливо
прожили в ней.
«
В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его
в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем
воздухом, о котором мечтал некогда с другом,
пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
Он забыл ту мрачную сферу, где долго
жил, и отвык от ее удушливого
воздуха. Тарантьев
в одно мгновение сдернул его будто с неба опять
в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем пришел Тарантьев? надолго ли? — терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, — вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Мне несколько неловко было ехать на фабрику банкира: я не был у него самого даже с визитом, несмотря на его желание видеть всех нас как можно чаще у себя; а не был потому, что за визитом неминуемо следуют приглашения к обеду, за который садятся
в пять часов, именно тогда, когда настает
в Маниле лучшая пора глотать не мясо, не дичь, а здешний
воздух, когда надо ехать
в поля, на взморье, гулять по цветущим зеленым окрестностям — словом,
жить.
— Севилья, caballeros с гитарами и шпагами, женщины, балконы, лимоны и померанцы. Dahin бы,
в Гренаду куда-нибудь, где так умно и изящно путешествовал эпикуреец Боткин, умевший вытянуть до капли всю сладость испанского неба и
воздуха, женщин и апельсинов, —
пожить бы там, полежать под олеандрами, тополями, сочетать русскую лень с испанскою и посмотреть, что из этого выйдет».
Кроме их медленными кругами носились
в воздухе коршуны; близ
жилых мест появлялись и вороны, гораздо ярче колоритом наших: черный цвет был на них чернее и резко оттенялся от светлых пятен.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят из уст человека и распространяются вблизи по
воздуху. Другие закупорены
в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут
жить сто годов и больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
В испуге я вскакивал с кана и несколько раз выходил на
воздух; я старался успокоить себя тем, что Дерсу
жив и находится со мной, но ничто не помогало.
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны
в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет
в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся
в воздухе, как аромат
в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно
жить и почему надобно
жить обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих мыслей, а сама развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не
жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
…Сбитый с толку, предчувствуя несчастия, недовольный собою, я
жил в каком-то тревожном состоянии; снова кутил, искал рассеяния
в шуме, досадовал за то, что находил его, досадовал за то, что не находил, и ждал, как чистую струю
воздуха середь пыльного жара, несколько строк из Москвы от Natalie. Надо всем этим брожением страстей всходил светлее и светлее кроткий образ ребенка-женщины. Порыв любви к Р. уяснил мне мое собственное сердце, раскрыл его тайну.
Конечно, и она не была избалована,
живя в аббатстве, но там все-таки был простор, тишина и
воздуху много.
Вообще сестрицы сделались чем-то вроде живых мумий; забытые, брошенные
в тесную конуру, лишенные притока свежего
воздуха, они даже перестали сознавать свою беспомощность и
в безмолвном отупении
жили, как
в гробу,
в своем обязательном убежище. Но и за это жалкое убежище они цеплялись всею силою своих костенеющих рук.
В нем, по крайней мере, было тепло… Что, ежели рассердится сестрица Анна Павловна и скажет: мне и без вас есть кого поить-кормить! куда они тогда денутся?
А. П. Чехову пришлось
жить в одной из квартир
в новом банном дворце,
воздух вокруг которого был такой же, как и при старых Сандунах.
Становилось как-то жутко слушать этот несмолкающий, ровный, непонятный крик мертвого железа, протянувшегося
в воздухе откуда-то из неведомой столицы, где «
живет царь»…
Все Заполье переживало тревожное время. Кажется,
в самом
воздухе висела мысль, что
жить по-старинному, как
жили отцы и деды, нельзя. Доказательств этому было достаточно, и самых убедительных, потому что все они били запольских купцов прямо по карману. Достаточно было уже одного того, что благодаря новой мельнице старика Колобова
в Суслоне открылся новый хлебный рынок, обещавший
в недалеком будущем сделаться серьезным конкурентом Заполью. Это была первая повестка.
Надо или признать общие камеры уже отжившими и заменить их жилищами иного типа, что уже отчасти и делается, так как многие каторжные
живут не
в тюрьме, а
в избах, или же мириться с нечистотой как с неизбежным, необходимым злом, и измерения испорченного
воздуха кубическими саженями предоставить тем, кто
в гигиене видит одну только пустую формальность.
Длинная процедура: нужно надеть на каждого саван, подвести к эшафоту. Когда наконец повесили девять человек, то получилась
в воздухе «целая гирлянда», как выразился начальник округа, рассказывавший мне об этой казни. Когда сняли казненных, то доктора нашли, что один из них еще
жив. Эта случайность имела особое значение: тюрьма, которой известны тайны всех преступлений, совершаемых ее членами,
в том числе палач и его помощники, знали, что этот живой не виноват
в том преступлении, за которое его вешали.
