Неточные совпадения
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и
леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге,
ехавши от Ноздрева, когда,
по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Конные
ехали, не отягчая и не горяча коней, пешие шли трезво за возами, и весь табор подвигался только
по ночам, отдыхая днем и выбирая для того пустыри, незаселенные места и
леса, которых было тогда еще вдоволь.
Через несколько дней, прожитых в настроении мутном и раздражительном, Самгин тоже
поехал в Калужскую губернию, с неделю катался
по проселочным дорогам, среди полей и
лесов, побывал в сонных городках, физически устал и успокоился.
Но прочь романтизм, и
лес тоже! Замечу только на случай, если вы
поедете по этой дороге, что
лес этот находится между Крестовской и Поледуевской станциями. Но через
лес не настоящая дорога:
по ней ездят, когда нет дороги
по Лене, то есть когда выпадают глубокие снега, аршина на полтора, и когда проступает снизу, от тяжести снега, вода из-под льда, которую здесь называют черной водой.
Еду я все еще
по пустыне и долго буду
ехать: дни, недели, почти месяцы. Это не поездка, не путешествие, это особая жизнь: так длинен этот путь, так однообразно тянутся дни за днями, мелькают станции за станциями, стелются бесконечные снежные поля, идут
по сторонам Лены высокие горы с красивым лиственничным
лесом.
Остальная дорога до станции была отличная. Мы у речки, на мшистой почве, в
лесу, напились чаю, потом
ехали почти
по шоссе,
по прекрасной сосновой, березовой и еловой аллее. Встретили красивый каскад и груды причудливо разбросанных как будто взрывом зеленоватых камней.
На одной станции случается
ехать по берегу, потом спуститься на проток Лены, потом переехать остров, выехать на самую Лену, а от нее опять на берег, в
лес.
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил
по этой дороге и знаю этот путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя лошадь ушла
по пояс в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает на мост, а задняя задерживает: вы-то в каком положении в это время? Между тем придется
ехать по ущельям,
по лесу,
по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Тихо, хорошо. Наступил вечер:
лес с каждой минутой менял краски и наконец стемнел;
по заливу, как тени, качались отражения скал с деревьями. В эту минуту за нами пришла шлюпка, и мы
поехали. Наши суда исчезали на темном фоне утесов, и только когда мы подъехали к ним вплоть, увидели мачты, озаренные луной.
Приезжаете на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь у очага, находите летом лошадей, зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в дикую, непроницаемую чащу
леса,
едете по руслу рек, горных потоков, у подошвы гор или взбираетесь на утесы
по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.
Мая извивается игриво, песчаные мели выглядывают так гостеприимно, как будто говорят: «Мы вас задержим, задержим»;
лес не темный и не мелкий частокол, как на болотах, но заметно покрупнел к реке; стал чаще являться осинник и сосняк. Всему этому несказанно обрадовался Иван Григорьев. «Вон осинничек, вон соснячок!» — говорил он приветливо, указывая на знакомые деревья. Лодка готова, хлеб выпечен, мясо взято —
едем. Теперь платить будем прогоны
по числу людей, то есть сколько будет гребцов на лодках.
По дороге идет густой лиственный
лес;
едешь по узенькой, усеянной пнями тропинке.
Но он
ехал,
ехал, а Жадрина было не видать; роще не было конца. Владимир с ужасом увидел, что он заехал в незнакомый
лес. Отчаяние овладело им. Он ударил
по лошади; бедное животное пошло было рысью, но скоро стало приставать и через четверть часа пошло шагом, несмотря на все усилия несчастного Владимира.
— Вот, вот… Посмеялся он над нами, потому его время настало. Ох, горе душам нашим!.. Покуда
лесом ехали,
по снегу, так он не смел коснуться, а как выехали на дорогу, и начал приставать… Он теперь везде
по дорогам шляется, — самое любезное для него дело.
