Неточные совпадения
— Как не поедем? — покраснев и тотчас же закашлявшись, сказал Петров, отыскивая глазами
жену. — Анета, Анета! — проговорил он громко, и на тонкой белой
шее его, как веревки, натянулись толстые жилы.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на
шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что
жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и
жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
— А эта женщина, — перебил его Николай Левин, указывая на нее, — моя подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — и он дернулся
шеей, говоря это. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет знать, — прибавил он, возвышая голос и хмурясь, — прошу любить и уважать ее. Она всё равно что моя
жена, всё равно. Так вот, ты знаешь, с кем имеешь дело. И если думаешь, что ты унизишься, так вот Бог, а вот порог.
Ушли все на минуту, мы с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на
шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю
женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
— Сколько раз я говорила тебе это, — отозвалась Варвара; вышло так, как будто она окончила его фразу. Самгин посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но не сказал ничего, отметил только, что
жена пополнела и, должно быть, от этого
шея стала короче у нее.
Напротив — рыжеватый мужчина с растрепанной бородкой на лице, изъеденном оспой, с веселым взглядом темных глаз, — глаза как будто чужие на его сухом и грязноватом лице; рядом с ним, очевидно,
жена его, большая, беременная, в бархатной черной кофте, с длинной золотой цепочкой на
шее и на груди; лицо у нее широкое, доброе, глаза серые, ласковые.
По утрам, через час после того, как уходила
жена, из флигеля шел к воротам Спивак, шел нерешительно, точно ребенок, только что постигший искусство ходить по земле. Респиратор, выдвигая его подбородок, придавал его курчавой голове форму головы пуделя, а темненький, мохнатый костюм еще более подчеркивал сходство музыканта с ученой собакой из цирка. Встречаясь с Климом, он опускал респиратор к
шее и говорил всегда что-нибудь о музыке.
Варвара возвратилась около полуночи. Услышав ее звонок, Самгин поспешно зажег лампу, сел к столу и разбросал бумаги так, чтоб видно было: он давно работает. Он сделал это потому, что не хотел говорить с
женою о пустяках. Но через десяток минут она пришла в ночных туфлях, в рубашке до пят, погладила влажной и холодной ладонью его щеку,
шею.
Были актрисы, адвокаты, молодые литераторы, два офицера саперного батальона, был старичок с орденом на
шее и с молодой
женой, мягкой, румяной, точно оладья, преобладала молодежь, студенты, какие-то юноши мелкого роста, одетые франтовато.
Праздная дворня сидит у ворот; там слышатся веселые голоса, хохот, балалайка, девки играют в горелки; кругом его самого резвятся его малютки, лезут к нему на колени, вешаются ему на
шею; за самоваром сидит… царица всего окружающего, его божество… женщина!
жена!
Одна из них, с загорелой
шеей, с голыми локтями, с робко опущенными, но лукавыми глазами, чуть-чуть, для виду только, обороняется от барской ласки, а сама счастлива… тс!..
жена чтоб не увидела, Боже сохрани!
— А я люблю ее… — добавил Леонтий тихо. — Посмотри, посмотри, — говорил он, указывая на стоявшую на крыльце
жену, которая пристально глядела на улицу и стояла к ним боком, — профиль, профиль: видишь, как сзади отделился этот локон, видишь этот немигающий взгляд? Смотри, смотри: линия затылка, очерк лба, падающая на
шею коса! Что, не римская голова?
Только тогда слегка шевельнул вожжами кучер, и вороные рысаки, звеня подковами по мостовой, понесли мягко подрагивающую на резиновых шинах коляску на дачу, куда ехали веселиться муж,
жена, девочка и мальчик с тонкой
шеей и торчащими ключицами.
Он осторожно поцеловал ее в то место на
шее, где пояском проходила у нее такая аппетитная складка, и на мгновение
жена опять показалась ему русской красавицей.
— Надеваю… Вот на будущей неделе хозяин гулять отпустит, поедем с
женой на ту сторону, я и надену. Только обидно, что на
шее здесь ордена носить не в обычае: в петличку… ленточки одни!
Надо
жене и дочерям хоть по одному новенькому платью
сшить, а двум невестам, пожалуй, и по два.
— Вы возьмите
жены, это самая модная материя! очень добротная! из нее все теперь
шьют себе сюртуки».
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный с ремешком на волосах и
шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом; в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут же в темном я тесном углу его
жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники с голубикой; это недавно прибывшая из России семья.
О таких случаях, как доктор, кладущий в околодок сапожника под видом больного, чтобы тот
шил для его сына сапоги, или чиновник, записывающий к себе в прислуги модистку, которая
шьет даром на его
жену и детей, — о таких случаях говорят здесь как о печальных исключениях.]
