Неточные совпадения
А я ее по усам!» Иногда при ударе карт по столу вырывались выражения: «А!
была не
была, не с чего, так с бубен!» Или же просто восклицания: «
черви! червоточина! пикенция!» или: «пикендрас! пичурущух пичура!» и даже просто: «пичук!» — названия, которыми перекрестили они масти в своем обществе.
Видно,
червь подъел снизу, да и лето, вишь ты, какое: совсем дождей не
было».
И вновь задумчивый, унылый
Пред милой Ольгою своей,
Владимир не имеет силы
Вчерашний день напомнить ей;
Он мыслит: «
Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб
червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Всё это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.
Так и бросились жиду прежде всего в глаза две тысячи червонных, которые
были обещаны за его голову; но он постыдился своей корысти и силился подавить в себе вечную мысль о золоте, которая, как
червь, обвивает душу жида.
— Из шнурка и деревяшки я изладил длинный хлыст и, крючок к нему приделав, испустил протяжный свист. — Затем он пощекотал пальцем в коробке
червей. — Этот
червь в земле скитался и своей
был жизни рад, а теперь на крюк попался — и его сомы съедят.
Прошел обильный дождь, и
было очень приятно дышать освеженным воздухом, дождь как будто уничтожил неестественный, но характерный для этого города запах гниения. Ярко светила луна, шелково блестели камни площади, между камней извивались, точно стеклянные
черви, маленькие ручьи.
«Эта мысль, конечно,
будет признана и наивной и еретической. Она — против всех либеральных и социалистических канонов. Но вполне допустимо, что эта мысль
будет руководящей разумом интеллигенции. Иерархическая структура человеческого общества обоснована биологией. Даже
черви — неодинаковы…»
— Это
будет чудесный пропагандист для деревни. Вот такие
черви и подточат трон Романовых.
— Заяц — не
ест,
червь ест.
Анфиса. А это Люди,
Червь, значит: Лукьян Чебаков. Ну, Раиса, я пойду напишу ему ответ, а ты тут посиди с Бальзаминовым. Ты мне после скажи, что он тебе
будет говорить.
Озимь ино место
червь сгубил, ино место ранние морозы сгубили; перепахали
было на яровое, да не знамо, уродится ли что?
В последние недели плавания все средства истощились: по три раза в день
пили чай и
ели по горсти пшена — и только. Достали
было однажды кусок сушеного оленьего мяса, но несвежего, с
червями. Сначала поусумнились
есть, но потом подумали хорошенько, вычистили его, вымыли и… «стали кушать», «для примера, между прочим, матросам», — прибавил К. Н. Посьет, рассказывавший мне об этом странствии. «Полно, так ли, — думал я, слушая, — для примера ли; не по пословице ли: голод не тетка?»
Воспоминания эти не сходились с ее теперешним миросозерцанием и потому
были совершенно вычеркнуты из ее памяти или скорее где-то хранились в ее памяти нетронутыми, но
были так заперты, замазаны, как пчелы замазывают гнезда клочней (
червей), которые могут погубить всю пчелиную работу, чтобы к ним не
было никакого доступа.
Но
червь, ненужный
червь проползет по земле, и его не
будет!
Едва он перешел на другую сторону увала, как наткнулся на мертвого зверя. Весь бок у него
был в
червях. Дерсу сильно испугался. Ведь тигр уходил, зачем он стрелял?.. Дерсу убежал. С той поры мысль, что он напрасно убил тигра, не давала ему покоя. Она преследовала его повсюду. Ему казалось, что рано или поздно он поплатится за это и даже по ту сторону смерти должен дать ответ.
Но Калиныч
был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь; например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял
червей; пчелы ему дались, рука у него
была легкая.
«Между прочим, после долгих требований ключа
был отперт сарай, принадлежащий мяснику Ивану Кузьмину Леонову. Из сарая этого по двору сочилась кровавая жидкость от сложенных в нем нескольких сот гнилых шкур. Следующий сарай для уборки битого скота, принадлежащий братьям Андреевым, оказался чуть ли не хуже первого. Солонина вся в
червях и т. п. Когда отворили дверь — стаи крыс выскакивали из ящиков с мясной тухлятиной, грузно шлепались и исчезали в подполье!.. И так везде… везде».
— А остуду-то с собой захватил, миленький? Домашний-то грех побольше
будет стороннего… Яко
червь точит день и ночь.
Червь тщеславия сосал его неустанно, и ему все
было мало.
