Неточные совпадения
Но Скворушка услышь, что
хвалят соловья, —
А Скворушка завистлив был, к несчастью, —
И думает: «Постойте же,
друзья,
Спою не хуже я
И соловьиным ладом».
Хоть вы охрипните,
хваля друг дружку, —
Всё ваша музыка плоха...
Ты начал уже хлопотать не о добре для
других, а о том, чтобы все на тебя глядели и тебя
хвалили.
Очень
хвалил, что у нас в Думе только тринадцать — чертова дюжина — социалистов, да и те не ладят
друг с
другом, а все остальные — в Сибири или эмигранты.
Заметив, что взрослые всегда ждут от него чего-то, чего нет у
других детей, Клим старался, после вечернего чая, возможно больше посидеть со взрослыми у потока слов, из которого он черпал мудрость. Внимательно слушая бесконечные споры, он хорошо научился выхватывать слова, которые особенно царапали его слух, а потом спрашивал отца о значении этих слов. Иван Самгин с радостью объяснял, что такое мизантроп, радикал, атеист, культуртрегер, а объяснив и лаская сына,
хвалил его...
Я смотрю на него, что он такое говорит. Я попался: он не англичанин, я в гостях у американцев, а
хвалю англичан. Сидевший напротив меня барон Крюднер закашлялся своим смехом. Но кто ж их разберет: говорят, молятся, едят одинаково и одинаково ненавидят
друг друга!
Другого занятия не было, и самые высокопоставленные люди, молодые, старики, царь и его приближенные не только одобряли это занятие, но
хвалили, благодарили за это.
«Пусть, говорит, ты шел из гордости, но ведь все же была и надежда, что уличат Смердякова и сошлют в каторгу, что Митю оправдают, а тебя осудят лишь нравственно (слышишь, он тут смеялся!), а
другие так и
похвалят.
— Подождите, милая Катерина Осиповна, я не сказала главного, не сказала окончательного, что решила в эту ночь. Я чувствую, что, может быть, решение мое ужасно — для меня, но предчувствую, что я уже не переменю его ни за что, ни за что, во всю жизнь мою, так и будет. Мой милый, мой добрый, мой всегдашний и великодушный советник и глубокий сердцеведец и единственный
друг мой, какого я только имею в мире, Иван Федорович, одобряет меня во всем и
хвалит мое решение… Он его знает.
—
Друг,
друг, в унижении, в унижении и теперь. Страшно много человеку на земле терпеть, страшно много ему бед! Не думай, что я всего только хам в офицерском чине, который пьет коньяк и развратничает. Я, брат, почти только об этом и думаю, об этом униженном человеке, если только не вру. Дай Бог мне теперь не врать и себя не
хвалить. Потому мыслю об этом человеке, что я сам такой человек.
— Нет, старого времени мне особенно
хвалить не из чего. Вот хоть бы, примером сказать, вы помещик теперь, такой же помещик, как ваш покойный дедушка, а уж власти вам такой не будет! да и вы сами не такой человек. Нас и теперь
другие господа притесняют; но без этого обойтись, видно, нельзя. Перемелется — авось мука будет. Нет, уж я теперь не увижу, чего в молодости насмотрелся.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем
друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и
другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил;
хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
— Нет, Саша, это так. В разговоре между мною и тобою напрасно
хвалить его. Мы оба знаем, как высоко мы думаем о нем; знаем также, что сколько бы он ни говорил, будто ему было легко, на самом деле было не легко; ведь и ты, пожалуй, говоришь, что тебе было легко бороться с твоею страстью, — все это прекрасно, и не притворство; но ведь не в буквальном же смысле надобно понимать такие резкие уверения, — о, мой
друг, я понимаю, сколько ты страдал… Вот как сильно понимаю это…
На
другой день, когда ехали в оперу в извозничьей карете (это ведь дешевле, чем два извозчика), между
другим разговором сказали несколько слов и о Мерцаловых, у которых были накануне,
похвалили их согласную жизнь, заметили, что это редкость; это говорили все, в том числе Кирсанов сказал: «да, в Мерцалове очень хорошо и то, что жена может свободно раскрывать ему свою душу», только и сказал Кирсанов, каждый из них троих думал сказать то же самое, но случилось сказать Кирсанову, однако, зачем он сказал это?