Скитские старцы
ехали уже второй день. Сани были устроены для езды в
лес, некованные, без отводов, узкие и на высоких копыльях. Когда выехали на настоящую твердую дорогу,
по которой заводские углепоставщики возили из куреней на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как
по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно с укором смотрела на валявшихся
по дороге седоков.
— Ты вот что, Аграфенушка… гм… ты, значит, с Енафой-то поосторожней, особливо насчет
еды. Как раз еще окормит чем ни на есть… Она эк-ту уж стравила одну слепую деушку из Мурмоса. Я ее вот так же на исправу привозил… По-нашему, по-скитскому, слепыми прозываются деушки, которые вроде тебя. А красивая была… Так в
лесу и похоронили сердешную. Наши скитские матери тоже всякие бывают… Чем с тобою ласковее будет Енафа, тем больше ты ее опасайся. Змея она подколодная, пряменько сказать…
Около озера
ехали по крайней мере часа полтора, и Нюрочка была рада, когда оно осталось назади и дорога пошла прекрасным сосновым
лесом.
— Какая ты счастливица, Женни:
ехать ночью одной
по лесу. Ах, как хорошо!
Вот
едет он путем-дорогою, со своими слугами верными,
по пескам сыпучиим,
по лесам дремучиим, и откуда ни возьмись налетели на него разбойники, бусурманские, турецкие да индейские нехристи поганые; и, увидя беду неминучую, бросает честной купец свои караваны богатые со прислугою своей верною и бежит в темны
леса.
Выслушав ее, он сказал: «Не знаю, соколик мой (так он звал меня всегда), все ли правда тут написано; а вот здесь в деревне, прошлой зимою, доподлинно случилось, что мужик Арефий Никитин
поехал за дровами в
лес, в общий колок, всего версты четыре, да и запоздал; поднялся буран, лошаденка была плохая, да и сам он был плох; показалось ему, что он не
по той дороге
едет, он и пошел отыскивать дорогу, снег был глубокий, он выбился из сил, завяз в долочке — так его снегом там и занесло.
И все это Иван говорил таким тоном, как будто бы и в самом деле знал дорогу. Миновали, таким образом, они Афанасьево, Пустые Поля и въехали в Зенковский
лес. Название, что дорога в нем была грязная, оказалось слишком слабым: она была адски непроходимая, вся изрытая колеями, бакалдинами;
ехать хоть бы легонькою рысью было
по ней совершенно невозможно: надо было двигаться шаг за шагом!
Она одна относилась к ребенку по-человечески, и к ней одной он питал нечто вроде привязанности. Она рассказывала ему про деревню, про бывших помещиков, как им привольно жилось, какая была сладкая
еда. От нее он получил смутное представление о поле, о
лесе, о крестьянской избе.
Осмотревши поля,
едет на беговых дрожках в
лес. То там куртинка, то тут. Есть куртинки частые, а есть и редичь.
Лес,
по преимуществу, дровяной — кое-где деревцо на холостую постройку годно. Но, в совокупности, десятин с сотню наберется.
За
лесом пошли дачи князя, и с первым шагом на них Калинович почувствовал, что он
едет по владениям помещика нашего времени.
За сосунцовским полем сейчас же начинался густой
лес с очень узкою через него дорогою, и чем дальше наши путники
ехали по этому
лесу, тем все выше показывались сосны
по сторонам, которые своими растопыренными ветвями, покрытыми снегом, как бы напоминали собой привидения в саванах.
Родина ты моя, родина! Случалось и мне в позднюю пору проезжать
по твоим пустыням! Ровно ступал конь, отдыхая от слепней и дневного жару; теплый ветер разносил запах цветов и свежего сена, и так было мне сладко, и так было мне грустно, и так думалось о прошедшем, и так мечталось о будущем. Хорошо, хорошо
ехать вечером
по безлюдным местам, то
лесом, то нивами, бросить поводья и задуматься, глядя на звезды!
