Неточные совпадения
И то уж благо: с Домною
Делился им;
младенцамиДавно в земле истлели бы
Ее родные деточки,
Не
будь рука вахлацкая
Щедра, чем Бог послал.
Он
пел любовь, любви послушный,
И песнь его
была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон
младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нежных;
Он
пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он
пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы;
Он
пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.
На площади
было не очень шумно, только ребятишки покрикивали и плакали грудные
младенцы.
В газетах ни разу никому не случилось прочесть чего-нибудь подобного об этом благословенном Богом уголке. И никогда бы ничего и не
было напечатано, и не слыхали бы про этот край, если б только крестьянская вдова Марина Кулькова, двадцати восьми лет, не родила зараз четырех
младенцев, о чем уже умолчать никак
было нельзя.
Он повернул голову к столу, где все
было гладко, и чернила засохли, и пера не видать, и радовался, что лежит он, беззаботен, как новорожденный
младенец, что не разбрасывается, не продает ничего…
— Он солгал. Я — не мастер давать насмешливые прозвища. Но если кто проповедует честь, то
будь и сам честен — вот моя логика, и если неправильна, то все равно. Я хочу, чтоб
было так, и
будет так. И никто, никто не смей приходить судить меня ко мне в дом и считать меня за
младенца! Довольно, — вскричал он, махнув на меня рукой, чтоб я не продолжал. — А, наконец!
А люди-то на нее удивляются: «Уж и как же это можно, чтоб от такого счастья отказываться!» И вот чем же он ее в конце покорил: «Все же он, говорит, самоубивец, и не
младенец, а уже отрок, и по летам ко святому причастью его уже прямо допустить нельзя
было, а стало
быть, все же он хотя бы некий ответ должен дать.
Вдруг входит запыхавшись Аграфена и объявляет, что в сенях, перед кухней, пищит подкинутый
младенец и что она не знает, как
быть.
Да и не хотел же ты смерти сего
младенца, а только
был безрассуден.
— Нет, не
младенец, а уже отрок: восьми уже лет
был, когда сие совершилось. Все же он хотя некий ответ должен дать.
— Для меня, господа, — возвысил я еще пуще голос, — для меня видеть вас всех подле этого
младенца (я указал на Макара) —
есть безобразие. Тут одна лишь святая — это мама, но и она…
«Господи! — отвечал я, — как тебе, должно
быть, занимательно и путешествовать, и жить на свете,
младенец с исполинскими кулаками!
В его воспоминании
были деревенские люди: женщины, дети, старики, бедность и измученность, которые он как будто теперь в первый раз увидал, в особенности улыбающийся старичок-младенец, сучащий безыкорными ножками, — и он невольно сравнивал с ними то, что
было в городе.
Некоторое время в церкви
было молчание, и слышались только сморкание, откашливание, крик
младенцев и изредка звон цепей. Но вот арестанты, стоявшие посередине, шарахнулись, нажались друг на друга, оставляя дорогу посередине, и по дороге этой прошел смотритель и стал впереди всех, посередине церкви.
— Ребеночка, батюшка мой, я тогда хорошо обдумала. Она дюже трудна
была, не чаяла ей подняться. Я и окрестила мальчика, как должно, и в воспитательный представила. Ну, ангельскую душку что ж томить, когда мать помирает. Другие так делают, что оставят
младенца, не кормят, — он и сгаснет; но я думаю: что ж так, лучше потружусь, пошлю в воспитательный. Деньги
были, ну и свезли.
Был уже он в отставке, женился, двух детей-младенцев уже прижил.
Этот Ришар
был чей-то незаконнорожденный, которого еще
младенцем лет шести подарили родители каким-то горным швейцарским пастухам, и те его взрастили, чтоб употреблять в работу.
Будет тысячи миллионов счастливых
младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла.
Федор Павлович, несчастная жертва текущего процесса,
есть пред иными из них почти невинный
младенец.
Оговорюсь: я убежден, как
младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидовского ума, что, наконец, в мировом финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими их крови, хватит, чтобы не только
было возможно простить, но и оправдать все, что случилось с людьми, — пусть, пусть это все
будет и явится, но я-то этого не принимаю и не хочу принять!
«Мальчик!» — кричала мне Прасковья Андреевна, идучи к корыту, — я хотел
было взять
младенца с подушки, но не мог, так дрожали у меня руки.
Но благословение матери не сбылось:
младенец был казнен Николаем. Мертвящая рука русского самодержца замешалась и тут, — и тут задушила.
Что, кажется, можно
было бы прибавить к нашему счастью, а между тем весть о будущем
младенце раскрыла новые, совсем не веданные нами области сердца, упоений, тревог и надежд.
Но для матери новорожденный — старый знакомый, она давно чувствовала его, между ними
была физическая, химическая, нервная связь; сверх того,
младенец для матери — выкуп за тяжесть беременности, за страдания родов, без него мучения, лишенные цели, оскорбляют, без него ненужное молоко бросается в мозг.
Матушка выбирает меня, и дело улаживается. [Хотя я
был малолетний, но в то время еще не существовало закона, запрещающего лицам, не достигшим совершеннолетия, воспринимать
младенцев от купели.]
Это
была пречистая дева с
младенцем на руках.
Младенец был законнорожденный, а потому его не приняли в воспитательный дом, а взяла его ночлежница-нищенка и стала с ним ходить побираться.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это
была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к
младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
— Ведь я
младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета.
Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
— А в Кирилловой книге [Кириллова книга — изданный в 1644 году в Москве сборник статей, направленных против католической церкви; название получил по первой статье сборника, связанной с именем Кирилла Иерусалимского.] сказано, — отозвался из угла скитский старец: — «Да не
будем к тому
младенцы умом, скитающися во всяком ветре учения, во лжи человеческой, в коварстве козней льщения. Блюдем истинствующие в любви».