— Бюст очень хорош, — сказал Сторешников, ободрявшийся выгодными отзывами о предмете его вкуса, и уже замысливший, что может говорить комплименты Жюли, чего до сих пор не смел: — ее бюст очарователен, хотя, конечно,
хвалить бюст
другой женщины здесь — святотатство.
— Я не пьяницу
хвалю, а художника. Милочка!
друг мой! что с тобой?
Она посмотрела на жениха из
другой комнаты,
похвалила и незаметно ушла домой, точно боялась своим присутствием нарушить веселье в отцовском доме.
За этими стихами следовали ругательства на Рагдель и на тех, кто ею восхищался, обнаруживая тем дух рабского, слепого подражанъя. Пусть она и талант, пусть гений, — восклицал автор стихотворения, — «но нам не ко двору пришло ее искусство!» Нам, говорит, нужна правда, не в пример
другим. И при сей верной оказии стихотворный критик ругал Европу и Америку и
хвалил Русь в следующих поэтических выражениях...
Я, может быть, впрочем, не знаю… потому что сбиваюсь, но во всяком случае, кто, кроме вас, мог остаться… по просьбе мальчика (ну да, мальчика, я опять сознаюсь) провести с ним вечер и принять… во всем участие и… с тем… что на
другой день стыдно… (я, впрочем, согласен, что не так выражаюсь), я все это чрезвычайно
хвалю и глубоко уважаю, хотя уже по лицу одному его превосходительства, вашего супруга, видно, как всё это для него неприятно…
В этот вечер он явился к Епанчиным с крепом на шляпе, и Белоконская
похвалила его за этот креп:
другой светский племянник, при подобных обстоятельствах, может быть, и не надел бы по таком дяде крепа.
— Нет, я еще желаю
другие новости видеть: мне
хвалили, как у них первый сорт сахара делают.
— Ай да Окся, молодца!.. —
хвалили ее рабочие, поднимая на смех смутившегося Петра Васильича. — Носи, не потеряй, да
другим не сказывай… Хорошенько его, Оксенька, оборотня!
— Да ведь ты сам же
хвалил все время орду, этово-тово, — накинулся на него Тит, — а теперь
другое говоришь…
Окулко косил с раннего утра вплоть до обеда, без передышки. Маленький Тараско ходил по косеву за ним и молча любовался на молодецкую работу богатыря-брата. Обедать Окулко пришел к балагану, молча съел кусок ржаного хлеба и опять пошел косить. На
других покосах уже заметили, что у Мавры косит какой-то мужик, и, конечно, полюбопытствовали узнать, какой такой новый работник объявился. Тит Горбатый даже подъехал верхом на своей буланой кобыле и вслух
похвалил чистую Окулкину работу.
Катерина имела привычку
хвалить в глаза и осыпать самыми униженными ласками всех господ, и больших и маленьких, а за глаза говорила совсем
другое; моему отцу и матери она жаловалась и ябедничала на всех наших слуг, а с ними очень нехорошо говорила про моего отца и мать и чуть было не поссорила ее с Парашей.
Сидя за столом, я всегда нетерпеливо ожидал миндального блюда не столько для того, чтоб им полакомиться, сколько для того, чтоб порадоваться, как гости будут
хвалить прекрасное пирожное, брать по
другой фигурке и говорить, что «ни у кого нет такого миндального блюда, как у Софьи Николавны».
Горячо
хвалил Державина и в то же время подшучивал над ним; одного только Дмитриева
хвалил, хотя не горячо, но безусловно; к сожалению, я почти не знал ни того, ни
другого.
Это было мне приятно, и я повторял мои проделки перед Евсеичем, Парашей и
другими, заставляя их смеяться и
хвалить мое уменье передразнивать.