— Бога мне, дураку, не замолить за Галактиона Михеича, — повторял Вахрушка, задыхаясь от рабьего усердия. — Что я такое
был?.. Никчемный человек,
червь, а тетерь… Ведь уродятся же такие человеки, как Галактион Михеич! Глазом глянет — человек и сделался человеком… Ежели бы поп Макар поглядел теперь на меня. Х-ха!.. Ах, какое дело, какое дело!
Духовное плебейство человеческого происхождения сделали гарантией аристократического будущего человека: человек — ничто и потому
будет всем, человек —
червь и потому
будет царем, человек не божествен по своим истокам и потому именно
будет божественным.
— Это винт! — кричал генерал. — Он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил! Знай, молокосос, что еще ты не родился, а я уже
был осыпан почестями; а ты только завистливый
червь, перерванный надвое, с кашлем… и умирающий от злобы и от неверия… И зачем тебя Гаврила перевел сюда? Все на меня, от чужих до родного сына!
Так в разговорах они незаметно выехали за околицу. Небо начинало проясняться. Низкие зимние тучи точно раздвинулись, открыв мигавшие звездочки. Немая тишина обступала кругом все. Подъем на Краюхин увал точно
был источен
червями. Родион Потапыч по-прежнему шагал рядом с лошадью, мерно взмахивая правой рукой.
Старый боярин, як болван,
Вытаращив очи, як баран.
На
ем свита соломою шита…
На
ем каптан соломою напхан,
Лычком подперевязався,
По-боярски прибрався…
А старша светилица —
черви в потылице,
А на свахе-то да чепец скаче!..
Не переезжая на другую сторону реки, едва мы успели расположиться на песчаном берегу, отвязали удочки, достали
червей и, по рассказам мальчишек, удивших около парома, хотели
было идти на какое-то диковинное место, «где рыба так и хватает, даже берут стерляди», как явился парадно одетый лакей от Дурасова с покорнейшею просьбою откушать у него и с извещением, что сейчас приедет за нами коляска.
Но именно этот-то
червь и испортил все, ибо под «безопасностью» они разумели не ограждение обывателей от разбойников и воров (что
было бы вполне плодотворно), но воспрещение полиции входить в обывательские квартиры!
Ваше превосходительство! позвольте вам доложить! что я такое? можно сказать,
червь ползучий, а может
быть, и того хуже-с!
Но старая, историческая рознь, разделявшая некогда гордый панский зáмок и мещанскую униатскую часовню, продолжалась и после их смерти: ее поддерживали копошившиеся в этих дряхлых трупах
черви, занимавшие уцелевшие углы подземелья, подвалы. Этими могильными
червями умерших зданий
были люди.
А нынче совсем и надзору за ними не может
быть, потому что везде они во всяком месте, словно
черви расползлись.
— Мне, милостивый государь, чужого ничего не надобно, — продолжала она, садясь возле меня на лавке, — и хотя я неимущая, но, благодарение богу, дворянского своего происхождения забыть не в силах… Я имею счастие
быть лично известною вашим папеньке-маменьке… конечно, перед ними я все равно, что
червь пресмыкающий, даже меньше того, но как при всем том я добродетель во всяком месте, по дворянскому моему званию, уважать привыкла, то и родителей ваших не почитать не в силах…
Забиякин. Князь, позвольте! князь! и без того я угнетен уже судьбою! и без того я, так сказать, уподобился
червю, которого может всякая хищная птица клевать… конечно, против обстоятельств спорить нельзя, потому что и Даниил
был ввержен в ров львиный, но ведь я погибаю, князь, я погибаю!
— Да-с, Маркову, именно! — подтвердил Забоков. — Вы вот смеяться изволите, а, может
быть, через ее не я один, ничтожный
червь, а вся губерния страдает. Правительству давно бы следовало обратить внимание на это обстоятельство. Любовь сильна: она и не такие умы, как у нашего начальника, ослепляет и уклоняет их от справедливости, в законах предписанной.
В конце концов я почти всегда оказываюсь в выигрыше, но это нимало не сердит Глумова. Иногда мы даже оба от души хохочем, когда случается что-нибудь совсем уж необыкновенное: ренонс, например, или дама
червей вдруг покажется за короля. Но никогда еще игра наша не
была так весела, как в этот раз. Во-первых, Глумов вгорячах пролил на сукно стакан чаю; во-вторых, он, имея на руках три туза, получил маленький шлем! Давно мы так не хохотали.
И каким ничтожным
червем нужно
быть, чтобы выползти из-под такой груды разом налетевших камней?
