Неточные совпадения
Дорога многолюдная
Что позже — безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
Без ругани, как водится,
Словечко не промолвится,
Шальная, непотребная,
Слышней всего она!
У кабаков смятение,
Подводы перепутались,
Испуганные лошади
Без седоков бегут;
Тут плачут дети малые.
Тоскуют
жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться
мужиков?..
Левин знал тоже, что, возвращаясь домой, надо было прежде всего итти к
жене, которая была нездорова; а
мужикам, дожидавшимся его уже три часа, можно было еще подождать; и знал, что несмотря на всё удовольствие, испытываемое им при сажании роя, надо было лишиться этого удовольствия и, предоставив старику без себя сажать рой, пойти толковать с
мужиками, нашедшими его на пчельнике.
«Девочка — и та изуродована и кривляется», подумала Анна. Чтобы не видать никого, она быстро встала и села к противоположному окну в пустом вагоне. Испачканный уродливый
мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы, прошел мимо этого окна, нагибаясь к колесам вагона. «Что-то знакомое в этом безобразном
мужике», подумала Анна. И вспомнив свой сон, она, дрожа от страха, отошла к противоположной двери. Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с
женой.
Нельзя было не делать дел Сергея Ивановича, сестры, всех
мужиков, ходивших за советами и привыкших к этому, как нельзя бросить ребенка, которого держишь уже на руках. Нужно было позаботиться об удобствах приглашенной свояченицы с детьми и
жены с ребенком, и нельзя было не быть с ними хоть малую часть дня.
Обратный путь был так же весел, как и путь туда. Весловский то пел, то вспоминал с наслаждением свои похождения у
мужиков, угостивших его водкой и сказавших ему: «не обсудись»; то свои ночные похождения с орешками и дворовою девушкой и
мужиком, который спрашивал его, женат ли он, и, узнав, что он не женат, сказал ему: «А ты на чужих
жен не зарься, а пуще всего домогайся, как бы свою завести». Эти слова особенно смешили Весловского.
Вернувшись в начале июня в деревню, он вернулся и к своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с
мужиками и соседями, домашнее хозяйство, дела сестры и брата, которые были у него на руках, отношения с
женою, родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Целый день этот Левин, разговаривая с приказчиком и
мужиками и дома разговаривая с
женою, с Долли, с детьми ее, с тестем, думал об одном и одном, что занимало его в это время помимо хозяйственных забот, и во всем искал отношения к своему вопросу: «что же я такое? и где я? и зачем я здесь?»
Ведь вот ты, — прибавил он, обращаясь к сидевшему на козлах
мужику, ты, — умница, есть у тебя
жена?
К довершению всего,
мужики начали между собою ссориться: братья требовали раздела,
жены их не могли ужиться в одном доме; внезапно закипала драка, и все вдруг поднималось на ноги, как по команде, все сбегалось перед крылечко конторы, лезло к барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и требовало суда и расправы; возникал шум, вопль, бабий хныкающий визг вперемежку с мужскою бранью.
Двадцать пять верст показались Аркадию за целых пятьдесят. Но вот на скате пологого холма открылась наконец небольшая деревушка, где жили родители Базарова. Рядом с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два
мужика в шапках и бранились. «Большая ты свинья, — говорил один другому, — а хуже малого поросенка». — «А твоя
жена — колдунья», — возражал другой.
Фроленков послал к
мужикам жену, а сам встал и, выходя в соседнюю комнату, позвал...
— Свойственник мужа моего по первой
жене два Георгия получил за японскую войну, пьяница, но — очень умный
мужик. Так он говорит: «За трусость дали, боялся назад бежать — расстреляют, ну и лез вперед!»
А этот царь, по общему мнению, — явное ничтожество, бездарный, безвольный человек, которым будто бы руководит немка-жена и какой-то проходимец,
мужик из Сибири, может быть, потомок уголовного преступника.
Только пьяниц, как бабушка же, не любила и однажды даже замахнулась зонтиком на
мужика, когда он, пьяный, хотел ударить при ней
жену.
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих
мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на
жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
В то время Нехлюдов, воспитанный под крылом матери, в 19 лет был вполне невинный юноша. Он мечтал о женщине только как о
жене. Все же женщины, которые не могли, по его понятию, быть его
женой, были для него не женщины, а люди. Но случилось, что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с детьми: двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из
мужиков.
Тот,
мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен с
женою, с семьей, с родными, закован в кандалы и с бритой головой идет в каторгу, а этот сидит в прекрасной комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
Древний старик, кондитер Марьи Ивановны, с трясущейся головой, остановил Нехлюдова, похристосовался, и его
жена, старушка с сморщенным кадычком под шелковой косынкой, дала ему, вынув из платка, желтое шафранное яйцо. Тут же подошел молодой улыбающийся мускулистый
мужик в новой поддевке и зеленом кушаке.