Как и всех своих
друзей, она и Кергеля в настоящее время
хвалила и превозносила до небес.
— Я не исключаю, — отвечал Вихров, сконфузившись. — И знаете что, — продолжал он потом торопливо, — мне иногда приходит в голову нестерпимое желание, чтобы всем нам, сверстникам, собраться и отпраздновать наше общее душевное настроение. Общество, бог знает, будет ли еще вспоминать нас, будет ли благодарно нам; по крайней мере, мы сами
похвалим и поблагодарим
друг друга.
— Вы поняли, — продолжал он, — что, став женою Алеши, могли возбудить в нем впоследствии к себе ненависть, и у вас достало благородной гордости, чтоб сознать это и решиться… но — ведь не
хвалить же я вас приехал. Я хотел только заявить перед вами, что никогда и нигде не найдете вы лучшего
друга, как я. Я вам сочувствую и жалею вас. Во всем этом деле я принимал невольное участие, но — я исполнял свой долг. Ваше прекрасное сердце поймет это и примирится с моим… А мне было тяжелее вашего, поверьте!
«Я встала и не хотела с ним говорить, — рассказывала Нелли, — я его очень боялась; он начал говорить про Бубнову, как она теперь сердится, что она уж не смеет меня теперь взять, и начал вас
хвалить; сказал, что он с вами большой
друг и вас маленьким мальчиком знал.
В столовой всем стало как-то поваднее. «Калегварды» выпили по две рюмки водки и затем, по мере закусывания, поглощали соответствующее количество хересу и
других напитков. Разговор сделался шумным; предметом его служила Жюдик. Некоторые
хвалили; один «калегвард» даже стал в позу и спел"la Chatouilleuse". [«Недотрогу» (франц.)]
Другие, напротив того, порицали, находя, что Жюдик слишком добродетельна и что, например, Шнейдерша…
Перед диваном, на круглом столе, стояла закуска, херес и водка, и надо отдать справедливость Горехвастову, он не оставлял без внимания ни того, ни
другого, ни третьего, и хотя
хвалил преимущественно херес, но в действительности оказывал предпочтение зорной горькой водке.
— И прекрасно, мой
друг, делаешь, —
хвалит его отец, — и я выслушиваю, когда начальник отделения мне возражает, а иногда и соглашаюсь с ним. И директор мои возражения благосклонно выслушивает. Ну, не захочет по-моему сделать — его воля! Стало быть, он прав, а я виноват, — из-за чего тут горячку пороть! А чаще всего так бывает, что поспорим-поспорим, да на чем-нибудь середнем и сойдемся!
Сначала они вышли в ржаное поле, миновав которое, прошли луга, прошли потом и перелесок, так что от усадьбы очутились верстах в трех. Сверх обыкновения князь был молчалив и только по временам показывал на какой-нибудь открывавшийся вид и
хвалил его. Калинович соглашался с ним, думая, впрочем, совершенно о
другом и почти не видя никакого вида. Перейдя через один овражек, князь вдруг остановился, подумал немного и обратился к Калиновичу...
Мы все нескладно запели за ними, стали чокаться, кричать что-то,
хвалить жженку и
друг с
другом через руку и просто пить сладкую и крепкую жидкость.
— Да как же мне быть довольным? Даже
друзья мои, которым когда я сыграю что-нибудь свое, прималчивают, и если не хулят, то и не
хвалят.
Муза Николаевна, сама не помня от кого получившая об этом уведомление, на первых порах совсем рехнулась ума; к счастию еще, что Сусанна Николаевна, на
другой же день узнавшая о страшном событии, приехала к ней и перевезла ее к себе; Егор Егорыч, тоже услыхавший об этом случайно в Английском клубе, поспешил домой, и когда Сусанна Николаевна повторила ему то же самое с присовокуплением, что Музу Николаевну она перевезла к себе,
похвалил ее за то и поник головой.