Поют и другие песни, тоже невеселые, но эту — чаще других. Ее тягучий мотив не мешает думать, не мешает водить тонкой кисточкой из волос горностая по рисунку иконы, раскрашивая складки «доличного», накладывая на костяные лица святых тоненькие морщинки страдания. Под окнами стучит молоточком чеканщик Гоголев — пьяный старик, с огромным синим носом; в ленивую струю песни непрерывно вторгается сухой стук молотка — словно
червь точит дерево.
Вышел я оттуда домой, дошел до отца протопопова дома, стал пред его окнами и вдруг подперся по-офицерски в боки руками и закричал: «Я царь, я раб, я
червь, я бог!» Боже, боже: как страшно вспомнить, сколь я
был бесстыж и сколь же я
был за то в ту ж пору постыжен и уязвлен!
Чёрные стены суровой темницы
Сырость одела, покрыли мокрицы;
Падают едкие капли со свода…
А за стеною ликует природа.
Куча соломы лежит подо мною;
Червь её точит. Дрожащей рукою
Сбросил я жабу с неё… а из башни
Видны и небо, и горы, и пашни.
Вырвался с кровью из груди холодной
Вопль, замиравший неслышно, бесплодно;
Глухо оковы мои загремели…
А за стеною малиновки
пели…
В 18.. году, в сентябре,
будучи уже костромским помпадуром, получил я от капитан-исправника донесение, что в Нерехотском уезде появился необыкновенной величины червяк, который
поедает озимь, сию надежду будущего урожая, и что, несмотря на принятые полицейские меры, сей
червь, как бы посмеиваясь над оными, продолжает свое истребительное дело.
Каково же
было наше удивление, когда, проснувшись, вдруг узнали, что
червь, как бы по мановению волшебства, вдруг исчез!
Тогда,
поевши ухи и настрого наказав обывателям, дабы они всячески озаботились, чтобы яйца
червя остались без оплодотворения, мы расстались: я — в одну сторону, а ярославский соседушка мой — в другую.
Трясущейся рукой Тоббоган выложил каре и посмотрел на меня, ослепленный удачей. Каково
было бы ему видеть моих
червей! Я бросил карты вверх крапом и подвинул ему горсть золотых монет.
Мне не дает покоя мысль, что их, может
быть, грызут
черви.
Как ни
была крупна его карта или просто решимость пугнуть, случилось, что моя сдача себе составила пять
червей необыкновенной красоты: десятка, валет, дама, король и туз. С этакой-то картой я должен
был платить ему свой собственный по существу выигрыш!
Милые девушки, вы убеждены, что вам
будет всегда семнадцать лет, потому что вы еще не испытали долгих-долгих бессонных ночей, когда к бессонному изголовью сходятся призраки прошлого и когда начинают точить заживо «господа
черви»…
Места надобно выбирать не мелкие и не слишком глубокие; крючок с насадкой
червя навозного или земляного (на хлеб удить на быстряках неудобно) от сильного течения
будет прибивать к берегу, и потому должно так класть или втыкать удилище, чтобы насадка только касалась берега и чтоб леса и наплавок не ложились на него; в противном случае они станут при подсечке задевать за берег, а это никуда не годится: рыба, хватая играющую насадку с набега, сейчас встретит упор от задевшей лесы или наплавка и сейчас бросит крючок, да и подсечка никогда не может
быть верна, ибо рука охотника встретит такое же препятствие, и подсечка не может сообщиться мгновенно крючку.
Это
было бы нетрудно объяснить тем, что подмосковные речки слишком сильно вылавливаются и что в них мало мелкой рыбы, отчего щуки голодны; но я должен сказать, что здесь гораздо чаще берут они на червяка, чем на жерлицы или удочки, насаженные рыбками, преимущественно весной; следовательно, этого вопроса иначе нельзя разрешить, как предположением, что здешние щуки имеют особенный вкус к
червям.
Леса взвивается вверх, как будто просто сорвалась рыба, огорченный охотник поспешно достает свежего
червя, хочет насадить и вместо крючка видит перерезанный конец поводка или лесы, которым
была она привязана…
1) Самая обыкновенная, везде находимая в навозе весной, летом, осенью, употребляемая всеми насадка —
есть красный навозный
червь, называемый в низовых губерниях глистою.
Все породы
червей надобно сберегать в ящичках, деревянных или металлических, которые бы плотно задвигались и
были наполнены землею, всегда влажною: излишняя мокрота и сухость равно им вредны; всего лучше такие ящички после уженья ставить на погребицу или в другое сырое и прохладное место.
Когда крючки ходят на весу и неблизко к берегу, то раки
будут брать менее; всего жаднее бросаются они на рыбку, навозных и земляных
червей и хлеб.