Неточные совпадения
В
других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить руку дочери, начать дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать,
испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
— Ах, не говори этого, мой
друг, — прервала его maman, как будто
испугавшись чего-нибудь, — почем ты знаешь?
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и сестре, взял их обеих за руки и минуты две молча всматривался то в ту, то в
другую. Мать
испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Они опять постояли с минуту
друг перед
другом. Наконец лицо Свидригайлова изменилось. Удостоверившись, что Раскольников не
испугался угрозы, он принял вдруг самый веселый и дружеский вид.
— Я боюсь и
пугаюсь?
Пугаюсь вас? Скорее вам бояться меня, cher ami. [милый
друг (фр.).] И какая, однако ж, дичь… А впрочем, я охмелел, я это вижу; чуть было опять не проговорился. К черту вино! Эй, воды!
Он плохо теперь помнил себя; чем дальше, тем хуже. Он помнил, однако, как вдруг, выйдя на канаву,
испугался, что мало народу и что тут приметнее, и хотел было поворотить назад в переулок. Несмотря на то, что чуть не падал, он все-таки сделал крюку и пришел домой с
другой совсем стороны.
И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его сердцу. Как бы удивясь и
испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за
другое. Это только значило, что та минута пришла.
— У него лицо мошенника, у вашего
друга! — кричала она и требовала, чтоб он привлек Дронова к суду. Она обнаружила такую ярость, что Самгин
испугался.
Но люди, стоявшие прямо против фронта, все-таки
испугались, вся масса их опрокинулась глубоко назад, между ею и солдатами тотчас образовалось пространство шагов пять, гвардии унтер-офицер нерешительно поднял руку к шапке и грузно повалился под ноги солдатам, рядом с ним упало еще трое, из толпы тоже, один за
другим, вываливались люди.
Было что-то неистовое и судорожное в стремлении людей закрасить грязь своих жилищ, как будто москвичи, вдруг прозрев,
испугались, видя трещины, пятна и
другие признаки грязной старости на стенах домов.
— А затем он сам себя, своею волею ограничит. Он — трус, человек, он — жадный. Он — умный, потому что трус, именно поэтому. Позвольте ему
испугаться самого себя. Разрешите это, и вы получите превосходнейших, кротких людей, дельных людей, которые немедленно сократят, свяжут сами себя и
друг друга и предадут… и предадутся богу благоденственного и мирного жития…
Обломов слушал его, глядя на него встревоженными глазами.
Друг как будто подставил ему зеркало, и он
испугался, узнав себя.
Далее ему вдруг пришло в голову, что бы было, если б письмо это достигло цели, если б она разделила его мысль,
испугалась, как он, ошибок и будущих отдаленных гроз, если б послушала его так называемой опытности, благоразумия и согласилась расстаться, забыть
друг друга?
— Вот видите: мне хочется пройти с Марфенькой практически историю литературы и искусства. Не
пугайтесь, — поспешил он прибавить, заметив, что у ней на лице показался какой-то туман, — курс весь будет состоять в чтении и разговорах… Мы будем читать все, старое и новое, свое и чужое, — передавать
друг другу впечатления, спорить… Это займет меня, может быть, и вас. Вы любите искусство?
— Ну и слава Богу! — сказала мама,
испугавшись тому, что он шептал мне на ухо, — а то я было подумала… Ты, Аркаша, на нас не сердись; умные-то люди и без нас с тобой будут, а вот кто тебя любить-то станет, коли нас
друг у дружки не будет?
— А мне сказали, что ты куда-то переехал на
другую квартиру,
испугался и убежал.
Другое дело «опасные» минуты: они нечасты, и даже иногда вовсе незаметны, пока опасность не превратится в прямую беду. И мне случалось забывать или, по неведению, прозевать
испугаться там, где бы к этому было больше повода, нежели при падении посуды из шкафа, иногда самого шкафа или дивана.
Одни слишком громко повторяли слова, как будто с задором и выражением, говорящим: «а я всё-таки буду и буду говорить»,
другие же только шептали, отставали от священника и потом, как бы
испугавшись, не во-время догоняли его; одни крепко-крепко, как бы боясь, что выпустят что-то, вызывающими жестами держали свои щепотки, а
другие распускали их и опять собирали.
Но он
другой раз не пырнул, он не выдержал, он сам
испугался, бросил ножик, заплакал в голос и пустился бежать.
Ну так на одно, видите ли, не хватило предосторожности, потерялся человек,
испугался и убежал, оставив на полу улику, а как вот минуты две спустя ударил и убил
другого человека, то тут сейчас же является самое бессердечное и расчетливое чувство предосторожности к нашим услугам.