— Это все Тарас… — говорила серьезно Наташка. — Он везде смутьянит. В Тайболе-то и слыхом не слыхать, чтобы золотом занимались. Отстать бы и тебе, тятька, от Тараса, потому совсем он пропащий человек… Вон
жену Татьяну дедушке на
шею посадил с ребятишками, а сам шатуном шатается.
— Это на фабрике, милушка… Да и брательникам сейчас не до тебя:
жен своих увечат. Совсем озверели… И меня Спирька-то в
шею чуть не вытолкал! Вот управятся с бабами, тогда тебя бросятся искать по заводу и в первую голову ко мне налетят… Ну, да у меня с ними еще свой разговор будет. Не бойся, Грунюшка… Видывали и не такую страсть!
Жена Симонова сидела и
сшивала холст для переднего занавеса.
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не пропадут бесполезно. Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной рукой на стол, весь подался вперед, вытянул
шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его
жена, сидя рядом с матерью, согнулась, положив локти на колена, и смотрела под ноги себе.
К столу вышла его
жена, полная, крупная, важная и молчаливая дама, без
шеи, со многими подбородками.
На
шею Настеньке она предназначила надеть покойной
жены Петра Михайлыча жемчуг с брильянтовым фермуаром [Фермуар — здесь — застежка на ожерелье.], который перенизывала, чистила, мыла и вообще приводила в порядок целые полдня.
Эта она была немножко Сонечка, немножко Маша,
жена Василья, в то время, как она моет белье в корыте, и немножко женщина с жемчугами на белой
шее, которую я видел очень давно в театре, в ложе подле нас.
— Не смей!.. — ревел на весь дом Ченцов и выстрелил в
жену уж дробью, причем несколько дробинок попало в
шею Катрин. Она вскрикнула от боли и упала на пол.
Протопопица встала, разом засветила две свечи и из-под обеих зорко посмотрела на вошедшего мужа. Протопоп тихо поцеловал
жену в лоб, тихо снял рясу, надел свой белый шлафор, подвязал
шею пунцовым фуляром и сел у окошка.
Одна часть их в новых полушубках, в вязаных шарфах на
шеях, с влажными пьяными глазами или с дикими подбадривающими себя криками, или тихие и унылые толкутся около ворот между заплаканными матерями и
женами, дожидаясь очереди (я застал тот день, в который шел самый прием, т. е. осмотр назначенных в ставку); другая часть в это время толпится в прихожей присутствия.
— Ариша, — сказал он, обратясь к только что вошедшей
жене, — невесте
сшить всё приданое из господского добра, и корову ей дать и свадьбу сыграть господским пивом, вином и харчами».
— Да разве я виню? О, господи! Жалею я тебя!.. — хриплым голосом говорила
жена, и в горле у неё что-то переливалось. — Разве, думаешь, я твоих трудов не вижу? Камнем господь положил меня на
шею тебе. Умереть бы!.. Освободить бы мне тебя!..
Рожа у Перфишки была отчаянно весёлая; Илья смотрел на него с отвращением и страхом. Ему подумалось, что бог жестоко накажет сапожника за такое поведение в день смерти
жены. Но Перфишка был пьян и на другой день, за гробом
жены он шёл спотыкаясь, мигал глазом и даже улыбался. Все его ругали, кто-то даже ударил по
шее…
И все постоянно пользовались её услугами, никогда ничем не вознаграждая её, кроме ругани и побоев, — Перфишка приглашал её мыть свою больную
жену, Петруха заставлял бесплатно убирать трактир перед праздниками, Терентию она
шила рубахи.
— Твоя
жена сама на
шею мне бросилась. Она умная… Подлее её женщины на свете нет! Но и вы тоже — все подлецы. Я в суде был… научился судить…
Мать сыну-то гроб покупала,
Отец ему яму копал,
Жена ему саван
сшивала —
Всем разом работу вам дал...
К обеду приехали из Оптухи мой отец и мать: братья в парадной же кинулись друг другу на
шею и от радости заплакали,
жена дяди со всеми повидалась, сдержанно наблюдая тон и приличие.
Еще несколько мгновений, и в комнатке сквозь окно я увидел оживленное движение встречи. Соколов, сутулый, широкоплечий брюнет, размашисто поднялся со стула и обнял вошедшую. Из соседней комнаты выбежала его
жена и, отряхивая назад свои жидкие волосы, повисла у нее на
шее. Серяков, молодой студент из кружка, к которому прежде принадлежал и я, сначала немного нерешительно подал руку, но потом лицо его расцвело улыбкой, и он тоже поцеловался с девушкой.
