Неточные совпадения
Это
были долги преимущественно по скаковой конюшне, поставщику
овса и сена, Англичанину шорнику, и т. д.
— Богачи-то, богачи, а
овса всего три меры дали. До петухов дочиста подобрали. Что ж три меры? только закусить. Ныне
овес у дворников сорок пять копеек. У нас, небось, приезжим сколько
поедят, столько дают.
С утра он ездил на первый посев ржи, на
овес, который возили в скирды, и, вернувшись домой к вставанью жены и свояченицы, напился с ними кофею и ушел пешком на хутор, где должны
были пустить вновь установленную молотилку для приготовления семян.
Левин сердито махнул рукой, пошел к амбарам взглянуть
овес и вернулся к конюшне.
Овес еще не испортился. Но рабочие пересыпали его лопатами, тогда как можно
было спустить его прямо в нижний амбар, и, распорядившись этим и оторвав отсюда двух рабочих для посева клевера, Левин успокоился от досады на приказчика. Да и день
был так хорош, что нельзя
было сердиться.
Было то время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая, не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые
овсы, с раскиданными по ним кустами желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́ с оставленными дорогами, которые не берет соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми травами, и на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
«Экой скверный барин! — думал про себя Селифан. — Я еще не видал такого барина. То
есть плюнуть бы ему за это! Ты лучше человеку не дай
есть, а коня ты должен накормить, потому что конь любит
овес. Это его продовольство: что, примером, нам кошт, то для него
овес, он его продовольство».
— Черта лысого получишь! хотел
было, даром хотел отдать, но теперь вот не получишь же! Хоть три царства давай, не отдам. Такой шильник, [Шильник — плут.] печник гадкий! С этих пор с тобой никакого дела не хочу иметь. Порфирий, ступай скажи конюху, чтобы не давал
овса лошадям его, пусть их
едят одно сено.
Вместо вопросов: «Почем, батюшка, продали меру
овса? как воспользовались вчерашней порошей?» — говорили: «А что пишут в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова?» Купцы этого сильно опасались, ибо совершенно верили предсказанию одного пророка, уже три года сидевшего в остроге; пророк пришел неизвестно откуда в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлой рыбой, и возвестил, что Наполеон
есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью морями, но после разорвет цепь и овладеет всем миром.
Вот к осени, меж тем,
овёс тот убран
был,
И наш Крестьянин им того ж Коня кормил.
Что́ может
быть безумней и смешнее,
Как поле целое изрыть,
Чтоб после рассорить
На нём
овёс свой попустому?
—
Был там Гурко, настроен мрачно и озлобленно, предвещал катастрофу, говорил, точно кандидат в Наполеоны. После истории с Лидвалем и кражей
овса ему, Гурко, конечно, жить не весело. Идиот этот, октябрист Стратонов, вторил ему, требовал: дайте нам сильного человека! Ногайцев вдруг заявил себя монархистом. Это называется: уверовал в бога перед праздником. Сволочь.
— Недавно в таком же вот собрании встретил Струве, — снова обратился Тагильский к Самгину. — Этот, сообразно своей натуре, продолжает
быть слепым, как сыч днем. Осведомился у меня: как мыслю? Я сказал: «Если б можно
было выкупать идеи, как лошадей, которые гуляли в — барском
овсе, я бы дал вам по пятачку за те мои идеи, которыми воспользовался сборник “Вехи”».
— Послушайте, — повторил он расстановисто, почти шепотом, — я не знаю, что такое барщина, что такое сельский труд, что значит бедный мужик, что богатый; не знаю, что значит четверть ржи или
овса, что она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда продают; не знаю, богат ли я или беден,
буду ли я через год сыт или
буду нищий — я ничего не знаю! — заключил он с унынием, выпустив борты вицмундира и отступая от Ивана Матвеевича, — следовательно, говорите и советуйте мне, как ребенку…
Перед ней лежали на бумажках кучки
овса, ржи. Марфенька царапала иглой клочок кружева, нашитого на бумажке, так пристально, что сжала губы и около носа и лба у ней набежали морщинки. Веры, по обыкновению, не
было.
«Нужна деятельность», — решил он, — и за неимением «дела» бросался в «миражи»: ездил с бабушкой на сенокос, в
овсы, ходил по полям, посещал с Марфенькой деревню, вникал в нужды мужиков и развлекался также:
был за Волгой, в Колчине, у матери Викентьева, ездил с Марком удить рыбу, оба поругались опять и надоели один другому, ходил на охоту — и в самом деле развлекся.
Я знаю, сколько засевается ржи,
овса, когда что
поспевает, куда и когда сплавляют хлеб, знаю, сколько лесу надо мужику, чтоб избу построить…
Мы вторую станцию едем от Усть-Маи, или Алданского селения. Вчера сделали тридцать одну версту, тоже по болотам, но те болота ничто в сравнении с нынешними. Станция положена, по их милости, всего семнадцать верст. Мы встали со светом, поехали еще по утреннему морозу; лошади скользят на каждом шагу; они не подкованы. Князь Оболенский говорит, что они тверже копытами, оттого будто, что
овса не
едят.