Афанасий Великий не обладал философским умом Оригена; он
был не философ, а простой человек, почти
младенец по сравнению с Оригеном.
В христианстве истина открывается
младенцам, а не мудрым, и гнозис
есть плод религиозной жизни.
Держава, из единого камня иссеченная, поддерживаема
была грудою
младенцев, из белого мрамора иссеченных.
— Сие несчастное приключение ускорило рождение
младенца целым месяцем, и все способы бабки и доктора, для пособия призванных,
были тщетны и не могли воспретить, чтобы жена моя не родила чрез сутки.
Младенцу или старцу, расслабленному, немощному и нерадивому, удел в ниве
будет бесполезен.
Один из таких тунеядцев, приближаясь к старости, объявил сам собою и без всякого принуждения, что он в продолжение долгой и скудной жизни своей умертвил и съел лично и в глубочайшем секрете шестьдесят монахов и несколько светских
младенцев, — штук шесть, но не более, то
есть необыкновенно мало сравнительно с количеством съеденного им духовенства.
— А того не знает, что, может
быть, я, пьяница и потаскун, грабитель и лиходей, за одно только и стою, что вот этого зубоскала, еще
младенца, в свивальники обертывал, да в корыте мыл, да у нищей, овдовевшей сестры Анисьи, я, такой же нищий, по ночам просиживал, напролет не спал, за обоими ими больными ходил, у дворника внизу дрова воровал, ему песни
пел, в пальцы прищелкивал, с голодным-то брюхом, вот и вынянчил, вон он смеется теперь надо мной!
И, во-первых, по моему мнению,
младенец слишком мал, то
есть не крупен, так что за известное время светских
младенцев потребовалось бы втрое, впятеро большая цифра, нежели духовных, так что и грех, если и уменьшался с одной стороны, то в конце концов увеличивался с другой, не качеством, так количеством.
Когда все разошлись, Келлер нагнулся к Лебедеву и сообщил ему: «Мы бы с тобой затеяли крик, подрались, осрамились, притянули бы полицию; а он вон друзей себе приобрел новых, да еще каких; я их знаю!» Лебедев, который
был довольно «готов», вздохнул и произнес: «Утаил от премудрых и разумных и открыл
младенцам, я это говорил еще и прежде про него, но теперь прибавляю, что и самого
младенца бог сохранил, спас от бездны, он и все святые его!»
Во-вторых,
младенец, по моему личному мнению, непитателен, может
быть, даже слишком сладок и приторен, так что, не удовлетворяя потребности, оставляет одни угрызения совести.
Но когда я, в марте месяце, поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его
младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали губы, и он, одною рукой схватив меня за плечо, другою показал мне дверь и тихо, то
есть чуть не шепотом, проговорил мне: „Ступайте-с!“ Я вышел, и мне это очень понравилось, понравилось тогда же, даже в ту самую минуту, как он меня выводил; но слова его долго производили на меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной к нему жалости, которой бы я вовсе не хотел ощущать.
Другая девушка не сохранит себя — вон какой у нас народ на промыслах! — разродится
младенцем, а все-таки
младенец крещеный
будет…
Увянет лепота женская, отлетит мужское желание и «тако возжелают седьм жен единова мужа», но в это время «изомрут
младенцы в лонех матернех» и некому
будет хоронить мертвых.
Рогнеда Романовна не могла претендовать ни на какое первенство, потому что в ней надо всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна и Зоя Романовна
были особы без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое и общее с судьбою Тристрама Шанди. Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек и обтерла им головки новорожденных. С той же минуты
младенцы сделались совершенно глупыми и остались такими на целую жизнь.
Пусть приют для
младенцев будет, только при этих-то порядках это все грех один.
Г-жа Захаревская, тогда еще просто Маремьяша,
была мещанскою девицею; сама доила коров, таскала навоз в свой сад и потом,
будучи чиста и невинна, как
младенец, она совершенно спокойно и бестрепетно перешла в пьяные и развратные объятия толстого исправника.
— Потому что или вытравляют, или подкидывают, или еще лучше того: у меня
есть тут в лесу озерко небольшое — каждый год в нем
младенцев пятнадцать — двадцать утопленных находят, и все это — оттуда.
— А что? Ничего с ней, — отозвался Николай Сергеич неохотно и отрывисто, — здорова. Так, в лета входит девица, перестала
младенцем быть, вот и все. Кто их разберет, эти девичьи печали да капризы?
— Мне сегодня очень весело! — вскричал он, — и, право, не знаю почему. Да, да, мой друг, да! Я именно об этой особе и хотел говорить. Надо же окончательно высказаться, договоритьсядо чего-нибудь, и надеюсь, что в этот раз вы меня совершенно поймете. Давеча я с вами заговорил об этих деньгах и об этом колпаке-отце, шестидесятилетнем
младенце… Ну! Не стоит теперь и поминать. Я ведь это такговорил! Ха-ха-ха, ведь вы литератор, должны же
были догадаться…
Вы можете, в настоящее время, много встретить людей одинакового со мною направления, но вряд ли встретите другого меня.
Есть много людей, убежденных, как и я, что вне администрации в мире все хаос и анархия, но это большею частию или горлопаны, или эпикурейцы, или такие
младенцы, которые приступиться ни к чему не могут и не умеют. Ни один из них не возвысился до понятия о долге, как о чем-то серьезном, не терпящем суеты, ни один не возмог умертвить свое я и принесть всего себя в жертву своим обязанностям.