Неточные совпадения
Колода есть дубовая
У моего двора,
Лежит давно: из младости
Колю на ней дрова,
Так та
не столь изранена,
Как господин служивенькой.
Взгляните: в чем
душа!
Крестьяне речь ту слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то в книжечку
Хотел уже писать.
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
На животе
лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас
не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская
душа?
Только уж потом он вспомнил тишину ее дыханья и понял всё, что происходило в ее дорогой, милой
душе в то время, как она,
не шевелясь, в ожидании величайшего события в жизни женщины,
лежала подле него.
Однако, странное дело, несмотря на то, что она так готовилась
не подчиниться взгляду отца,
не дать ему доступа в свою святыню, она почувствовала, что тот божественный образ госпожи Шталь, который она месяц целый носила в
душе, безвозвратно исчез, как фигура, составившаяся из брошенного платья, исчезает, когда поймёшь, как
лежит это платье.
— Входить во все подробности твоих чувств я
не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей
душе, мы часто выкапываем такое, что там
лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана
не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
И долго я
лежал неподвижно и плакал горько,
не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли как дым.
Душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Случилась ее кончина без супруга и без сына.
Там, в Крапивне, гремел бал;
Никто этого
не знал.
Телеграмму о смерти получили
И со свадьбы укатили.
Здесь
лежит супруга-мать
Ольга, что бы ей сказать
Для
души полезное?
Царство ей небесное».
И сам Яков только служил за столом, лениво обмахивал веткой мух, лениво и задумчиво менял тарелки и
не охотник был говорить. Когда и барыня спросит его, так он еле ответит, как будто ему было бог знает как тяжело жить на свете, будто гнет какой-нибудь
лежал на
душе, хотя ничего этого у него
не было. Барыня назначила его дворецким за то только, что он смирен, пьет умеренно, то есть мертвецки
не напивается, и
не курит; притом он усерден к церкви.
Почему ей
не хотелось ехать в Гарчики — Надежда Васильевна сама
не могла дать себе обстоятельного ответа, а просто у нее, как говорится,
не лежала душа к мельнице.
— Знаю, барин, что для моей пользы. Да, барин, милый, кто другому помочь может? Кто ему в
душу войдет? Сам себе человек помогай! Вы вот
не поверите — а
лежу я иногда так-то одна… и словно никого в целом свете, кроме меня, нету. Только одна я — живая! И чудится мне, будто что меня осенит… Возьмет меня размышление — даже удивительно!
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня!
Не призраком
лежалаСнегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее
душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица
не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики —
не стоит жить на свете!
В их решении
лежало верное сознание живой
души в народе, чутье их было проницательнее их разумения. Они поняли, что современное состояние России, как бы тягостно ни было, —
не смертельная болезнь. И в то время как у Чаадаева слабо мерцает возможность спасения лиц, а
не народа — у славян явно проглядывает мысль о гибели лиц, захваченных современной эпохой, и вера в спасение народа.
Наутро первая моя мысль была о чем-то важном. О новой одежде?.. Она
лежала на своем месте, как вчера. Но многое другое было
не на своем месте. В
душе, как заноза,
лежали зародыши новых вопросов и настроений.
Детство часто беспечно проходит мимо самых тяжелых драм, но это
не значит, что оно
не схватывает их чутким полусознанием. Я чувствовал, что в
душе моего приятеля есть что-то, что он хранит про себя… Все время дорогой он молчал, и на лбу его
лежала легкая складка, как тогда, когда он спрашивал о порке.
— Я считаю долгом объясниться с вами откровенно, Лука Назарыч, — ответил Мухин. — До сих пор мне приходилось молчать или исполнять чужие приказания… Я
не маленький и хорошо понимаю, что говорю с вами в последний раз, поэтому и скажу все, что
лежит на
душе.
Да и
душа у Васи
не лежала к торговле.