У нас тогда три десятины наемные
были, а Бог дал, что рожь, что
овес уродились на редкость.
Он любовался прекрасным днем, густыми темнеющими облаками, иногда закрывавшими солнце, и яровыми полями, в которых везде ходили мужики за сохами, перепахивая
овес, и густо зеленевшими озимями, над которыми поднимались жаворонки, и лесами, покрытыми уже, кроме позднего дуба, свежей зеленью, и лугами, на которых пестрели стада и лошади, и полями, на которых виднелись пахари, — и, нет-нет, ему вспоминалось, что
было что-то неприятное, и когда он спрашивал себя: что? — то вспоминал рассказ ямщика о том, как немец хозяйничает в Кузминском.
Эти сельскохозяйственные мысли
были, как птицы, вспугнуты неожиданно шарахнувшейся лошадью: под самыми ногами промелькнул большой заяц, легкими прыжками ускакавший в
овес.
— А вы, Игнатий Львович, и возьмите себе чиновника в кучера-то, — так он в три дня вашего Тэку или Батыря без всех четырех ног сделает за восемь-то цалковых. Теперь взять Тэка… какая это лошадь
есть, Игнатий Львович? Одно слово — разбойник: ты ей
овса несешь, а она зубищами своими ладит тебя прямо за загривок схватить… Однова пятилась да пятилась, да совсем меня в угол и запятила. Думаю, как брызнет задней ногой, тут тебе, Илья, и окончание!.. Позвольте, Игнатий Львович, насчет жалов…
У мужика
овес только что скошен, стало
быть заплатить
есть чем; он идет с купцом в кабак и там уже расплачивается.
Происходил он от старинного дома, некогда богатого; деды его жили пышно, по-степному: то
есть принимали званых и незваных, кормили их на убой, отпускали по четверти
овса чужим кучерам на тройку, держали музыкантов, песельников, гаеров и собак, в торжественные дни
поили народ вином и брагой, по зимам ездили в Москву на своих, в тяжелых колымагах, а иногда по целым месяцам сидели без гроша и питались домашней живностью.
Чего только здесь не
было: пшеница, кукуруза, чумиза,
овес, мак снотворный, бобы, табак и множество других растений, которых я не знаю.
Ночи сделались значительно холоднее. Наступило самое хорошее время года. Зато для лошадей в другом отношении стало хуже. Трава, которой они главным образом кормились в пути, начала подсыхать. За неимением
овса изредка, где
были фанзы, казаки покупали
буду и понемногу подкармливали их утром перед походом и вечером на биваках.
Старосты и его missi dominici [господские сподручные (лат.).] грабили барина и мужиков; зато все находившееся на глазах
было подвержено двойному контролю; тут береглись свечи и тощий vin de Graves [сорт белого вина (фр.).] заменялся кислым крымским вином в то самое время, как в одной деревне сводили целый лес, а в другой ему же продавали его собственный
овес.
— Как это ты в тридцать лет не научился говорить?.. таскает — как это таскать дрова? — дрова носят, а не таскают. Ну, Данило, слава богу, господь сподобил меня еще раз тебя видеть. Прощаю тебе все грехи за сей год и
овес, который ты тратишь безмерно, и то, что лошадей не чистишь, и ты меня прости. Потаскай еще дровец, пока силенка
есть, ну, а теперь настает пост, так вина употребляй поменьше, в наши лета вредно, да и грех.
Будут деньги,
будут. В конце октября санный путь уж установился, и Арсений Потапыч то и дело посматривает на дорогу, ведущую к городу. Наконец приезжают один за другим прасолы, но цены пока дают невеселые. За четверть ржи двенадцать рублей, за четверть
овса — восемь рублей ассигнациями. На первый раз, впрочем, образцовый хозяин решается продешевить, лишь бы дыры заткнуть. Продал четвертей по пятидесяти ржи и
овса, да маслица, да яиц — вот он и с деньгами.
— Как сказать, сударыня… как
будем кормить… Ежели зря
будем скотине корм бросать — мало
будет, а ежели с расчетом, так достанет. Коровам-то можно и яровой соломки подавывать, благо нынче урожай на
овес хорош. Упреждал я вас в ту пору с пустошами погодить, не все в кортому сдавать…
— Так-то, брат! — говорит он ему, — прошлого года рожь хорошо родилась, а нынче рожь похуже, зато на
овес урожай. Конечно,
овес не рожь, а все-таки лучше, что хоть что-нибудь
есть, нежели ничего. Так ли я говорю?
Обыкновенно, мы делали привал на постоялом дворе, стоявшем на берегу реки Вопли, наискосок от Овсецова; но матушка, с своей обычной расчетливостью, решила, что, чем изъяниться на постоялом дворе, [О том, как велик
был этот изъян, можно судить по следующему расчету: пуд сена лошадям (
овес был свой) — 20 коп., завтрак кучеру и лакею — 30 коп.; самовар и кринка молока — 30 коп.