— Нет, родимый, ничего не узнал. Я и гонцам твоим говорил, что нельзя узнать. А уж как старался-то я для твоей милости! Семь ночей сряду глядел под колесо. Вижу,
едет боярыня
по лесу, сам-друг со старым человеком; сама такая печальная, а стар человек ее утешает, а боле ничего и не видно; вода замутится, и ничего боле не видно!
Молча сел он на коня; молча
поехал с Михеичем обратным путем
по сосновому
лесу.
Зачем
едет? ежели за дровами, так ведь нагловский
лес по ту сторону деревни… наверное, шельма, в барский
лес воровать собрался!
А лето настанет —
по грибы в
лес поедем! на траве чай станем пить!
Двоеточие. А я рад, что вы со мной
едете. Городишко у нас маленький, красивый; кругом
лес, река… Дом у меня огромный — десять комнат. В одной кашлянешь —
по всем гул идет. Зимой, когда вьюга воет, очень гулко в комнатах. Н-да! (Соня быстро идет с правой стороны.) В юности, понимаете, одиночество полезно человеку… а вот под старость лучше вдвоем, хо-хо! А, озорница!.. Прощайте!
— Что бог велит, то и будет. Но теперь, боярин, дело идет не о том:
по какой дороге нам
ехать? Вот их две: направо в
лес, налево из
лесу… Да кстати, вон
едет мужичок с хворостом. Эй, слушай-ка, дядя!
По которой дороге выедем мы в отчину боярина Кручины-Шалонского?
Около Дмитровки приятели расстались, и Ярцев
поехал дальше к себе на Никитскую. Он дремал, покачивался и все думал о пьесе. Вдруг он вообразил страшный шум, лязганье, крики на каком-то непонятном, точно бы калмыцком языке; и какая-то деревня, вся охваченная пламенем, и соседние
леса, покрытые инеем и нежно-розовые от пожара, видны далеко кругом и так ясно, что можно различить каждую елочку; какие-то дикие люди, конные и пешие, носятся
по деревне, их лошади и они сами так же багровы, как зарево на небе.
Но теперь эти вздохи становились все глубже, сильнее. Я
ехал лесною тропой, и, хотя неба мне не было видно, но
по тому, как хмурился
лес, я чувствовал, что над ним тихо подымается тяжелая туча. Время было не раннее. Между стволов кое-где пробивался еще косой луч заката, но в чащах расползались уже мглистые сумерки. К вечеру собиралась гроза.
Да времени нету на ласки.
К соседке свела их вдова
И тотчас, на том же савраске,
Поехала в
лес,
по дрова…
— Никто, барышня, не знает, — отвечала ей Марфуша, — княгиня уж людей
по лесу искать его послала; в Москву если бы
поехал, так лошадей бы тоже велел заложить.
Узкая, извилистая дорога,
по которой и днем не без труда можно было
ехать, заставляла их почти на каждом шаге останавливаться; колеса поминутно цеплялись за деревья, упряжь рвалась, и ямщик стал уже громко поговаривать, что в село Утешино нет почтовой дороги, что в другой раз он не повезет никого за казенные прогоны, и даже обещанный рубль на водку утешил его не прежде, как они выехали совсем из
леса.
Далее
еду по полю мимо кладбища, которое не производит на меня ровно никакого впечатления, хотя я скоро буду лежать на нем; потом
еду лесом и опять полем.
Сначала мы
едем по полю, потом
по хвойному
лесу, который виден из моего окна. Природа по-прежнему кажется мне прекрасною, хотя бес и шепчет мне, что все эти сосны и ели, птицы и белые облака на небе через три или четыре месяца, когда я умру, не заметят моего отсутствия. Кате нравится править лошадью и приятно, что погода хороша и что я сижу рядом с нею. Она в духе и не говорит резкостей.
Дорога в монастырь наполовину шла
лесом.
