Пробегая глазами только по платьям и не добираясь до этих бритых голов, тупых взглядов и выдавшихся верхних челюстей, я забывал, где сижу: вместо крайнего Востока как будто на крайнем Западе: цвет? в туалете — как у
европейских женщин.
Но когда она ее призвала к себе и принялась бранить ее — вовсе не так, как бы следовало ожидать от
европейской женщины, а довольно крикливо и неизящно, — твердые ответы Натальи, решимость ее взоров и движений смутили, даже испугали Дарью Михайловну.
— Конечно, из прав, которыми пользуются у нас дамы, не все принадлежат
европейской женщине. Но, извините, здесь речь вовсе не о писанных правах, а именно о правах неписанных, об общественном мнении. Что сказали бы мы сами, если бы в нашу беседу, очень тихую и не имеющую в себе ничего оскорбительного, вдруг явилась одна из знакомых дам? Я уверен, что и нам и ей было бы не по себе; мы совсем иначе настроиваем себя, если предвидим дамское общество: в этом недостаток уважения к женщине.
Обитательницы Огненной Земли ходят нагими и нисколько не стесняются этого; между тем, замечая на себе страстные взгляды приезжих европейских матросов, они краснели и спешили спрятаться; может быть, совсем так же покраснела бы одетая
европейская женщина, поймав на себе взгляд бразилианца или индейца Ориноко.
Неточные совпадения
— Ох! Ч!то вы мне будете говорить? Замечательный город! Ну, совсем
европейский город. Если бы вы знали, какие улицы, электричество, трамваи, театры! А если бы вы знали, какие кафешантаны! Вы сами себе пальчики оближете. Непременно, непременно советую вам, молодой человек, сходите в Шато-де-Флер, в Тиволи, а также проезжайте на остров. Это что-нибудь особенное. Какие
женщины, ка-ак-кие
женщины!
К нашему окну подошел граф с явным намерением поговорить с хорошенькой Оленькой. Мой друг говорит на трех
европейских языках, но не умеет говорить с
женщинами. Он как-то некстати постоял около нас, нелепо улыбнулся, промычал «мда» и отошел вспять, к графину с водкой.
— Педант-моралист, пожалуй, скажет, что это не совсем-то тово… — снова заговорил он, развивая свою тему, — но, мой друг, во-первых, между мужем и женою — все общее: что мое, то твое — это первое правило, а во-вторых, я понял бы такую щепетильность относительно польки, француженки, словом, относительно всякой порядочной
женщины любой нации цивилизованной,
европейской; но относительно москевки — воля твоя, душа моя, — я этого не понимаю! Мало того: я решительно не допускаю этого!
Оказалось, что это была жена какого-то константинопольского купца,
женщина заносчивого характера и вздорного нрава, охотно мешавшаяся в дела политической интриги и уверявшая, будто она находится в переписке со всеми
европейскими дворами.