— Да ведь мне-то обидно:
лежал я здесь и о смертном часе сокрушался, а ты подошла — у меня все нутро точно перевернулось… Какой же я после этого человек есть, что
душа у меня коромыслом? И весь-то грех в мир идет единственно через вас, баб, значит… Как оно зачалось, так, видно, и кончится. Адам начал, а антихрист кончит. Правильно я говорю?.. И с этакою-то нечистою
душой должен я скоро предстать туда, где и ангелы
не смеют взирати… Этакая нечисть, погань, скверность, — вот што я такое!
Много ли, мало ли времени она
лежала без памяти —
не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою, в одежде златокованной, перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая, все одеты в парчах золотых, серебряных; и возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую
душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестою желанною.
Потом случилось что-то странное. Ромашову показалось, что он вовсе
не спал, даже
не задремал ни на секунду, а просто в течение одного только момента
лежал без мыслей, закрыв глаза. И вдруг он неожиданно застал себя бодрствующим, с прежней тоской на
душе. Но в комнате уже было темно. Оказалось, что в этом непонятном состоянии умственного оцепенения прошло более пяти часов.
И вот я делаю вещи, к которым у меня совершенно
не лежит душа, исполняю ради животного страха жизни приказания, которые мне кажутся порой жестокими, а порой бессмысленными.
Придя к себе, Ромашов, как был, в пальто,
не сняв даже шашки, лег на кровать и долго
лежал,
не двигаясь, тупо и пристально глядя в потолок. У него болела голова и ломило спину, а в
душе была такая пустота, точно там никогда
не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни чувств;
не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто
лежало что-то большое, темное и равнодушное.
Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках
лежит, в той же комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет
не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие
душу зрелища; увидите войну
не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти…
Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, — в этой комнате
не было ни
души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца, большой клубок красной шерсти
лежал на полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева.
— Досталось, да
не нам! — сказал Поддубный, садясь к огню. — Вот, ребятушки, много у меня
лежало грехов на
душе, а сегодня, кажись, половину сбыл!
— Ох-ох-ох! — сказал старик, тяжело вздыхая, —
лежит Афанасий Иваныч на дороге изрубленный! Но
не от меча ему смерть написана. Встанет князь Афанасий Иваныч, прискачет на мельницу, скажет: где моя боярыня-душа, зазноба ретива сердца мово? А какую дам я ему отповедь?
Не таков он человек, чтобы толковать с ним. Изрубит в куски!
— Мне что Горюшкино! Мне, пожалуй, и ничего
не надо! Было бы на свечку да на маслице — вот я и доволен! А вообще, по справедливости… Да, маменька, и рад бы смолчать, а
не сказать
не могу: большой грех на вашей
душе лежит, очень, очень большой!
В
душе, как в земле, покрытой снегом, глубоко
лежат семена недодуманных мыслей и чувств,
не успевших расцвесть. Сквозь толщу ленивого равнодушия и печального недоверия к силам своим в тайные глубины
души незаметно проникают новые зёрна впечатлений бытия, скопляются там, тяготят сердце и чаще всего умирают вместе с человеком,
не дождавшись света и тепла, необходимого для роста жизни и вне и внутри
души.
«Отчего ко мне льнут всё такие никчемные, никудышные люди, как Никон, Тиунов, Дроздов, и эти — нравятся мне, а к деловым людям —
не лежит моя
душа, даже к Сухобаеву? Почти четыре года вертелся я среди них, а что прибыло в
душе, кроме горечи?»
Бедный Круциферский все это время
лежал на траве; он так искренно, так от
души желал умереть, что будь это во время дамского управления Парок, они бы
не вытерпели и перерезали бы его ниточку.
Известный запас новостей мучил Марфу Петровну, как мучит картежника каждый свободный рубль или как мучит нас самая маленькая песчинка, попавшая в глаз; эта девица
не могла успокоиться и войти в свою рабочую колею до тех пор, пока
не выбалтывала где-нибудь у Савиных или Колобовых решительно все, что у нее
лежало на
душе.