И как-то так сошлось, что все любившие покойного старца и с умиленным послушанием принимавшие установление старчества страшно чего-то вдруг
испугались и, встречаясь
друг с
другом, робко лишь заглядывали один
другому в лицо.
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! — обернулся он вдруг на публику. — Убили отца, а притворяются, что
испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. —
Друг пред
другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти отца. Один гад съедает
другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я хорош! Есть у вас вода или нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг себя за голову.
Едва он перешел на
другую сторону увала, как наткнулся на мертвого зверя. Весь бок у него был в червях. Дерсу сильно
испугался. Ведь тигр уходил, зачем он стрелял?.. Дерсу убежал. С той поры мысль, что он напрасно убил тигра, не давала ему покоя. Она преследовала его повсюду. Ему казалось, что рано или поздно он поплатится за это и даже по ту сторону смерти должен дать ответ.
Альпа
испугалась и бросилась в
другую сторону и села на голову Туртыгину.
Я почувствовал, как какая-то истома, какая-то тяжесть стала опускаться мне в ноги. Колени заныли, точно в них налили свинец. Ощущение это знакомо всякому, кому случалось неожиданно чего-нибудь сильно
испугаться. Но в то же время
другое чувство, чувство, смешанное с любопытством, с благоговением к царственному грозному зверю и с охотничьей страстью, наполнило мою душу.
Не спится министерству; шепчется «первый» с вторым, «второй» — с
другом Гарибальди,
друг Гарибальди — с родственником Палмерстона, с лордом Шефсбюри и с еще большим его
другом Сили. Сили шепчется с оператором Фергуссоном…
Испугался Фергуссон, ничего не боявшийся, за ближнего и пишет письмо за письмом о болезни Гарибальди. Прочитавши их, еще больше хирурга
испугался Гладстон. Кто мог думать, какая пропасть любви и сострадания лежит иной раз под портфелем министра финансов?..
Прудон унывал менее
других,
пугался менее, потому что предвидел; тогда его обвинили не только в бесчувственности, но и в том, что он накликал беду.
Стали мы наконец выходить из комнаты, я дверь нарочно отпертою и оставляю; он таки поколебался, хотел что-то сказать, вероятно, за бумажник с такими деньгами
испугался, но ужасно вдруг рассердился и ничего не сказал-с; двух шагов по улице не прошли, он меня бросил и ушел в
другую сторону.
Все встретили князя криками и пожеланиями, окружили его. Иные были очень шумны,
другие гораздо спокойнее, но все торопились поздравить, прослышав о дне рождения, и всякий ждал своей очереди. Присутствие некоторых лиц заинтересовало князя, например Бурдовского; но всего удивительнее было, что среди этой компании очутился вдруг и Евгений Павлович; князь почти верить себе не хотел и чуть не
испугался, увидев его.
Я доказывал Евсеичу, что это совсем
другое, что на войне я не
испугаюсь, что с греками я бы на всех варваров пошел.
С той поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай целый день, во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высокиих. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой добрый, любимый господин?» Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный
друг». И не
пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.
Не слушала таких речей молода купецка дочь, красавица писаная, и стала молить пуще прежнего, клясться, божиться и ротитися, что никакого на свете страшилища не
испугается и что не разлюбит она своего господина милостивого, и говорит ему таковые слова: «Если ты стар человек — будь мне дедушка, если середович — будь мне дядюшка, если же молод ты — будь мне названой брат, и поколь я жива — будь мне сердечный
друг».
— Главное, я думаю, в том, что все эти новые предположения, которые одних пугают и смущают, а
другими не совсем сразу понимаются, он так их сумеет понизить и объяснить, что их сейчас же уразумевают и перестают
пугаться. Он в этом отношении очень полезен, потому что многое бы не прошло, что проходит через посредство его.
— Ничего-с, сначала было поленивался, все на печке лежал; но я тоже стал ему говорить, что
другие дворовые обижаются: «Что, говорят, мы работаем, а он — нет!» Я, говорю, братец мой, поэтому месячины тебе выдавать не стану.
Испугался этого, стал работать.
— Так втюрился, — продолжал Добров, — что мать-то
испугалась, чтоб и не женился; ну, а ведь хитрая, лукавая, проницательная старуха: сделала вид, что как будто бы ей ничего, позволила этой девушке в горницах даже жить, а потом, как он стал сбираться в Питер, — он так ладил, чтоб и в Питер ее взять с собой, — она сейчас ему и говорит: «
Друг мой, это нехорошо!