О Сахалине, о здешней земле, людях, деревьях, о климате говорят с презрительным смехом, отвращением и досадой, а
в России всё прекрасно и упоительно; самая смелая мысль не может допустить, чтобы
в России могли быть несчастные люди, так как
жить где-нибудь
в Тульской или Курской губернии, видеть каждый день избы, дышать русским
воздухом само по себе есть уже высшее счастье.
Один раз наловили деревенские мальчики множество подорожников лучками с сеткой; это случилось
в январе; я насажал их с сотню
в холодную комнату, и они
жили благополучно до исхода марта, были очень жирны и вкусны: их всех употребили для стола, и потому не знаю, как стали бы они
жить в теплом
воздухе.
Но вы не будете там
жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли
жить в стране такой,
Где
воздух у людей
Не паром — пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А
в краткие жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… Страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…
Зачем вы хвораете? Вам следует быть
в полном смысле слова здоровым:,
живя на деятельном поприще, нужны все силы. Я думаю, тайга должна прибавить здоровья; не худо летом быть на
воздухе и поездить верхом. Пейте холодную воду, и все будет хорошо.
Слух о моей женитьбе справедлив. 22 мая я соединен с Н. Д. Ф. — Благодарю бога за наш союз. Покамест пользуюсь деревенским
воздухом и пью воды
в деревне жены. Не знаю еще, где мы будем
жить постоянно, — это решится, когда я выздоровлю, если бог поможет.
— Я только сейчас услыхала, что вы приехали
в деревню и будете здесь
жить, — говорила она, втягивая
в себя
воздух носом, — и мне будет еще нужно серьезно об одной вещи поговорить с вами!.. — прибавила она.
— Ну, и слава богу! на старинное пепелище посмотришь, могилкам поклонишься, родным
воздухом подышишь — все-таки освежишься! Чай, у Лукьяныча во дворце остановился? да, дворец он себе нынче выстроил! тесно
в избе показалось, помещиком
жить захотел… Ах, мой друг!
Это до такой степени справедливо, что когда Держиморда умер и преемники его начали относиться к двугривенным с презрением, то
жить сделалось многим тяжельше. Точно вот
в знойное, бездождное лето, когда и без того некуда деваться от духоты и зноя, а тут еще чуются
в воздухе признаки какой-то неслыханной повальной болезни.
Я не
жил в то время, а реял и трепетал при звуках: «гласность»,"устность","свобода слова","вольный труд","независимость суда"и т. д., которыми был полон тогдашний
воздух.
Но вот долетают до вас звуки колоколов, зовущих ко всенощной; вы еще далеко от города, и звуки касаются слуха вашего безразлично,
в виде общего гула, как будто весь
воздух полон чудной музыки, как будто все вокруг вас
живет и дышит; и если вы когда-нибудь были ребенком, если у вас было детство, оно с изумительною подробностью встанет перед вами; и внезапно воскреснет
в вашем сердце вся его свежесть, вся его впечатлительность, все верованья, вся эта милая слепота, которую впоследствии рассеял опыт и которая так долго и так всецело утешала ваше существование.
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда,
в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только
воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если
жив будешь, к нему
в Воронеж привезть.
Сусанна Николаевна, услышав это, одновременно обрадовалась и обмерла от страха, и когда потом возник вопрос о времени отправления Лябьевых
в назначенное им место жительства, то она, с своей стороны, подала голос за скорейший отъезд их, потому что там они будут
жить все-таки на свежем
воздухе, а не
в тюрьме.
Порою, сквозь форточки освещенных окон,
в чистый
воздух прольются какие-то особенные запахи — тонкие, незнакомые, намекающие на иную жизнь, неведомую мне; стоишь под окном и, принюхиваясь, прислушиваясь, — догадываешься: какая это жизнь, что за люди
живут в этом доме? Всенощная, а они — весело шумят, смеются, играют на каких-то особенных гитарах, из форточки густо течет меднострунный звон.
Мы все знаем и не можем не знать, если бы даже мы никогда и не слыхали и не читали ясно выраженной этой мысли и никогда сами не выражали ее, мы, всосав это носящееся
в христианском
воздухе сознание, — все, всем сердцем знаем и не можем не знать ту основную истину христианского учения, ту, что мы все сыны одного отца, все, где бы мы ни
жили и на каком бы языке ни говорили, — все братья и подлежим только одному закону любви, общим отцом нашим вложенному
в наши сердца.
Кажется, что вся эта тихая жизнь нарисована на земле линючими, тающими красками и ещё недостаточно воодушевлена, не хочет двигаться решительно и быстро, не умеет смеяться, не знает никаких весёлых слов и не чувствует радости
жить в прозрачном
воздухе осени, под ясным небом, на земле, богато вышитой шёлковыми травами.