Гордей Евстратыч тяжело перевел дух и еще раз обвел глазами комнату Фени, точно отыскивая в ее обстановке необходимое подкрепление. Девушка больше
не боялась этого гордого старика, который так просто и душевно рассказывал ей все, что
лежало у него на
душе. Ее молодому самолюбию льстило особенно то, что этакий человек, настоящий большой человек, точно советуется с ней, как с бабушкой Татьяной.
Мне об это самое место начальство праведное целую рощу перевело… Так полосовали,
не вроде Орлова, которого добрая
душа, майор, как сына родного обласкал… А нас, бывало, выпорют, да в госпиталь на носилках или просто на нары бросят —
лежи и молчи, пока подсохнет.
Несмотря на усталость, он долго
не мог заснуть: как тяжелый свинец, неизъяснимая грусть
лежала на его сердце; все светлые мечты, все радостные надежды, свобода, счастие отечества — все, что наполняло восторгом его
душу, заменилось каким-то мрачным предчувствием.
Но
не все гости веселились. На сердце запорожца
лежал тяжелый камень: он начинал терять надежду спасти Юрия. Напрасно старался он казаться веселым: рассеянные ответы, беспокойные взгляды, нетерпение, задумчивость — все изобличало необыкновенное волнение
души его. К счастию, прежде чем хозяин мог это заметить, одна счастливая мысль оживила его надежду; взоры его прояснились, он взглянул веселее и, обращаясь к приказчику, сказал...
Лаптев был уверен, что миллионы и дело, к которому у него
не лежала душа, испортят ему жизнь и окончательно сделают из него раба; он представлял себе, как он мало-помалу свыкнется со своим положением, мало-помалу войдет в роль главы торговой фирмы, начнет тупеть, стариться и в конце концов умрет, как вообще умирают обыватели, дрянно, кисло, нагоняя тоску на окружающих.
Не всякий способен сознавать, что скука происходит вследствие отсутствия результатов, но всякий способен испытывать самую скуку. И верьте мне, что томительное ощущение скуки без сознания причин, ее обусловливающих,
лежит на
душе гораздо более тяжелым бременем, нежели то же самое ощущение, достаточно выслеженное и просветленное сознанием.
Аристарх. Полно! Где уж! Пшеничного ты много ел. Душа-то коротка, так уж что хвастать. Хе, хе, хе! Мелочь ты, лыком шитая! Всю жизнь крупинками питаешься, никогда тебе целого куска
не видать, а все бодришься, чтоб
не очень тебя хамом-то ставили. Все как-то барахтаешься, лезешь куда-то,
не хочется вовсе-то ничком в грязи
лежать.
— Отец мой! Отец мой! — повторил он, заплакав и ломая руки, — я
не хочу лгать… в моей груди… теперь, когда
лежал я один на постели, когда я молился, когда я звал к себе на помощь Бога… Ужасно!.. Мне показалось… я почувствовал, что жить хочу, что мертвое все умерло совсем; что нет его нигде, и эта женщина живая… для меня дороже неба; что я люблю ее гораздо больше, чем мою
душу, чем даже…
Некоторые опомнились, вскочили на помощь, но было уже поздно, помощь
не требовалась. Страшный,
душу раздирающий стон раздался на том месте, где сидел Луговский и
лежал умирающим Кавказский. Стон этот помнят все, слышавшие его, — ему вторила вся казарма.
Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова
не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и
не получал от жены никакого письма, а княгиня — что к ней вовсе и
не приходил Миклаков с своим объяснением; но на
душе, разумеется, у каждого из них
лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
— Да, пьяница, сам вижу, самому совестно, а
не могу удержаться: душеньку из меня тянет, барин… Все видят, как Савоська пьет, а никто
не видит, зачем Савоська пьет. У меня, может, на душе-то каменная гора
лежит… Да!.. Ох, как мне тяжело бывает: жизни своей постылой
не рад. Хоть камень да в воду… Я ведь человека порешил, барин! — тихо прибавил Савоська и точно сам испугался собственных слов.