Ехать ночью, пожалуй, было и опасно, если бы не гнала крайняя нужда. Арефа поглядывал все время
по сторонам и говорил несколько раз...
Во-первых, пусто, потому что домашний персонал имеется только самый необходимый; во-вторых, неудовлетворительно
по части питья и
еды, потому что полезные домашние животные упразднены, дикие, вследствие истребления
лесов, эмигрировали, караси в пруде выловлены, да и хорошего печеного хлеба, пожалуй, нельзя достать; в-третьих, плохо и
по части газетной пищи, ежели Заманиловка,
по очень счастливому случаю, не расположена вблизи станции железной дороги (это было в особенности чувствительно во время последней войны); в-четвертых, не особенно весело и
по части соседей, ибо ежели таковые и есть, то разносолов у них не полагается, да и ездить
по соседям, признаться, не в чем, так как каретные сараи опустели, а бывшие заводские жеребцы перевелись; в-пятых, наконец, в каждой Заманиловке культурный человек непременно встречается с вопросом о бешеных собаках.
— А ведь хорошо
ехать верхом при луне, — заговорила Надежда Алексеевна, как только подали свечи, принесли чай и Ипатов с Егором Капитонычем засели играть в преферанс вдвоем, а Складная Душа безмолвно уселся возле них, — особенно
по лесу, между кустами орешника. И жутко, и приятно, и какая странная игра света и тени — всё кажется, как будто кто-то крадется за вами или впереди…
Это так и следовало — мы
ехали от Крон уже около часа, но прошло еще добрых полчаса — мы все
едем, и кнут хлещет
по коням все чаще и чаще, а
леса нет.
— Вот что, — давайте мы с вами, Ипполит Сергеевич, встанем и пойдём пешком
по лесу. А то сидим мы и печёмся на солнце, — разве так гуляют? А Григорий с Машей
поедут до Савеловой балки, там пристанут, приготовят нам чай и встретят нас… Григорий, приставай к берегу.
Сосунки скоро остались позади с своими гнилыми избушками, и мы
поехали вниз
по течению Ключевой,
по довольно торной дороге, с которой свернули в
лес.
— А затем… затем, что за мной со станции должны выехать четыре товарища. Надо, чтоб они нас догнали… Они обещали догнать меня в этом
лесу… С ними веселей будет
ехать… Народ здоровый, коренастый… у каждого
по пистолету… Что это ты всё оглядываешься и движешься, как на иголках? а? Я, брат, тово… брат… На меня нечего оглядываться… интересного во мне ничего нет… Разве вот револьверы только… Изволь, если хочешь, я их выну, покажу… Изволь…
Узнала лесная челядь, что майор к ним в
лес едет, и задумалась. Такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по-своему норовил. Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел. Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. «Вот ужо приедет майор, — говорили они, — засыплет он нам — тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!»
Я вышел на площадку, искал и звал его, прибавляя на всякий случай, что дело сделано и что я скоро
еду за человеком в
лесу… Но ответа не было, в окнах встревоженного станка гасли огни, ветер тянул по-прежнему;
по временам трещали стены станочных мазанок и издалека доносился стонущий звук лопающегося льда…
А под вечер того же дня
по дороге из города опять послышался колокольчик. День был не почтовый: значит,
ехало начальство. Зачем? Этот вопрос всегда вызывал в слободе некоторую тревогу. Природные слобожане ждали какой-нибудь новой раскладки, татары в несколько саней потянулись зачем-то к
лесу, верховой якут поскакал за старостой… Через полчаса вся слобода была готова к приему начальства…
Василий Андреич, может быть, выторговал бы и еще, так как
лес находился в его округе, и между ним и деревенскими уездными купцами уже давно был установлен порядок,
по которому один купец не повышал цены в округе другого, но Василий Андреич узнал, что губернские лесоторговцы хотели
ехать торговать Горячкинскую рощу, и он решил тотчас же
ехать и покончить дело с помещиком.