Неточные совпадения
Мне объявили, что мое знакомство и она, и дочь ее могут принимать не иначе как за честь; узнаю, что у них ни
кола ни двора, а приехали хлопотать
о чем-то в каком-то присутствии; предлагаю услуги, деньги; узнаю, что они ошибкой поехали на вечер,
думая, что действительно танцевать там учат; предлагаю способствовать с своей стороны воспитанию молодой девицы, французскому языку и танцам.
—
Коли слушали, так, конечно, знаете, потому что вы — вы! Как вы
о нем
думаете? Простите за скорый вопрос, но мне нужно. Именно как вы бы
думали, собственно ваше мнение необходимо.
—
О да, всё… то есть… почему же вы
думаете, что я бы не понял? Там, конечно, много сальностей… Я, конечно, в состоянии понять, что это роман философский и написан, чтобы провести идею… — запутался уже совсем
Коля. — Я социалист, Карамазов, я неисправимый социалист, — вдруг оборвал он ни с того ни с сего.
— А ты господам хорошо служи — вот и Богу этим послужишь. Бог-то, ты
думаешь, примет твою послугу,
коли ты
о господах не радеешь?
Возмущается понемногу народ жизнью своей, — чувствует, что неправда задушит его,
коли он не
подумает о себе!
— Ничего нет отличного в твоем секрете, — сказал ей Володя, не разделяя ее удовольствия, —
коли бы ты могла
думать о чем-нибудь серьезно, ты бы поняла, что это, напротив, очень худо.
«Успеешь, крыса, выселиться из корабля! —
думал Петр Степанович, выходя на улицу. — Ну,
коли уж этот “почти государственный ум” так уверенно осведомляется
о дне и часе и так почтительно благодарит за полученное сведение, то уж нам-то в себе нельзя после того сомневаться. (Он усмехнулся.) Гм. А он в самом деле у них не глуп и… всего только переселяющаяся крыса; такая не донесет!»
— Видел, государь; он прямо ко мне приехал;
думал, твоя милость в Слободе, и просил, чтоб я
о нем сказал тебе. Я хотел было захватить его под стражу, да
подумал, неравно Григорий Лукьяныч скажет, что я подыскиваюсь под него; а Серебряный не уйдет,
коли он сам тебе свою голову принес.
— На первый раз достаточно сказанного. Ты
о нём
подумай, а
коли чего не поймёшь скажи.
—
Коли за себя говоришь, ладно!
О тебе и речь нейдет. А вот у тебя, примерно, дочка молодая, об ней, примерно, и говорится: было бы у ней денег много, нашила бы себе наряду всякого, прикрас всяких… вестимо, дело девичье, молодое; ведь вот также и
о приданом
думать надо… Не то чтобы, примерно, приданое надыть: возьмут ее и без этого, а так, себя потешить; девка-то уж на возрасте: нет-нет да и замуж пора выдавать!..
Я буду мужа любить, Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя не променяю!» Но усилие уже выше ее возможности; через минуту она чувствует, что ей не отделаться от возникшей любви: «Разве я хочу
о нем
думать, — говорит она, — да что делать,
коли из головы нейдет?» В этих простых словах очень ясно выражается, как сила естественных стремлений неприметно для самой Катерины одерживает в ней победу над всеми внешними требованиями, предрассудками и искусственными комбинациями, в которых запутана жизнь ее.
Однако ж представьте себе такое положение: человек с малолетства привык
думать, что главная цель общества — развитие и самосовершенствование, и вдруг кругом него точно сбесились все, только
о бараньем роге и толкуют! Ведь это даже подло. Возражают на это: вам-то какое дело? Вы идите своей дорогой,
коли не чувствуете за собой вины! Как какое дело? да ведь мой слух посрамляется! Ведь мозги мои страдают от этих пакостных слов! да и учителя в"казенном заведении"недаром же заставляли меня твердить...
Ахов. Какой для тебя закон писан, дурак? Кому нужно для вас, для дряни, законы писать? Какие такие у тебя права,
коли ты мальчишка, и вся цена тебе грош? Уж очень много вы
о себе
думать стали! Написаны законы, а вы
думаете это про вас. Мелко плаваете, чтобы для вас законы писать. Вот покажут тебе законы! Для вас закон — одна воля хозяйская, а особенно когда ты сродственник. Ты поговорить пришел, милый? Ну, говори, говори, я слушаю; только не пеняй потом,
коли солоно придется. Что тебе надо?
