Неточные совпадения
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил
в вагоне, по дороге из Вены
в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами,
в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и
в городах и
в селах, ходил пешком из деревни
в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную
Германию, оттуда пробрался опять к югу,
в немецкие провинции Австрии, теперь
едет в Баварию, оттуда
в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет
в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже
в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится
в Россию, потому что, кажется,
в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Лето и осень они провели
в Германии и Швейцарии, а на зиму, как оно и следовало ожидать,
поехали в Париж.
— Тебе надо
ехать в университет, Вильгельм, — сказал старый Райнер после этого грустного, поэтического лета снов и мечтаний сына. —
В Женеве теперь пиэтисты,
в Лозанне и Фрейбурге иезуиты. Надо быть подальше от этих католических пауков. Я тебя посылаю
в Германию. Сначала поучись
в Берлине, а потом можешь перейти
в Гейдельберг и Бонн.
Нет, до войны лучше Ромашов
поедет военным шпионом
в Германию.
… Одно письмо было с дороги, другое из Женевы. Оно оканчивалось следующими строками: «Эта встреча, любезная маменька, этот разговор потрясли меня, — и я, как уже писал вначале, решился возвратиться и начать службу по выборам. Завтра я
еду отсюда, пробуду с месяц на берегах Рейна, оттуда — прямо
в Тауроген, не останавливаясь…
Германия мне страшно надоела.
В Петербурге,
в Москве я только повидаюсь с знакомыми и тотчас к вам, милая матушка, к вам
в Белое Поле».
Еще отправляясь
в Германию, я очень хорошо понимал, что ввиду отсрочки
ехать к дяде на Кавказ, где через полгода ожидал меня офицерский чин, дававший
в то время еще потомственное дворянство, я приносил тяжелую жертву, заботясь о судьбе сестры; но я счел это своим долгом и дорого за него заплатил.
Бахтиаров по слуху узнал философские системы, понял дух римской истории, выучил несколько монологов Фауста; но, наконец, ему страшно надоели и туманная
Германия, и бурша, и кнастер, и медхен […и бурша, и кнастер, и медхен — и студенчество, и табак, и девушки (немец.).]; он решился
ехать в Россию и тотчас же поступить
в кавалерийский полк, — и не более как через год из него вышел красивый, ловкий и довольно исполнительный офицер.
Стали обращаться к князю Карлу Радзивилу, находившемуся с ней
в ежедневных почти сношениях, и «пане коханку», под условием строжайшей тайны, каждому рассказывал, что это дочь русской императрицы Елизаветы, рожденная от тайного брака, и приехала из
Германии, чтобы под его покровительством
ехать в Константинополь.
Она сообщила им, что, обдумав все шансы затеянного ею предприятия, она не решается
ехать в Константинополь и намерена пробыть
в Венеции самое короткое время, а потом воротиться
в Германию.
Эта записка начинается повторением прежде сказанного ею о причинах, побудивших ее
ехать из
Германии в Венецию и Рагузу, и о том, как получила она анонимное письмо с приложением завещаний, манифеста, писем к графу Орлову, султану и другим незнакомым и неизвестным ей лицам.
Она рассказывала также, что
в Германии коротко познакомилась с некоторыми имперскими князьями, особенно же с курфирстом Трирским и князем Голштейн-Шлезвиг-Лимбургским, что она не надеется на императора Иосифа II, но вполне рассчитывает на помощь королей прусского и шведского, что с членами польской конфедерации она хорошо знакома и намерена из Италии
ехать в Константинополь, чтобы представиться султану Абдул-Гамеду, для чего и послала туда наперед верного человека.
Моя драматическая жилка опять заиграла
в Германии, и я
ехал в Вену с желанием изучить тамошнее театральное дело так же усердно, как я это делал для Парижа.
— Вы отгадали: оно сокращает его ровно на год одиннадцать месяцев. Я должен сейчас написать об этом
в Германию. Скажите, когда у нас
едут в город на почту?
Но
в том-то и особенность Толстого, что нет для него живого труда, который бы мог ему показаться дрянью, раз он захватил его душу. И вот он, — художник, —
едет за границу с специальною целью изучить постановку там школьного дела. Объезжает
Германию, Швейцарию, Италию, Францию, Англию, Бельгию. Жадно, как всегда, ловит впечатления. «Я везу, — пишет он своей тетушке Т. А. Ергольской, — такое количество впечатлений, знаний, что я должен бы много работать, прежде чем уложить все это
в моей голове».