Неточные совпадения
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он
берег ее, как веко
бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та вода, которую отец и педагог
ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Подумаешь, как счастье своенравно!
Бывает хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто
на ум не йдет,
Забылись музыкой, и время шло так плавно;
Судьба нас будто
берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе
ждет из-за угла.
У него незаметно сложилось странное впечатление: в России бесчисленно много лишних людей, которые не знают, что им делать, а может быть, не хотят ничего делать. Они сидят и лежат
на пароходных пристанях,
на станциях железных дорог, сидят
на берегах рек и над морем, как за столом, и все они чего-то
ждут. А тех людей, разнообразным трудом которых он восхищался
на Всероссийской выставке, тех не было видно.
Вечерней, утренней порой,
На берегу реки родной,
В тени украинских черешен,
Бывало, он Марию
ждал,
И ожиданием страдал,
И краткой встречей был утешен.
Шкуна «Восток», с своим, как стрелы, тонким и стройным рангоутом, покачивалась, стоя
на якоре, между крутыми, но зелеными
берегами Амура, а мы гуляли по прибрежному песку, чертили
на нем прутиком фигуры, лениво посматривали
на шкуну и праздно
ждали, когда скажут нам трогаться в путь, сделать последний шаг огромного пройденного пути: остается всего каких-нибудь пятьсот верст до Аяна, первого пристанища
на берегах Сибири.
Мы отлично уснули и отдохнули. Можно бы ехать и ночью, но не было готового хлеба, надо
ждать до утра, иначе нам, в числе семи человек, трудно будет продовольствоваться по станциям
на берегах Маи. Теперь предстоит ехать шестьсот верст рекой, а потом опять сто восемьдесят верст верхом по болотам. Есть и почтовые тарантасы, но все предпочитают ехать верхом по этой дороге, а потом до Якутска
на колесах, всего тысячу верст. Всего!
На берегу теснилась куча негров и негритянок и голых ребятишек: они
ждали, когда пристанет наша шлюпка.
Молодые черепахи, вылупившись, спешили к морю, но
на пути их
ждали бесчисленные враги:
на берегу клевали птицы, в море во множестве пожирали шарки (акулы).
На это отвечено, что «по трехмесячном ожидании не важность
подождать семь дней; но нам необходимо иметь место
на берегу, чтоб сделать поправки
на судах, поверить хронометры и т. п. Далее, если ответ этот подвинет дело вперед, то мы останемся, в противном случае уйдем… куда нам надо».
Я все
ждал перемены, препятствия; мне казалось, судьба одумается и не пошлет меня дальше: поэтому нерешительно делал в Англии приготовления к отъезду, не запасал многого, что нужно для дальнего вояжа, и взял кое-что, годное больше для житья
на берегу.
Мне так хотелось перестать поскорее путешествовать, что я не съехал с нашими в качестве путешественника
на берег в Петровском зимовье и нетерпеливо
ждал, когда они воротятся, чтоб перебежать Охотское море, ступить наконец
на берег твердой ногой и быть дома.
Зыбуны
на берегу моря, по словам Черепанова и Чжан Бао, явление довольно обычное. Морской прибой взрыхляет песок и делает его опасным для пешеходов. Когда же волнение успокаивается, тогда по нему свободно может пройти не только человек, но и лошадь с полным вьюком. Делать нечего, пришлось остановиться и в буквальном смысле
ждать у моря погоды.
Через несколько минут мы подошли к реке и
на другом ее
берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли
на них седла и вьюки. Понукать лошадей не приходилось. Умные животные отлично понимали, что
на той стороне их
ждет обильный корм. Они сами вошли в воду и переплыли
на другую сторону реки.
Свет от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного
берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные
на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и
ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных
на волю.
В условленный час переправился я через Рейн, и первое лицо, встретившее меня
на противоположном
берегу, был самый тот мальчик, который приходил ко мне поутру. Он, по-видимому,
ждал меня.
