Неточные совпадения
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни в каком случае не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы! все это известно автору, и при всем том он не может взять в герои добродетельного человека, но… может быть, в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского
духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в
мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения.
— Он очень деловит, — сказала Варвара и, неприятно обнажив зубы усмешкой, дополнила: — Кумов — не от
мира сего, он все о
духе, а этот — ничего воздушного не любит.
Вспомнились слова Марины: «
Мир ограничивает человека, если человек не имеет опоры в
духе». Нечто подобное же утверждал Томилин, когда говорил о познании как инстинкте.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал говорить о «жалких соблазнах
мира сего», о «высокомерии разума», о «суемудрии науки», о позорном и смертельном торжестве плоти над
духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной философии...
— Душа сопричастна страстям плоти,
дух же — бесстрастен, и цель его — очищение, одухотворение души, ибо
мир исполнен душ неодухотворенных…
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против
Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился сын в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло
мира и смерть. Так учили они…
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого
духа, которая влечет его к овладению
миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
После нескольких звуков открывалось глубокое пространство, там являлся движущийся
мир, какие-то волны, корабли, люди, леса, облака — все будто плыло и неслось мимо его в воздушном пространстве. И он, казалось ему, все рос выше, у него занимало
дух, его будто щекотали, или купался он…
Положим, что я употребил прием легкомысленный, но я это сделал нарочно, в досаде, — и к тому же сущность моего возражения была так же серьезна, как была и с начала
мира: «Если высшее существо, — говорю ему, — есть, и существует персонально, а не в виде разлитого там
духа какого-то по творению, в виде жидкости, что ли (потому что это еще труднее понять), — то где же он живет?» Друг мой, c'etait bête, [Это было глупо (франц.).] без сомнения, но ведь и все возражения на это же сводятся.
Возделанные поля, чистота хижин, сады, груды плодов и овощей, глубокий
мир между людьми — все свидетельствовало, что жизнь доведена трудом до крайней степени материального благосостояния; что самые заботы, страсти, интересы не выходят из круга немногих житейских потребностей; что область ума и
духа цепенеет еще в сладком, младенческом сне, как в первобытных языческих пастушеских царствах; что жизнь эта дошла до того рубежа, где начинается царство
духа, и не пошла далее…
Из
духа стал он материалистом, создал могущественный материальный
мир, и
дух его изошел в материю.
Лучше можно сказать, что Бог есть Смысл и Истина
мира, Бог есть
Дух и Свобода.
И я хочу верить, что нынешняя мировая война выведет Россию из этого безвыходного круга, пробудит в ней мужественный
дух, покажет
миру мужественный лик России, установит внутренне должное отношение европейского Востока и европейского Запада.
Война
мира славянского и
мира германского не есть только столкновение вооруженных сил на полях битвы; она глубже, это — духовная война, борьба за господство разного
духа в
мире, столкновение и переплетение восточного и западного христианского
мира.
Тот же Достоевский, который проповедовал всечеловека и призывал к вселенскому
духу, проповедовал и самый изуверский национализм, травил поляков и евреев, отрицал за Западом всякие права быть христианским
миром.
Часто недостаточно помнят и знают, что античный греко-римский
мир не знал принципа свободы совести, которая предполагала дуализм
духа и кесаря.
Русское национальное самосознание должно полностью вместить в себя эту антиномию: русский народ по
духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по идее своей не любящий «
мира» и того, что в «
мире», но ему дано могущественнейшее национальное государство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были от силы, а не от бессилия.
Окончательная победа царства
Духа, которая ни в чем не может быть отрицанием справедливости, предполагает изменение структуры человеческого сознания, т. е. преодоление
мира субъективации, т. е. может мыслиться лишь эсхатологически.
Видимый
мир не есть навязанная нам и принуждающая нас реальность, он обращен к свободе
духа.
Постоянно происходит самоотчуждение
Духа в объектный
мир, и постоянно
Дух должен возвращаться в собственную глубину.
И вот наступил момент, когда германский
дух созрел и внутренне приготовился, когда германская мысль и воля должны направиться на внешний
мир, на его организацию и упорядочивание, на весь
мир, который германцу представлялся беспорядочным и хаотическим.