«Одна из крестьянок, — мечтает Илья Ильич, — с загорелой
шеей, с открытыми локтями, с робко опущенными, но лукавыми глазами, чуть-чуть, для виду только, обороняется от барской ласки, а сама счастлива… тс…
жена чтоб не увидала, боже сохрани!» (Обломов воображает себя уже женатым)…
Юлия подошла к мужу и, все-таки нехотя, поцеловала его, но Павел… Вино великое действие оказывает на человека. Он обхватил
жену и начал целовать ее. Напрасно Юлия толкала его в грудь, напрасно делала гримасы; он не выпускал ее и целовал ее лицо,
шею и грудь.
Но в это же самое мгновение, может быть именно потому, что мы выдали себя своим шепотом и дрожью, за тесовой перегородкой, где была изба и откуда при разговоре о свечке отзывалась
жена Селивана кто-то выбежал и сцепился с тем, кто тихо подкрадывался к нашей двери, и они вдвоем начали ломиться; дверь за рещала, и к нашим ногам полетели стол, скамья и чемоданы, которыми заставилась тетушка, а в самой распахнувшейся двери появилось лицо Борисушки, за
шею которого держались могучие руки Селивана…
— Ого! — засмеялся он и вытянул
шею, чтобы увидеть в зеркале лицо
жены, которая продолжала стоять к нему спиной и поправлять прическу. — Ого! — повторил он. — Знаешь, очень возможно, что мне предложат приват-доцентуру по общей патологии. Этим пахнет.
Ананий Яковлев. Не о боязни речь! А говоришь тоже, все еще думаючи, что сама в толк не возьмет ли, да по доброй воле своей на хороший путь не вступит ли… А что сделать, я, конечно, что сделаю, как только желаю и думаю. Муж глава своей
жены!.. Это не любовница какая-нибудь: коли хороша, так и ладно, а нет, так и по
шее прогнал… Это дело в церкви петое: коли что нехорошее видишь, так грозой али лаской, как там знаешь, а исправить надо.
Однако были дни давным-давно,
Когда и он на берегу Гвинеи
Имел родной шалаш,
жену, пшено
И ожерелье красное на
шее,
И мало ли?.. О, там он был звено
В цепи семей счастливых!.. Там пустыня
Осталась неприступна, как святыня.
И пальмы там растут до облаков,
И пена вод белее жемчугов.
Там жгут лобзанья, и пронзают очи,
И перси дев черней роскошной ночи.
Цирельман сел на кровати и тут только заметил, что его
жена тоже сидит и смотрит в окно. Она была без парика, который носят все правоверные замужние еврейки, — коротковолосая и растрепанная, с голыми руками и
шеей, и лицо ее в темноте показалось Гершу чужим, незнакомым и поразительно белым. И он слышал, как рядом с ним зубы у его
жены колотились друг о друга мелкой и частой дробью.
Под таким впечатлением вошел я в гостиную, где Дарья Алексевна (так звали
жену Шишкова) сидела за рабочим столиком у окошка; она приняла меня очень просто и ласково, хотя вообще обращение ее было сухо; попросила сесть возле себя и, не переставая усердно что-то
шить, расспросила обо всем до меня и моего семейства касающемся, со всеми мельчайшими подробностями.
Матушка стала выть и говорит: «Как Петрушке идти, он молод». Делать было нечего, стали меня собирать.
Сшила мне
жена рубахи, собрала мне денег, и назавтра надо было идти на ставку в город. Матушка убивалась — плакала, а я как подумаю, что идти надо, так сердце сожмется, точно на смерть иду.
У одного индейца был слон. Хозяин дурно кормил его и заставлял много работать. Один раз слон рассердился и наступил ногою на своего хозяина. Индеец умер. Тогда
жена индейца заплакала, принесла своих детей к слону и бросила их слону под ноги. Она сказала: «Слон! ты убил отца, убей и их». Слон посмотрел на детей, взял хоботом старшего, потихоньку поднял и посадил его себе на
шею. И слон стал слушаться этого мальчика и работать для него.
Афимья. Кабы ты жила с ним, как
жене следует жить, другое бы дело; а то где же это видано, ровно ты, прости господи, как полюбовница какая, виснешь ему на
шею. Нешто
жене так подобает?
В горницу хозяин вошел.
Жена торопливо стала распоясывать кушак, повязанный по его лисьей шубе. Прибежала Настя, стала отряхивать заиндевелую отцовскую шапку, меж тем Параша снимала вязанный из шерсти шарф с
шеи Патапа Максимыча. Ровно кошечки, ластились к отцу дочери, спрашивали...
— Никогда не таила от тебя я мыслей своих, — тихо, с едва заметной грустью молвила Фленушка. — Всегда говорила, что в мужья ты мне не годишься… Разве не сказывала я тебе, что буду
женой злой, неугодливой? Нешто не говорила, что такова уж я на свет уродилась, что никогда не бывать мне кроткой, покорной
женой? Нешто не говорила, что у нас с тобой будет один конец — либо сама петлю на
шею, либо тебе отравы дам?..