Анна. Ну, да, как же! Будет он
думать, нужно ему очень! А
коли и будет, так ничего не выдумает. Ему бы только болтать
о пустяках, вот его дело. Много таких-то по Москве бегает, да не очень-то они нам нужны. Мы иной день не евши сидим, а он придет с разговорами только оскомину набивать. И не надо его, и бог с ним.
А
коли нет на свадьбу уж надежды,
То всё-таки по крайней мере можно
Какой-нибудь барыш себе — иль пользу
Родным да выгадать;
подумать надо:
«Не вечно ж будет он меня любить
И баловать меня» — Да нет! куда
Вам помышлять
о добром деле! кстати ль?
Ананий Яковлев. Не
о боязни речь! А говоришь тоже, все еще думаючи, что сама в толк не возьмет ли, да по доброй воле своей на хороший путь не вступит ли… А что сделать, я, конечно, что сделаю, как только желаю и
думаю. Муж глава своей жены!.. Это не любовница какая-нибудь:
коли хороша, так и ладно, а нет, так и по шее прогнал… Это дело в церкви петое:
коли что нехорошее видишь, так грозой али лаской, как там знаешь, а исправить надо.
Ананий Яковлев. Нет, ты знала это, шельма бесстыжая!
Коли бы я теперича на стороне какое баловство имел, разве я стал бы так
о доме
думать? Кажись, ни письмами, ни присылами моими забыты не были.
О последней сохе писал и спрашивал: есть ли она, да исправлена ли?
Антрыгина. Ну его! Уж
коли я на что решилась, так я и сделаю. Ты еще моего характера не знаешь. Ты, может быть,
думаешь, что я буду жалеть
о разных глупостях? Как же, нужно очень! Я уж давно все шалости из головы выкинула. У меня и в помышлении-то нет ничего такого. (Задумывается с улыбкой).
Меня арест Кузина не беспокоит. Не
думая о том, как он будет держать себя перед начальством, я верю — не велик это вред,
коли с большой лесной рубки кто-то украдёт лесину или пять.
—
О безумие!
О Иудино окаянство!
Коли ты в самом деле человек есть, а не ведьма, то
подумала бы в голове своей: а что если то были не мастер, не охотник, не писарь, а бес в их образе! А? Ты бы
подумала!
— Желание вам добра.
Коли вы обижаетесь слышать то,
о чем вы хотели бы меня спросить и зачем вы шли по этой дороге, так я буду молчать. А я было спросту
думал подарить вас еще в прибавок тем, в чем вы нуждаетесь, — именно утешеньицем и надеждою. Извините меня, господин оберст-вахтмейстер! (Здесь Фриц поклонился.)
Они
думают, эти мужчины, что нам ничего не нужно, кроме ласки, снисхождения, забот, как
о слабом и хрупком существе! Добрая подачка кажется им верхом благодеяния! Чтобы они ни творили: возвышают ли нас или унижают, хотят ли из нас сделать профессоров и лекарей, или держать нас на кухне, — всегда и во всем сквозит мертвящая субординация!"Не ходи туда, куда я тебя не пускаю", — кричит один."Ступай куда хочешь,
коли я тебя пускаю", — кричит другой. И везде я, я, и я!
"Ну,
подумала я,
коли на то пошло, я, милая моя, не выдам тебе того, что не имею ни малейшего понятия
о твоем Тимофее Николаевиче".
Хотел
думать о четверге,
о том, что он сейчас в доме терпимости, уже в доме терпимости, но мысли не слушались, щетинились,
кололи друг друга.
Избави Бог,
коли он человек, полюбит кого-нибудь, пожалеет,
подумает о том, чтó справедливо и чтó нет.
«Первый встречный показался — и отец и всё забыто, и бежит к верху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя,
коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван
о ней и не
думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это…»
«Чтó они делают? —
думал князь Андрей, глядя на них: — зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не
колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит
о ружье и заколет его».