Этих исключительных притязаний германского
духа не может вынести весь остальной
мир.
Он раскрывает
миру глубины русского
духа.
Русский народ победит германизм, и
дух его займет великодержавное положение в
мире, лишь победив в себе «розановщину».
По отношению к Истине происходит разделение «божьего» и «кесарева»,
духа и
мира.
Все изменилось вокруг в
мире, и нужны уже новые реакции живого
духа на все совершающееся.
Она определяется силой жертвенного
духа народа, его исключительной вдохновленностью царством не от
мира сего, она не может притязать на внешнюю власть над
миром и не может претендовать на то, чтобы даровать народу земное блаженство.
Мы должны сознать, что русский мессианизм не может быть претензией и самоутверждением, он может быть лишь жертвенным горением
духа, лишь великим духовным порывом к новой жизни для всего
мира.
Нам, русским, необходимо духовное воодушевление на почве осознания великих исторических задач, борьба за повышение ценности нашего бытия в
мире, за наш
дух, а не на почве того сознания, что немцы злодеи и безнравственны, а мы всегда правы и нравственно выше всех.
Могущественная, угрожающая всему
миру германская материя есть эманация германского
духа, и
дух германский истощился в этой эманации, умалился от этого напряжения вовне.
Дух, укрепленный в своих абсолютных истоках и возрожденный, должен обратиться к многообразной и сложной конкретности
мира живой, творческой реакцией и обнаружить свои творческие дары.
Апокалиптическая настроенность глубоко отличает русскую мистику от мистики германской, которая есть лишь погружение в глубину
духа и которая никогда не была устремлением к Божьему граду, к концу, к преображению
мира.
Дух неизбежно вторгается в объективированный
мир и опрокидывает его необходимость и рабство.
Экономика есть работа
духа над материей
мира, от которой зависит самое существование людей в условиях этого
мира.
Для славянофилов верный своему
духу славянский
мир должен быть, прежде всего, православным.
В начале был волевой акт, акт немца, вызвавший к бытию весь
мир из глубины своего
духа.
В условиях нашего
мира, в нашем пространстве и времени, нельзя мыслить окончательной победы
Духа над Кесарем.
Настоящий, глубокий немец всегда хочет, отвергнув
мир, как что-то догматически навязанное и критически не проверенное, воссоздать его из себя, из своего
духа, из своей воли и чувства.
Раскрытие Истины есть творческий акт
духа, человеческий творческий акт, творческий акт, преодолевающий рабство у объективного
мира.
Есть две основные точки зрения на соотношения кесаря, власти, государства, царства этого
мира и
духа, духовной жизни человека, царства Божьего.
Оправдание России в мировой борьбе, как и всякой страны, всякого народа, может быть лишь в том, что внесет в
мир большие ценности, более высокого качества духовную энергию, чем Германия, притязания которой на мировое владычество она отражает, что своим неповторимым индивидуальным
духом она подымает человечество на более высокую ступень бытия.
Важнее же всего сознать, что
дух совсем не есть реальность, сопоставимая с другими реальностями, например, с реальностью материи;
дух есть реальность совсем в другом смысле, он есть свобода, а не бытие, качественное изменение мировой данности, творческая энергия, преображающая
мир.
Другого исторического пути нет, другой путь есть отвлеченность, пустота или чисто индивидуальный уход в глубь
духа, в
мир иной.
Но после совершенного им Tat’a, после акта его мысли и его воли, все меняется, впервые является настоящий
мир,
мир рациональный и упорядоченный, в котором все поставлено на свое место, место, отведенное немецким
духом.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного
мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от
духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Никакая наука не может ничего сказать о том, существуют ли или не существуют иные
миры, но только потому, что ученый, исключительно погруженный в этот данный ему
мир, не имеет свободы
духа, необходимой для признания других планов
мира.
Этот
мир более подчинен царству Кесаря, а не царству
Духа.
Дуализм
Духа и Кесаря, противоположный всякому монизму, не должен означать отворачивания от
мира и происходящих в нем процессов.
В русском
духе заключен больший христианский универсализм, большее признание всех и всего в
мире.
Это не мешает нам ценить великие явления германского
духа, питаться ими, как и всем великим в
мире.