У нас в обществе, я помню, еще задолго до суда, с некоторым удивлением спрашивали, особенно дамы: «Неужели такое тонкое, сложное и психологическое дело будет отдано на роковое решение каким-то чиновникам и, наконец,
мужикам, и „что-де поймет тут какой-нибудь такой чиновник, тем более
мужик?“ В самом деле, все эти четыре чиновника, попавшие в состав присяжных, были люди мелкие, малочиновные, седые — один только из них был несколько помоложе, — в обществе нашем малоизвестные, прозябавшие на мелком жалованье, имевшие, должно быть, старых
жен, которых никуда нельзя показать, и по куче детей, может быть даже босоногих, много-много что развлекавшие свой досуг где-нибудь картишками и уж, разумеется, никогда не прочитавшие ни одной книги.
— Что ты, что ты, дурак, с ума сошел, что ли? — поспешно перебил его толстяк. — Ступай, ступай ко мне в избу, — продолжал он, почти выталкивая изумленного
мужика, — там спроси
жену… она тебе чаю даст, я сейчас приду, ступай. Да небось говорят, ступай.
— И отчего ему не смеяться? — прибавил он, обращаясь ко мне, — сыт, здоров, детей нет,
мужики не заложены — он же их лечит —
жена с придурью.
В довершение Савельцев был сластолюбив и содержал у себя целый гарем, во главе которого стояла дебелая, кровь с молоком, лет под тридцать, экономка Улита, мужняя
жена, которую старик оттягал у собственного
мужика.
Закончилась эта дикая сцена тем, что Галактион избил Харитину, зверски избил, как бьют своих
жен только пьяные
мужики, а потом взял и запер в комнате, точно боялся, что она убежит и будет жаловаться на него.
Обычные встречи: обоз без конца,
Толпа богомолок старушек,
Гремящая почта, фигура купца
На груде перин и подушек;
Казенная фура! с десяток подвод:
Навалены ружья и ранцы.
Солдатики! Жидкий, безусый народ,
Должно быть, еще новобранцы;
Сынков провожают отцы-мужики
Да матери, сестры и
жены.
«Уводят, уводят сердечных в полки!» —
Доносятся горькие стоны…
На следующее утро Федор Иваныч с
женою отправился в Лаврики. Она ехала вперед в карете, с Адой и с Жюстиной; он сзади — в тарантасе. Хорошенькая девочка все время дороги не отходила от окна кареты; она удивлялась всему:
мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам, колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в духе; перед отъездом из города О… она имела объяснение с своим мужем.
— Лизавета Михайловна прекраснейшая девица, — возразил Лаврецкий, встал, откланялся и зашел к Марфе Тимофеевне. Марья Дмитриевна с неудовольствием посмотрела ему вслед и подумала: «Экой тюлень,
мужик! Ну, теперь я понимаю, почему его
жена не могла остаться ему верной».
В следующий раз Мыльников привез
жене бутылку мадеры и коробку сардин, чем окончательно ее сконфузил. Впрочем, мадеру он выпил сам, а сардинки велел сварить. Одним словом, зачудил
мужик… В заключение Мыльников обошел кругом свою проваленную избенку, даже постучал кулаком в стены и проговорил...
В сущности, бабы были правы, потому что у Прокопия с Яшей действительно велись любовные тайные переговоры о вольном золоте. У безответного зыковского зятя все сильнее въедалась в голову мысль о том, как бы уйти с фабрики на вольную работу. Он вынашивал свою мечту с упорством всех мягких натур и затаился даже от
жены. Вся сцена закончилась тем, что
мужики бежали с поля битвы самым постыдным образом и как-то сами собой очутились в кабаке Ермошки.
Если бы не круглая бедность, быть бы Наташке замужем за хорошим
мужиком, а теперь женихи ее обегали, потому что всякому лестно вывести
жену из достаточной семьи, а тут вместо приданого два голодных рта — Мавра да Тараско.
— Что ты вздор-то говоришь, матушка! Алексей
мужик добрый, честный, а ты ему
жена, а не метресса какая-нибудь, что он тебе назло все будет делать.
— Мы точно что, судырь, — продолжал тот же
мужик, покраснев немного, — баяли так, что мы не знаем. Господин, теперича, исправник и становой спрашивают: «Не видали ли вы, чтобы Парфенка этот бил
жену?» — «Мы, говорим, не видывали; где же нам видеть-то? Дело это семейное, разве кто станет
жену бить на улице? Дома на это есть место: дома бьют!»
Сидя в бричке, мать думала, что этот
мужик начнет работать осторожно, бесшумно, точно крот, и неустанно. И всегда будет звучать около него недовольный голос
жены, будет сверкать жгучий блеск ее зеленых глаз и не умрет в ней, пока жива она, мстительная, волчья тоска матери о погибших детях.
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не пропадут бесполезно.
Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной рукой на стол, весь подался вперед, вытянул шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его
жена, сидя рядом с матерью, согнулась, положив локти на колена, и смотрела под ноги себе.
Вошла его
жена, за нею в избу шагнул
мужик. Бросил в угол шапку, быстро подошел к хозяину и спросил его...