Он шел и чувствовал, что он помпадур. Это чувство ласкало, нежило, манило его. Ни письмоводителя, ни квартального, ни приставов — ничего не существовало для него
в эту минуту. Несмотря на утренний полусумрак,
воздух казался проникнутым лучами; несмотря на глубокое безмолвие, природа казалась изнемогающею под бременем какого-то кипучего и нетерпеливо-просящегося наружу ликования. Он знал, что он помпадур, и знал, куда и зачем он идет. Грудь его саднило, блаженство катилось по всем его
жилам.
По реке и окружающим ее инде болотам все породы уток и куликов, гуси, бекасы, дупели и курахтаны вили свои гнезда и разнообразным криком и писком наполняли
воздух; на горах же, сейчас превращавшихся
в равнины, покрытые тучною травою,
воздух оглашался другими особенными свистами и голосами; там водилась во множестве вся степная птица: дрофы, журавли, стрепета, кроншнепы и кречетки; по лесистым отрогам
жила бездна тетеревов; река кипела всеми породами рыб, которые могли сносить ее студеную воду: щуки, окуни, голавли, язи, даже кутема и лох изобильно водились
в ней; всякого зверя и
в степях и лесах было невероятное множество; словом сказать: это был — да и теперь есть — уголок обетованный.
— Так вот такие высокие дома. И сверху донизу набиты людьми.
Живут эти люди
в маленьких конурах, точно птицы
в клетках, человек по десяти
в каждой, так что всем и воздуху-то не хватает. А другие внизу
живут, под самой землей,
в сырости и холоде; случается, что солнца у себя
в комнате круглый год не видят.
К любимому солдатскому месту, к каше, собирается большая группа, и с трубочками
в зубах солдатики, поглядывая то на дым, незаметно подымающийся
в жаркое небо и сгущающийся
в вышине, как белое облако, то на огонь костра, как расплавленное стекло дрожащий
в чистом
воздухе, острят и потешаются над казаками и казачками за то, что они
живут совсем не так, как русские.
Кисейное платье племянницы чуть не вспыхнуло от огня, пробежавшего по ее
жилам; она догадывалась, подозревала, не смела верить, не смела не верить… она должна была выйти на
воздух, чтоб не задохнуться.
В сенях горничные донесли ей, что сегодня ждут генерала, что генерал этот сватается за нее… Вдруг въехала карета.
В Москве есть особая varietas [разновидность (лат.).] рода человеческого; мы говорим о тех полубогатых дворянских домах, которых обитатели совершенно сошли со сцены и скромно
проживают целыми поколениями по разным переулкам; однообразный порядок и какое-то затаенное озлобление против всего нового составляет главный характер обитателей этих домов, глубоко стоящих на дворе, с покривившимися колоннами и нечистыми сенями; они воображают себя представителями нашего национального быта, потому что им «квас нужен, как
воздух», потому что они
в санях ездят, как
в карете, берут за собой двух лакеев и целый год
живут на запасах, привозимых из Пензы и Симбирска.
Свобода и несколько глотков свежего, вольного
воздуха превратили, казалось, кровь его
в огонь: он
жил как волчонок, выпущенный
в поле.
Егорушка сунул
в карман пряник и попятился к двери, так как был уже не
в силах дышать затхлым и кислым
воздухом,
в котором
жили хозяева. Вернувшись
в большую комнату, он поудобней примостился на диване и уж не мешал себе думать.
Она была слишком веселой и сердечной женщиной для того, чтоб спокойно
жить с мужем; муж ее долго не понимал этого — кричал, божился, размахивал руками, показывал людям нож и однажды пустил его
в дело, проколов кому-то бок, но полиция не любит таких шуток, и Стефано, посидев немного
в тюрьме, уехал
в Аргентину; перемена
воздуха очень помогает сердитым людям.
Точно птицы
в воздухе, плавают
в этой светлой ласковой воде усатые креветки, ползают по камню раки-отшельники, таская за собой свой узорный дом-раковину; тихо двигаются алые, точно кровь, звезды, безмолвно качаются колокола лиловых медуз, иногда из-под камня высунется злая голова мурены с острыми зубами, изовьется пестрое змеиное тело, всё
в красивых пятнах, — она точно ведьма
в сказке, но еще страшней и безобразнее ее; вдруг распластается
в воде, точно грязная тряпка, серый осьминог и стремительно бросится куда-то хищной птицей; а вот, не торопясь, двигается лангуст, шевеля длиннейшими, как бамбуковые удилища, усами, и еще множество разных чудес
живет в прозрачной воде, под небом, таким же ясным, но более пустынным, чем море.
Люди, которых вы здесь видите,
живут в благословенных местах: город стоит на берегу Волги, весь
в зелени; с крутых берегов видны далекие пространства, покрытые селеньями и нивами; летний благодатный день так и манит на берег, на
воздух, под открытое небо, под этот ветерок, освежительно веющий с Волги…