…Когда мы подъехали к Казани, Волга была во всем блеске весеннего разлива; целую станцию от Услона до Казани надобно было плыть
на дощанике, река разливалась верст
на пятнадцать или больше. День был ненастный. Перевоз остановился, множество телег и всяких повозок
ждали на берегу.
Когда мы плыли мимо Воскресенского,
на берегу стоял навытяжку надзиратель, очевидно,
поджидая нас.
Ловко также стрелять их в лет, поднимающихся с небольших речек, по
берегам которых ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что в таком случае надобно спрятаться от них за кусты или отдалиться от
берега, чтоб они, увидев человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и
подождать пока они выплывут прямо
на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если
берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз в разных живописных положениях.
Я, зарядив ружье, стоял еще
на берегу,
поджидая, не налетит ли
на меня куличок или утчонка.
В это время идущий впереди Ноздрин остановился и грузно опустился
на край нарты. Мы оба следовали за ним и как будто только этого и
ждали. Рожков немедленно сбросил с плеч лямку и тоже сел
на нарту, а я подошел к
берегу и привалился к вмерзшему в лед большому древесному стволу, наполовину занесенному песком и илом.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел
на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике
подождали, а тут, слышим, кричат
на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы с Наташей,
на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и
ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из тумана с овражьего дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
Вот один и говорит: «Ты, Бряков, ступай
на ту сторону в камыши и загоняй уток, а я буду
ждать на этом
берегу в камышах.
На берегу устроена временная пристань, и
ждут верховые лошади.
Вдруг — облако, быстрая косая тень, лед свинцовеет, набухает, как весной, когда стоишь
на берегу и
ждешь: вот сейчас все треснет, хлынет, закрутится, понесет; но минута за минутой, а лед все стоит, и сам набухаешь, сердце бьется все беспокойней, все чаще (впрочем, зачем пишу я об этом и откуда эти странные ощущения?
«Чего же мне лучше этого случая
ждать, чтобы жизнь кончить? благослови, господи, час мой!» — и вышел, разделся, «Отчу» прочитал,
на все стороны начальству и товарищам в землю ударил и говорю в себе: «Ну, Груша, сестра моя названая, прими за себя кровь мою!» — да с тем взял в рот тонкую бечеву,
на которой другим концом был канат привязан, да, разбежавшись с
берегу, и юркнул в воду.
И в этот день, когда граф уже ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не делал? Взял книгу, которою она, бывало, вызывала его в сад от матери, показал ей и пошел к
берегу, думая: вот сейчас прибежит.
Ждал,
ждал — нейдет. Он воротился в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула
на него. Он сел подле нее. Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового? О прошлом ни слова.
Было и еще много плохого для меня, часто мне хотелось убежать с парохода
на первой же пристани, уйти в лес. Но удерживал Смурый: он относился ко мне все мягче, — и меня страшно пленяло непрерывное движение парохода. Было неприятно, когда он останавливался у пристани, и я все
ждал — вот случится что-то, и мы поплывем из Камы в Белую, в Вятку, а то — по Волге, я увижу новые
берега, города, новых людей.
— Побойся ты бога! Ведь женщину нельзя заставлять
ждать целую неделю. Ведь она там изойдет слезами. — Матвею представлялось, что в Америке,
на пристани, вот так же, как в селе у перевоза, сестра будет сидеть
на берегу с узелочком, смотреть
на море и плакать…
Изредка поглядывая
на реку и дальний
берег, слабо отделявшийся от воды при робком свете месяца, он уже перестал думать о чеченцах и только
ждал времени будить товарищей и итти в станицу.
— Полно, так ли? — вымолвил рыбак, устремляя недоверчивые глаза
на приемыша и потом машинально, как словно по привычке, перенося их в ту сторону, где располагалось маленькое озеро. — Коли не приходил, мое будет дело; ну, а коли был, да ты просмотрел, заместо того чтобы
ждать его, как я наказывал, рыскал где ни
на есть по
берегу — тогда что?