Трещина между мною и моими товарищами залегала все глубже. Прежде я ценил в Крестовоздвиженском его прямоту, грубую непосредственность и какое-то непосредственное чутье правды. Мне казалось, что он чаще других и скорее меня находит направление, в котором
лежит истина,
не умея доказать ее. Поэтому его последняя фраза, сказанная с грубой и взволнованной экспрессией, залегла все-таки у меня в
душе… Скептицизм?.. Разве то, что теперь во мне, скептицизм? Но я
не сомневаюсь, я так ощущаю.
Но меня того, которого она знала, который угадал бы ее приезд и пошел бы ей навстречу,
не было. Живая связь невысказанного взаимного понимания между нами прекратилась как прекратилась она с товарищеской средой. Правда, воспоминание о ней
лежало где-то глубоко, на дне
души, вместе с другими, все еще дорогими образами. Но я чувствовал, что это только до времени, что настанет минута, когда и эти представления станут на суд моего нового настроения…
В эту ночь, последнюю перед началом действия, долго гуляли, как новобранцы, и веселились лесные братья. Потом заснули у костра, и наступила в становище тишина и сонный покой, и громче зашумел ручей, дымясь и холодея в ожидании солнца. Но Колесников и Саша долго
не могли заснуть, взволнованные вечером, и тихо беседовали в темноте шалашика; так странно было
лежать рядом и совсем близко слышать голоса — казалось обоим, что
не говорят обычно, а словно в
душу заглядывают друг к другу.
За такие поносные слова пристав ударил Арефу, а потом втолкнул в казарму, где было и темно и душно, как в тюрьме. Около стен шли сплошные деревянные нары, и на них сплошь
лежали тела. Арефа только здесь облегченно вздохнул, потому что вольные рабочие были набраны Гарусовым по деревням, и тут много было крестьян из бывших монастырских вотчин. Все-таки свои, православные, а
не двоеданы. Одним словом, свой, крещеный народ. Только
не было ни одной
души из своей Служней слободы.
В ответ грянула тяжелая железная цепь и послышался стон. Арефа понял все и ощупью пошел на этот стон. В самом углу к стене был прикован на цепь какой-то мужик. Он
лежал на гнилой соломе и
не мог подняться. Он и говорил плохо. Присел около него Арефа, ощупал больного и только покачал головой: в чем
душа держится. Левая рука вывернута в плече, правая нога плеть плетью, а спина, как решето.
Зоя. А я, как и всегда, хочу заплатить вам за зло добром. (Отдает Окоемову пакет.) Вот ваши векселя, я их выкупила. Вы боялись ответственности, эти векселя
лежали тяжелым гнетом на
душе вашей; в тревоге, в страхе вы готовы были даже на преступление. Теперь вам бояться нечего; ничто вас
не тянет в пропасть; перед вами открыты все дороги, и хорошие и худые, и вы совершенно свободны в выборе.
Каждый стон ее раздирал его
душу; каждый промежуток молчания обливал его ужасом….. вдруг он услышал слабый крик ребенка, и,
не имея силы удержать своего восторга, бросился в комнату графини — черный младенец
лежал на постеле в ее ногах.
Маша. Я еще раз хочу вам сказать. Мне хочется поговорить… (Волнуясь.) Я
не люблю своего отца… но к вам
лежит мое сердце. Почему-то я всею
душой чувствую, что вы мне близки… Помогите же мне. Помогите, а то я сделаю глупость, я насмеюсь над своею жизнью, испорчу ее…
Не могу дольше…
Разумеется, мы с радостью согласились и затем вместе с батюшкой проводили его до квартиры. Ячувствовал, что с моей
души скатилось бремя, и потому весело и проворно шлепал по грязи. Мысль, что наш путь
лежит мимо кабака купца Прохорова и что последний увидит нас дружески беседующими, производила во мне нечто вроде сладкого опьянения. Наконец, я
не выдержал, и из глубины
души моей вылетел вопрос...