—
Друг мой, — сказал я, подходя к ней, — не сердись за это. Я потому запираю, что может кто-нибудь прийти. Ты же больная, пожалуй
испугаешься. Да и бог знает, кто еще придет; может быть, Бубнова вздумает прийти…
Я побежала и поворотила в
другую улицу и с
другой стороны в лавочку зашла; только вдруг прямо на него опять и наткнулась и так
испугалась, что тут же и остановилась и не могу идти.
Все это она видела яснее
других, ибо лучше их знала унылое лицо жизни, и теперь, видя на нем морщины раздумья и раздражения, она и радовалась и
пугалась.
И стали к портному и к Ивану ходить, и стали понимать, и поняли, и бросили курить, пить, ругаться скверными словами, стали
друг другу помогать. И перестали ходить в церковь и снесли попу иконы. И стало таких дворов 17. Всех 65 душ. И
испугался священник и донес архиерею. Архиерей подумал, как быть, и решил послать в село архимандрита Мисаила, бывшего законоучителем в гимназии.
Она, с одной стороны,
испугалась за мужа, который пользовался дружбой прежнего губернатора, а с этим был только что не враг, но с
другой — глубоко обрадовалась в душе, что эта длинновязая губернаторша будет, наконец, сведена с своего престола.
Те добродетельные мысли, которые мы в беседах перебирали с обожаемым
другом моим Дмитрием, чудесным Митей, как я сам с собою шепотом иногда называл его, еще нравились только моему уму, а не чувству. Но пришло время, когда эти мысли с такой свежей силой морального открытия пришли мне в голову, что я
испугался, подумав о том, сколько времени я потерял даром, и тотчас же, в ту же секунду захотел прилагать эти мысли к жизни, с твердым намерением никогда уже не изменять им.
— Как это странно, Анночка: боялся — не боялся. Понятное дело — боялся. Ты не верь, пожалуйста, тому, кто тебе скажет, что не боялся и что свист пуль для него самая сладкая музыка. Это или псих, или хвастун. Все одинаково боятся. Только один весь от страха раскисает, а
другой себя держит в руках. И видишь: страх-то остается всегда один и тот же, а уменье держать себя от практики все возрастает: отсюда и герои и храбрецы. Так-то. Но
испугался я один раз чуть не до смерти.
И он поскорее отводил глаза, поскорей отходил, как бы
пугаясь одной идеи видеть в ней что-нибудь
другое, чем несчастное, измученное существо, которому надо помочь, — «какие уж тут надежды! О, как низок, как подл человек!» — и он шел опять в свой угол, садился, закрывал лицо руками и опять мечтал, опять припоминал… и опять мерещились ему надежды.
— Ну, кому надо! Да чего вы так
испугались, ведь у вас, Юлия Михайловна говорила, заготовляется всегда по нескольку списков, один за границей у нотариуса,
другой в Петербурге, третий в Москве, потом в банк, что ли, отсылаете.
— Знаете что, — заметил он раздражительно, — я бы на вашем месте, чтобы показать своеволие, убил кого-нибудь
другого, а не себя. Полезным могли бы стать. Я укажу кого, если не
испугаетесь. Тогда, пожалуй, и не стреляйтесь сегодня. Можно сговориться.
Не
испугаюсь и теперь, mais parlons d’autre chose [но поговорим о
другом (фр.).]… я, кажется, ужасных вещей наделал; вообразите, я отослал Дарье Павловне вчера письмо и… как я кляну себя за это!
Я так
испугался, оставшись без вида, что сунулся к тому, к
другому моему знакомому, которые и приладили мне купить чужой паспорт на имя какого-то Тулузова…
— Какие там свидетели?.. Спьяну-то
другой и не видит, что вокруг его происходит, а которые потрезвей, так
испугаются и разбегутся. Вон, не то что в кабаке, а в господском доме, на вечере, князя одного убили.
— В народе идет
другая молва! — ответил управляющий. — Старый свекор ее утверждает, что она,
испугавшись вашего гнева, утопилась!
Прибежал в поле. Видит — люди пашут, боронят, косят, сено гребут. Знает, что необходимо сих людей в рудники заточить, а за что и каким манером — не понимает. Вытаращил глаза, отнял у одного пахаря косулю и разбил вдребезги, но только что бросился к
другому, чтоб борону у него разнести, как все
испугались, и в одну минуту поле опустело. Тогда он разметал только что сметанный стог сена и убежал.