— Никак, сыч? — произнес Гришка, быстро окинув глазами Ваню; но мрак покрывал лицо Вани, и Гришка не мог различить черты его. — Вот что, — примолвил вдруг приемыш, — высади-ка меня
на берег: тут под кустами, недалече от омута, привязаны три верши. Ты ступай дальше: погляди там за омутом, об утро туда кинули пяток. Я тебя здесь
подожду.
— Ну, этот, по крайности, хошь толком сказал, долго думал, да хорошо молвил! — произнес отец, самодовольно поглаживая свою раскидистую бороду. — Ну, бабы, что ж вы стоите? — заключил он, неожиданно поворачиваясь к снохам и хозяйке. — Думаете, станете так-то
ждать на берегу с утра да до вечера, так они скорее от эвтаго придут… Делов нет у вас, что ли?
Дело в том, что с минуты
на минуту
ждали возвращения Петра и Василия, которые обещали прийти
на побывку за две недели до Святой: оставалась между тем одна неделя, а они все еще не являлись. Такое промедление было тем более неуместно с их стороны, что путь через Оку становился день ото дня опаснее. Уже поверхность ее затоплялась водою, частию выступавшею из-под льда, частию приносимою потоками, которые с ревом и грохотом низвергались с нагорного
берега.
Меня
поджидала сестра. Она тайно от отца принесла мне ужин: небольшой кусочек холодной телятины и ломтик хлеба. У нас в доме часто повторяли: «деньги счет любят», «копейка рубль
бережет» и тому подобное, и сестра, подавленная этими пошлостями, старалась только о том, как бы сократить расходы, и оттого питались мы дурно. Поставив тарелку
на стол, она села
на мою постель и заплакала.
Тысячи народа
ждали освящения барок
на плотине и вокруг гавани. Весь
берег, как маком, был усыпан человеческими головами, вернее, — бурлацкими, потому что бабьи платки являлись только исключением, мелькая там и сям красной точкой. Молебствие было отслужено
на плотине, а затем батюшка в сопровождении будущего дьякона и караванных служащих обошел по порядку все барки, кропя направо и налево.
На каждой барке сплавщик и водолив встречали батюшку без шапок и откладывали широкие кресты.
— Нельзя, милый барин. Знамо, не по своей воле тащимся
на сплав, а нужда гонит. Недород у нас… подати справляют… Ну, а где взять? А караванные приказчики уж пронюхают, где недород, и по зиме все деревни объедут. Приехали — сейчас в волость: кто подати не донес? А писарь и старшина уж
ждут их, тоже свою спину
берегут, и сейчас кондракт… За десять-то рублев ты и должон месить сперва
на пристань тыщу верст, потом сплаву обжидать, а там
на барке сбежать к Перме али дальше, как подрядился по кондракту.
Бурлаки обрадовались возможности обсушиться
на берегу и перехватить горяченького.
Ждали лодки,
на которой Бубнов отправился спасать тонувших бурлаков. Скоро она показалась из-за мыса и быстро нас догнала.
— Англия! — вскричал француз. — Да что такое Англия? И можно ли назвать европейским государством этот ничтожный остров, населенный торгашами? Этот христианской Алжир, который скоро не будет иметь никакого сообщения с Европою. Нет, милостивый государь! Англия не в Европе: она в Азии; но и там владычество ее скоро прекратится. Индия
ждет своего освободителя, и при первом появлении французских орлов
на берегах Гангеса раздастся крик свободы
на всем Индийском полуострове.
Они пошли дальше вверх по реке и скоро скрылись из виду. Кучер-татарин сел в коляску, склонил голову
на плечо и заснул.
Подождав минут десять, дьякон вышел из сушильни и, снявши черную шляпу, чтобы его не заметили, приседая и оглядываясь, стал пробираться по
берегу меж кустами и полосами кукурузы; с деревьев и с кустов сыпались
на него крупные капли, трава и кукуруза были мокры.