— Право, иной раз думаешь-думаешь: ну, чего? И то переберешь, и
другое припомнишь — все у нас есть! Ну, вы — умные люди! сами теперь по себе знаете! Жили вы прежде… что говорить, нехорошо жили! буйно! Одно слово — мерзко жили! Ну, и вам, разумеется, не потакали, потому что кто же за нехорошую жизнь
похвалит! А теперь вот исправились, живете смирно, мило, благородно, — спрошу вас, потревожил ли вас кто-нибудь? А? что? так ли я говорю?
— Многие нынче любят кругом да около ходить: и то не так, и
другое не по-ихнему, и третье вот этак бы сделать, а я этого не люблю. И сам не загадываю, и в
других не
похвалю. Высокоумие это — вот я какой взгляд на такие попытки имею!
— Отдыхай, народ! — возбужденно кричит Жихарев. —
Друзья мои, все мы — рабы божии, давайте споем «
Хвалите имя»…
Реже
других к ней приходил высокий, невеселый офицер, с разрубленным лбом и глубоко спрятанными глазами; он всегда приносил с собою скрипку и чудесно играл, — так играл, что под окнами останавливались прохожие, на бревнах собирался народ со всей улицы, даже мои хозяева — если они были дома — открывали окна и, слушая,
хвалили музыканта. Не помню, чтобы они
хвалили еще кого-нибудь, кроме соборного протодьякона, и знаю, что пирог с рыбьими жирами нравился им все-таки больше, чем музыка.
Я, конечно, знал, что люди вообще плохо говорят
друг о
друге за глаза, но эти говорили обо всех особенно возмутительно, как будто они были кем-то признаны за самых лучших людей и назначены в судьи миру. Многим завидуя, они никогда никого не
хвалили и о каждом человеке знали что-нибудь скверное.
— А ты не грусти: чужие земли похвалой стоят, а наша и хайкой крепка будет. Да нам с тобою и говорить довольно, а то я уж устала. Прощай; а если что худое случится, то прибеги, пожалуйся. Ты не смотри на меня, что я такой гриб лафертовский: грибы-то и в лесу живут, а и по городам про них знают. А что если на тебя нападают, то ты этому радуйся; если бы ты льстив или глуп был, так на тебя бы не нападали, а
хвалили бы и
другим в пример ставили.
Сидели в трактире, тесно набитом людьми, окуровский человек исподлобья следил за ними и не верил им: веселились они шумно, но как будто притворно, напоказ
друг другу. В дымной комнате, полной очумелых мух, люди, покрасневшие от пива, водки и жары, судорожно размахивали руками, точно утопая или собираясь драться; без нужды кричали, преувеличенно
хвалили друг друга, отчаянно ругались из-за пустяков и тотчас же мирились, целуясь громко.
Берсенев понимал, что воображение Елены поражено Инсаровым, и радовался, что его приятель не провалился, как утверждал Шубин; он с жаром, до малейших подробностей, рассказывал ей все, что знал о нем (мы часто, когда сами хотим понравиться
другому человеку, превозносим в разговоре с ним наших приятелей, почти никогда притом не подозревая, что мы тем самым себя
хвалим), и лишь изредка, когда бледные щеки Елены слегка краснели, а глаза светлели и расширялись, та нехорошая, уже им испытанная, грусть щемила его сердце.
Иван Петрович, несмотря на миганье своей супруги, отвечал с увлечением: «Да вот что, батюшка, я вам скажу: что такой кралечки (без этого живописного слова он не умел
похвалить красоту), какую подцепил брат Алексей,
другой не отыщешь в целом свете.
«Дрянь человек и плут, авось в
другой раз не приедет», — сказал Степан Михайлович семье своей, и, конечно, ничей голос не возразил ему; но зато потихоньку долго
хвалили бравого майора, и охотно слушала и рассказывала про его угодливости молодая девочка, богатая сирота.
Кто там что ни говори, а военное воспитание… нельзя не
похвалить его; разумеется, не со всех сторон: с
других сторон университет, может быть, лучше, но с
другой стороны… всегда щеточка, гребенка, маленькое зеркальце в кармане, и я всегда этим отличался.