— Ладно. У меня чтобы всего, и ржи и
овса — всего чтобы сам-сём
было. Как хочешь, так и распоряжайся, я знать ничего не хочу.
В них обыкновенно с большим усердием потчуют путешественника сеном и
овсом, как будто бы он
был почтовая лошадь.
Впрочем, впоследствии оказалось, что в этой неудаче виновна
была не одна наука, но и кучер, который пропивал и то небольшое величество
овса, какое полагалось, оставляя лошадей на одной только буре с селитрой…
От безделья они с утра до вечера жарили в шашки или с хлыстами в руках гонялись за голубями, смело забиравшимися прямо в лавки, где в открытых сусеках ссыпаны
были разные крупы,
овес и горох.
В двух северных округах ни разу не
была наблюдаема сумма тепла, достаточная для полного вызревания
овса и пшеницы, и только два года дали сумму тепла, достаточную для созревания ячменя.
В Череповецком уезде, где лето теплее и продолжительнее, по Грязнову, не могут хорошо вызревать греча, огурцы и пшеница, а в Александровском округе, по свидетельству здешнего инспектора сельского хозяйства, ни в один год не
была наблюдаема сумма тепла, достаточная для полного вызревания
овса и пшеницы.
Гуси предпочтительно любят хлеб безосый, как-то: гречу,
овес и горох, но если не из чего выбирать, то
едят и всякий.
[Некоторые охотники утверждают, что свиязь и чирки летают в хлебные поля] К этому надобно присовокупить, что все они, не говорю уже о нырках, чаще пахнут рыбой. предположить, что, не питаясь хлебным кормом и не
будучи так сыты, как бывают кряковные, шилохвость и серые утки, они ловят мелкую рыбешку, которая именно к осени расплодится, подрастет и бесчисленными станицами, мелкая, как
овес, начнет плавать везде, по всяким водам.
Были, пожалуй, и такие ученые, которые занимались опытами, долженствовавшими доказать превращение
овса в рожь;
были и критики, занимавшиеся доказыванием того, что если бы Островский такую-то сцену так-то изменил, то вышел бы Гоголь, а если бы такое-то лицо вот так отделал, то превратился бы в Шекспира…
Лето
было дождливое, и сена поставили сравнительно немного. Особенно неудачная вышла страда на Самосадке, где почти все сено сгнило. В горах это случается: заберется ненастье и кружится на одном месте. И в Мурмосе «сена не издались», так что негде
было и купить его ближе ста верст, да и в сторону орды тоже на траву вышел большой «неурождай». Об
овсах ходили нехорошие слухи.
Овес уйдет на солод, а гнилую пшеницу с величайшим трудом можно
было сбыть куда-нибудь в острог или в местную воинскую команду.
— А нам-то какая печаль? Мы ни
овсом, ни сеном не торгуем. Подряды на дрова, уголь и транспорт сданы с торгов еще весной по средним ценам. Мы исполним то, что обещали, и потребуем того же и от других. Я понимаю, что год
будет тяжелый, но важен принцип. Да…
Двадцать верст промелькнули незаметно, и когда пошевни Таисьи покатились по Самосадке, в избушках еще там и сям мелькали огоньки, — значит,
было всего около девяти часов вечера. Пегашка сама подворотила к груздевскому дому — дорога знакомая, а
овса у Груздева не съесть.
У Груздева строилось с зимы шесть коломенок под пшеницу да две под
овес, — в России, на Волге,
был неурожай, и Груздев рассчитывал сплавить свой хлеб к самой высокой цене, какая установляется весной.
Базар на Ключевском
был маленький, всего лавок пять; в одной старший сын Основы сидел с мукой,
овсом и разным харчем, в другой торговала разною мелочью старуха Никитична, в третьей хромой и кривой Желтухин продавал разный крестьянский товар: чекмени, азямы, опояски, конскую сбрую, пряники, мед, деготь, веревки, гвозди, варенье и т. д.
Другою заботой
был караван, — ведь чего
будет стоить неудачный сплав, когда одной пшеницы нагружено девяносто тысяч пудов да
овса тысяч тридцать?
Даже в такие зимы, когда
овес в Москве бывал по два с полтиной за куль, наверно никому не удавалось нанять извозчика в Лефортово дешевле, как за тридцать копеек. В Москве уж как-то укрепилось такое убеждение, что Лефортово
есть самое дальнее место отовсюду.
Все припасы для обеда
были закуплены с вечера в татарской деревне, не забыли и
овса, а свежей, сейчас накошенной травы для лошадей купили у башкирцев.
Небо сверкало звездами, воздух
был наполнен благовонием от засыхающих степных трав, речка журчала в овраге, костер пылал и ярко освещал наших людей, которые сидели около котла с горячей кашицей, хлебали ее и весело разговаривали между собою; лошади, припущенные к
овсу, также
были освещены с одной стороны полосою света…