Неточные совпадения
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали.
Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни
палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Мужчины и женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был;
жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и
падали; скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль.
Но долго
жители не
спалиИ меж собою толковали
О дне минувшем.
Всего удивительнее было то, что в эту дачу
попали, кроме казенных земель, и крестьянские, как принадлежавшие
жителям Тайболы.
Он всё
попадал на опытных городских
жителей, которые знали обычные проделки мужиков, продающих дрова, и не верили тому, что он привез, как он уверял, дрова из деревни.
Жители приняли его с восторгом и тут же, вооружась чем ни
попало, с ним соединились, бросились к крепости изо всех переулков, засели в высокие избы и начали стрелять из окошек.
Положение Оренбурга становилось ужасным. У
жителей отобрали муку и крупу и стали им производить ежедневную раздачу. Лошадей давно уже кормили хворостом. Большая часть их
пала и употреблена была в пищу. Голод увеличивался. Куль муки продавался (и то самым тайным образом) за двадцать пять рублей. По предложению Рычкова (академика, находившегося в то время в Оренбурге) стали жарить бычачьи и лошадиные кожи и, мелко изрубив, мешать в хлебы. Произошли болезни. Ропот становился громче. Опасались мятежа.
Не проходило дня без перестрелок. Мятежники толпами разъезжали около городского вала и
нападали на фуражиров. Пугачев несколько раз подступал под Оренбург со всеми своими силами. Но он не имел намерения взять его приступом. «Не стану тратить людей, — говорил он сакмарским казакам, — выморю город мором». Не раз находил он способ доставлять
жителям возмутительные свои листы. Схватили в городе несколько злодеев, подосланных от самозванца; у них находили порох и фитили.
Жители вышли к нему навстречу с иконами и хлебом и
пали пред ним на колени.
И
жители, точно, гуляют иногда по бульвару над рекой, хотя уж и пригляделись к красотам волжских видов; вечером сидят на завалинках у ворот и занимаются благочестивыми разговорами; но больше проводят время у себя дома, занимаются хозяйством, кушают,
спят, —
спать ложатся очень рано, так что непривычному человеку трудно и выдержать такую сонную ночь, какую они задают себе.
Строгановы на реке Чусовой поставили Чусовской городок; а брат сибирского султана, Махметкул, на 20 июля 1573 года, «со многолюдством татар, остяков и с верхчусовскими вогуличами», нечаянно
напал на него, многих российских подданных и ясачных (плативших царскую дань мехами — ясак) остяков побил, жен и детей разбежавшихся и побитых
жителей полонил и в том числе забрал самого посланника государева, Третьяка Чубукова, вместе с его служилыми татарами, с которыми он был послан из Москвы «в казацкую орду».
Иногда на вратах храма рассматриваю изображение чудес, в сем монастыре случившихся, там рыбы
падают с неба для насыщения
жителей монастыря, осажденного многочисленными врагами; тут образ богоматери обращает неприятелей в бегство.
Но потемнели небеса —
Спи мирно,
житель деревенский!
— Я, — говорит, — не здешний
житель; ехал я через ваш город по делам, да дорогой
напали на меня разбойники, всего избили и ограбили, и коня, и платье, и деньги отняли. Надели на меня мешок, да и пустили.
Но при этом забывают о том, что наша земля, рассматриваемая из тех мировых пространств, так же представляется одной из небесных звезд и что
жители тех миров с таким же правом могли бы показать на землю и сказать: «Видите вон ту звезду — место вечного блаженства, небесный приют, приготовленный для нас, куда мы когда-нибудь
попадем».
Жители «планеты Сириус», куда
попал во сне «Смешной человек» Достоевского, — люди «невинные и прекрасные», — «зная столь много, не имеют нашей науки….
И опять,
попадая прямо оттуда в Париж, и во второй половине 90-х годов вы не могли не находить, что он после Лондона кажется меньше и мельче, несмотря на то что он с тех пор (то есть с падения империи) увеличился в числе
жителей на целых полмиллиона!
Хунхузы, да и мирные
жители (отличить их друг от друга нельзя) подкрадываются к нашим постам или
нападают на развозящих летучую почту и, гоняясь лишь за оружием, убивают их, раненых истязают, над трупами надругаются.
— Если бы не измена Упадыша [Новгородский
житель, тайный доброжелатель великого князя Иоанна, заколотивший 55 пушек своих земляков, за что был мучительно казнен правителями Новгорода.] с его единомышленниками, брызнул бы на московитян такой огненный дождь, что сразу
спалил бы их, а гордые стены Новгорода окрасились бы кровью новых врагов и еще краше заалели бы.
Но скоро стали приходить тревожные вести.
Жители, бежавшие за город, разобрав в чем дело, с утра уже начали толпиться около спасшихся инвалидов; стали прибывать крестьяне из соседства и толковать о том, что надо схватить и перевязать мятежников; они не остановились на одних словах, но, применяя слово к делу, вооружились кто чем мог и
напали на отделившихся к мстиславльской заставе, четырех убили, двух ранили, четырех схватили, отвели и сдали караульным солдатам у тюремного замка.
По проселочным дорогам, по которым ехал транспорт,
жители деревушек, отдаленных друг от друга озерами, болотами и лесами,
спали глубоким сном.
— Если бы не измена Упадыша [Новгородский
житель, тайный доброжелатель великого князя Иоанна, заколотивший 55 пушек своих земляков, за что был мучительно казнен правителями Новгорода.] с его единомышленниками, брызнул бы на московитян такой огненный дождь, что сразу
спалил бы их, а гордыня стены Новгорода окрасилась бы кровью новых врагов и еще краше заалела бы.
Играл он с кем
попало, с
жителями Приречья, с приезжими иностранными артистами и волтижерами, с честными людьми и шулерами.
История не позволяет мне скрыть, что месть русского военачальника за погубление баталиона
пала на бедных
жителей местечка и на шведов, находившихся по договору в стане русском, не как пленных, но как гостей. Все они задержаны и сосланы в Россию. Не избегли плена Глик и его воспитанница, может статься, к удовольствию первого. Шереметев отправил их в Москву в собственный свой дом. Местечко Мариенбург разорено так, что следов его не осталось.
Жители вооружились кто чем
попало, кругом местечка расставили караулы; но население не успокоилось и тревожно ожидало утра.
Темничник Раввула как только вышел от Милия, так сейчас же велел согнать всех дроворубов для заготовления хвороста, а когда те пошли рубить хворост,
жители Аскалона узнали, что предполагается
пал, и устремились толпами к темнице, чтобы видеть, когда будут выводить на барки невольников.
Огненный
пал в темнице был живым и полным интереса событием для каждого
жителя в Аскалоне.
— Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, — сказала m-lle Bourienne. — Потому что, согласитесь, chère Marie
попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге — было бы ужасно. M-lle Bourienne достала из ридикюля объявление (не на русской обыкновенной бумаге) французского генерала Рамо о том, чтобы
жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала его княжне.