Мещанин этот богатый отбил у соседнего
мужика жену и жил с ней как с работницей и
женой.
Наконец он умирает. Умирает тихо, честно, почти свято. За гробом следует
жена с толпою сыновей, дочерей, снох и внучат. После погребенья совершают поминки, в которых участвует вся деревня. Все поминают добром покойника."Честный был, трудовой
мужик — настоящий хрестьянин!"
«Ну, — говорю, — легко ли мне обязанность татарчат воспитывать. Кабы их крестить и причащать было кому, другое бы еще дело, а то что же: сколько я их ни умножу, все они ваши же будут, а не православные, да еще и обманывать
мужиков станут, как вырастут». Так двух
жен опять взял, а больше не принял, потому что если много баб, так они хоть и татарки, но ссорятся, поганые, и их надо постоянно учить.
— Знаю, как же. — Полозов запихал себе в рот кусок яичницы с трюфелями. — У Марьи Николаевны —
жены моей — по соседству есть имение… Откупорьте эту бутылку, кельнер! Земля порядочная — только
мужики у тебя лес вырубили. Ты зачем же продаешь?
«Ах, говорит, братец, на тебе записку, ступай ты к частному приставу Адмиралтейской части, — я теперь, говорит, ему дом строю на Васильевском острову, — и попроси ты его от моего имени разыскать твою
жену!..» Господин частный пристав расспросил меня, как и что, и приказал мне явиться к ним дня через два, а тем временем, говорит, пока разыщут; туточе же, словно нарочно, наш один
мужик встретился со мной в трактире и говорит мне: «Я, говорит, Савелий, твою
жену встретил, идет нарядная-пренарядная!..
Собака завизжала, больше от неожиданности и обиды, чем от боли, а
мужик, шатаясь, побрел домой, где долго и больно бил
жену и на кусочки изорвал новый платок, который на прошлой неделе купил ей в подарок.
Шишлин был женат, но
жена у него оставалась в деревне, он тоже засматривался на поломоек. Все они были легко доступны, каждая «прирабатывала»; к этому роду заработка в голодной слободе относились так же просто, как ко всякой иной работе. Но красавец
мужик не трогал женщин, он только смотрел на них издали особенным взглядом, точно жалея кого-то, себя или их. А когда они сами начинали заигрывать с ним, соблазняя его, он, сконфуженно посмеиваясь, уходил прочь…
Мужики стали защищать своих
жен и матерей, не дали их и при этом побили полицейских и исправника.
— Знаешь ты, — спросил он Матвея, — что её отца от семьи продали? Продали мужа, а
жену с дочерью оставили себе. Хороший
мужик был, слышь, родитель-то у ней, — за строптивость его на Урал угнали железо добывать. Напоследях, перед самой волей, сильно баре обозлились, множество народа извели!
И не глядя на неё, однотонно, точно читая псалтырь по усопшем, он рассказывал, как
мужики пьянствуют, дерутся, воруют, бьют
жён и детей, и снохачествуют, и обманывают его во время поездок по округе за пенькой.
— Глядите, — зудел Тиунов, — вот, несчастие, голод, и — выдвигаются люди, а кто такие? Это — инженерша, это — учитель, это — адвокатова
жена и к тому же — еврейка, ага? Тут жида и немца — преобладание! А русских — мало; купцов, купчих — вовсе даже нет! Как так? Кому он ближе, голодающий
мужик, — этим иноземцам али — купцу? Изволите видеть: одни уступают свое место, а другие — забежали вперёд, ага? Ежели бы не голод, их бы никто и не знал, а теперь — славу заслужат, как добрые люди…
— Видом какая, значить? — говорил Маркуша, двигая кожей на лбу. — Разно это, — на Каме-реке один
мужик щукой её видел: вынул вентерь [или мережа — ставное рыболовное орудие типа ловушки. Применяют в речном, озёрном и морском прибрежном рыболовстве — Ред.], ан глядь — щука невеличка. Он её — за жабры, а она ему баить человечьим голосом: отпусти-де меня, Иван, я твоя доля! Он — бежать. Ну, убёг. Ему — без беды обошлось, а
жена вскоре заболела да на пятый месяц и померла…
Сдали в короли. Я вышел королем, сынишку — виноват, ваше преосвященство, сынишку тоже для сего диспута с собою посадил, — его в принцы вывел, а
жену в
мужики. Вот, говорю, твое место; а племянницу солдатом оставил, — а это, мол, тебе и есть твоя настоящая должность.
Видите вы, например, как
мужик бьет
жену.
Прибыль на волос не изменит материального быта русского
мужика: с умножением средств охотно остается он в той же курной избе, в том же полушубке; дети бегают по-прежнему босиком,
жена по-прежнему не моет горшков.
— Ведь он
мужик еще молодой. От меня уж какой работы ждать: нынче жива, а завтра помру. Kàк ему без
жены быть? Ведь он тебе не
мужик будет. Обдумай ты нас как-нибудь, отец ты наш.