Неточные совпадения
—
Дух летит… Витает орел белокрылый. Огненный. Поет — слышите? Поет: испепелю! Да будет прахом… Кипит солнце. Орел небес. Радуйтесь! Низвергнет. Кто властитель
ада? Человек.
О, есть и во
аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому
духу его всецело.
Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из
ада злого
духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало.
На следующее утро Федор Иваныч с женою отправился в Лаврики. Она ехала вперед в карете, с
Адой и с Жюстиной; он сзади — в тарантасе. Хорошенькая девочка все время дороги не отходила от окна кареты; она удивлялась всему: мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам, колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в
духе; перед отъездом из города О… она имела объяснение с своим мужем.
Она скромно рассказывала о Париже, о своих путешествиях, о Бадене; раза два рассмешила Марью Дмитриевну и всякий раз потом слегка вздыхала и как будто мысленно упрекала себя в неуместной веселости; выпросила позволение привести
Аду; снявши перчатки, показывала своими гладкими, вымытыми мылом à la guimauve [Алфейным (фр.).] руками, как и где носятся воланы, рюши, кружева, шу; обещалась принести стклянку с новыми английскими
духами: Victoria’s Essence, [
Духи королевы Виктории (фр.).] и обрадовалась, как дитя, когда Марья Дмитриевна согласилась принять ее в подарок; всплакнула при воспоминании о том, какое чувство она испытала, когда в первый раз услыхала русские колокола: «Так глубоко поразили они меня в самое сердце», — промолвила она.
В гневе на самого себя и на
духа тьмы, он опять, назло
аду и наперекор совести, начинал дело великой крови и великого поту, и никогда жестокость его не достигала такой степени, как после невольного изнеможенья.
— Камо пойду от
Духа твоего и от лица твоего камо бежу? аще взыду на небо — тамо еси, аще сниду во
ад — тамо еси…
Что же касается до «Кедрила-обжоры», то, как ни желалось мне, я ничего не мог узнать о нем предварительно, кроме того, что на сцене появляются злые
духи и уносят Кедрила в
ад.
— «…из нея рожденного младенца coблюди от всякого
ада… от всякия лютости… от всякия бури… от всякия
духов лукавых, дневных же и нощных…»
На одной из верхних ее ступеней, окруженный огнем и дымом, как злой
дух, стерегущий преддверье
ада, стоял купец.
То не был
ада дух ужасный,
Порочный мученик — о нет!
О
дух неправды! Тот, кто ищет свет,
Кто жаждет лишь обнять, что вечно и прекрасно,
Над тем у
ада власти нет,
И ты сгубить его надеешься напрасно.
Познает правду он, рассеется твой мрак,
Как ветром на луну навеянная тучка!
Бабка, вернувшись в избу, принялась опять за свои корки, а Саша и Мотька, сидя на печи, смотрели на нее, и им было приятно, что она оскоромилась и теперь уж пойдет в
ад. Они утешились и легли спать, и Саша, засыпая, воображала Страшный суд: горела большая печь, вроде гончарной, и нечистый
дух с рогами, как у коровы, весь черный, гнал бабку в огонь длинною палкой, как давеча она сама гнала гусей.
Всем говорило евангелие; исчезли племена и состояния, фарисей и саддукей отвергнуты, эллин и иудей приняты; всех манило оно в лоно божье, всех в объятия братства — первый
Адам стал душою живущей, последний
Адам есть
дух животворящий.
Она, несомненно, была не из этих, и чтобы ее переуверить в том, во что она уверовала, недостаточно было слова обыкновенного человека, а это могло быть по силам разве
духу, который счел бы нужным прийти с этою целью из
ада или из рая.
«Вы, кажется, не в
духе?» — «Я? Ничуть,
Напротив, я повеселиться рада
В последний раз. — И молодая грудь
Дохнула жарко. — Мне движенья надо:
Без устали помчимся! отдохнуть
Успею после, там, в гортани
ада».
— «Да что вы говорите?» — «Верьте мне,
Я не в бреду и я в своем уме.
Да, нам нужно новое откровение, не о рае и
аде, а о том
духе, который живет в нас.
Делай то, чего хочет от тебя твое тело: добивайся славы, почестей, богатства, и жизнь твоя будет
адом. Делай то, что хочет от тебя
дух, живущий в тебе: добивайся смирения, милосердия, любви, и тебе не нужно будет никакого рая. Рай будет в душе твоей.
Господь Иисус есть Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового бытия, воистину мирочеловек, — само относительное, причем божество и человечество, таинственным и для ума непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и делает понятной, насколько можно здесь говорить о понятности, всю чудовищную для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во
аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и
Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
Он совершенно заместил собой «ветхого Адама» и стал «новым Адамом» для всего человечества [«Так и написано: первый человек
Адам стал душею живущею; а последний
Адам есть
дух животворящий…
Все силы своего
духа направляй на освобождение всех из
ада, на выведение всех из
ада.
Активный
дух, не отдающийся пассивно смерти, страшится не столько смерти, сколько
ада и вечных мук.
И вместе с тем блаженство, райское состояние беспокоит нас как остановка движения
духа, как прекращение бесконечного стремления и искания, как самодовольство и равнодушие к горю других и к существованию
ада.
Его редко переживает
дух пассивный, его особенно остро и напряженно переживает
дух активный, ибо активный
дух склонен связать свою вечную судьбу, а следовательно, и суд и возможность
ада с собственными творческими усилиями.
Рай и
ад есть духовная жизнь человека, и они раскрываются в глубине
духа.
Сознание более углубленное и цельное вбирает рай и
ад внутрь
духа, т. е. перестает пассивно мечтать о рае и испытывать пассивный ужас перед
адом.
Как это ни парадоксально звучит, но
ад есть нравственный постулат свободы человеческого
духа.
В каторге ты все равно что рак в лукошке: теснота, давка, толчея,
духу перевести негде — сущий
ад, такой
ад, что и не приведи царица небесная!
И если падение и порабощение старого Адама, ветхого человека укрепило в мире царство природно-родового рождения через сексуальный акт, то новый
Адам, новый Человек мог родиться лишь от девы, зачавшей от
Духа.
«До своей Евы
Адам был сам непорочной Девой, не мужчиной и не женщиной; он имел в себе обе тинктуры — ту, что в огне, и ту, что в
духе кротости, — и, если б только он устоял в испытании, он мог бы сам рождать в небесном порядке без разрыва.
Бог и дьявол, небо и
ад раскрываются не в глубинах человеческого
духа, не в бездонности духовного опыта, а даны человеку, обладают реальностью, подобной реальностям предметного материального мира.
Там вновь откроются человеку и Бог и небо, а не только дьявол и
ад, но не как объективный порядок, данный человеку извне, а как встреча с последней глубиной человеческого
духа, как изнутри открывающиеся реальности.