Справа по обрыву стоял лес, слева блестело утреннее красивое море, а ветер дул
на счастье в затылок. Я был рад, что иду
берегом.
На гравии бежали, шумя, полосы зеленой воды, отливаясь затем назад шепчущей о тишине пеной. Обогнув мыс, мы увидели вдали,
на изгибе лиловых холмов
берега, синюю крышу с узким дымком флага, и только тут я вспомнил, что Эстамп
ждет известий. То же самое, должно быть, думал Дюрок, так как сказал...
— Барин, — воскликнул вдруг Федосей… — посмотри-ка… кажись, наши гумна виднеются… так… так… Остановись-ка, барин… послушай, мне пришло
на мысль вот что: ты мне скажи только, где найти Ольгу — я пойду и приведу ее… а ты
подожди меня здесь у забора с лошадьми… — сделай милость, барин… не кидайся ты в петлю добровольно — береженого бог
бережет… а ведь ей нечего бояться, она не дворянка…
Потихоньку, избегая встретиться с кем-либо, мы выносим вместе с Яни сети
на берег. Ночь так темна, что мы с трудом различаем Христо, который
ждет уже нас в лодке. Какое-то фырканье, хрюканье, тяжелые вздохи слышатся в заливе. Эти звуки производят дельфины, или морские свиньи, как их называют рыбаки. Многотысячную, громадную стаю рыбы они загнали в узкую бухту и теперь носятся по заливу, беспощадно пожирая ее
на ходу.
На берегу ее кипучих вод
Недавно новый изгнанный народ
Аул построил свой, — и
ждал мгновенье,
Когда свершить придуманное мщенье;
Черкес готовил дерзостный набег,
Союзники сбирались потаенно,
И умный князь, лукавый Росламбек,
Склонялся перед русскими смиренно,
А между тем с отважною толпой
Станицы разорял во тьме ночной;
И, возвратясь в аул,
на пир кровавый
Он пленников дрожащих приводил,
И уверял их в дружбе, и шутил,
И головы рубил им для забавы.
Вскочили все, котлы опрокинули — в тайгу!.. Не приказал я ребятам врозь разбегаться. Посмотрим, мол, что еще будет: может, гурьбой-то лучше спасемся, если их мало. Притаились за деревьями,
ждем. Пристает лодка к
берегу, выходят
на берег пятеро. Один засмеялся и говорит...
Мы, разумеется, во всем изготовились и пред вечером помолились и
ждем должного мгновения, и только что
на том
берегу в монастыре в первый колокол ко всенощной ударили, мы сели три человека в небольшую ладью: я, дед Марой да дядя Лука. Дед Марой захватил с собою топор, долото, лом и веревку, чтобы больше
на вора походить, и поплыли прямо под монастырскую ограду.
Сами можете себе вообразить, как я после известия о рождении сына нетерпеливо кончал свои визиты к остальным маякам и с каким чувством через две недели выскочил с катера
на родной
берег этого города, где меня
ждали жена и ребенок.
Я с нетерпением
ждал у окна, что вся компания, мокрая и весело возбужденная, сейчас пробежит через сад в нашу квартиру. Но — прошло минут двадцать, лодка должна бы уже давно причалить к невидному из-за ограды
берегу, а все никто не появлялся. Оказалось, что сестра уже дома, но одна, переодевается
на женской половине.
На Дуэском рейде
на Сахалине поздно вечером остановился иностранный пароход и потребовал угля. Просили командира
подождать до утра, но он не пожелал
ждать и одного часа, говоря, что если за ночь погода испортится, то он рискует уйти без угля. В Татарском проливе погода может резко измениться в какие-нибудь полчаса, и тогда сахалинские
берега становятся опасны. А уже свежело и разводило порядочную волну.
Но писать мне
на этот раз не приходилось: почта пробежала вчера, проезжающих не было, и до следующей почты у титаринцев времени было слишком много, чтобы испытать наше терпение. Оставалось сидеть в избе, бродить с тоской по
берегу Лены и
ждать счастливого случая.