Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого
рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Ему бы смешно показалось, если б ему сказали, что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более, что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел только того, что получали его сверстники, а исполнять такого
рода должность мог он не хуже всякого
другого.
Но, несмотря на это, как часто бывает между людьми, избравшими различные
роды деятельности, каждый из них, хотя, рассуждая, и оправдывал деятельность
другого, в душе презирал ее.
Княгиня, сидевшая с
другой стороны стола с Марьей Власьевной и Степаном Аркадьичем, подозвала к себе Левина и завела с ним разговор о переезде в Москву для
родов Кити и приготовлении квартиры.
— Должно быть, тот
род жизни, который вы избрали, отразился на ваших понятиях. Я настолько уважаю или презираю и то и
другое… я уважаю прошедшее ваше и презираю настоящее… что я был далек от той интерпретации, которую вы дали моим словам.
Сколько он ни говорил себе, что он тут ни в чем не виноват, воспоминание это, наравне с
другими такого же
рода стыдными воспоминаниями, заставляло его вздрагивать и краснеть.
— То-то и ужасно в этом
роде горя, что нельзя, как во всяком
другом — в потере, в смерти, нести крест, а тут нужно действовать, — сказал он, как будто угадывая ее мысль. — Нужно выйти из того унизительного положения, в которой вы поставлены; нельзя жить втроем.
Он понимал все
роды и мог вдохновляться и тем и
другим; но он не мог себе представить того, чтобы можно было вовсе не знать, какие есть
роды живописи, и вдохновляться непосредственно тем, что есть в душе, не заботясь, будет ли то, что он напишет, принадлежать к какому-нибудь известному
роду.
Нельзя утаить, что почти такого
рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в
другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
— Конечно, — продолжал Манилов, —
другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например, такой человек, с которым бы в некотором
роде можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье этакое…
Окончивши рассматриванье этой книги, Чичиков вытащил уже было и
другую в том же
роде, как вдруг появился полковник Кошкарев, с сияющим видом и бумагою.
И оказалось ясно, какого
рода созданье человек: мудр, умен и толков он бывает во всем, что касается
других, а не себя; какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаях жизни!
— Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая кнутом, затянул песню не песню, но что-то такое длинное, чему и конца не было. Туда все вошло: все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по всей России от одного конца до
другого; прилагательные всех
родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до того, что он начал называть их наконец секретарями.
Дамы тут же обступили его блистающею гирляндою и нанесли с собой целые облака всякого
рода благоуханий: одна дышала розами, от
другой несло весной и фиалками, третья вся насквозь была продушена резедой...
Почтмейстер заметил, что Чичикову предстоит священная обязанность, что он может сделаться среди своих крестьян некоторого
рода отцом, по его выражению, ввести даже благодетельное просвещение, и при этом случае отозвался с большою похвалою об Ланкастеровой школе [Ланкастерова школа — обучение по системе английского педагога Ланкастера (1778–1838), по которой педагог обучает только лучших учеников, а те, в свою очередь, обучают
других учеников.
Но, может быть, такого
родаКартины вас не привлекут:
Всё это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег;
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец финляндки молодой!
На
другой день, возвращаясь от обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого
рода, запиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти военные приготовления? — думала комендантша, — уж не ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Кузмич стал бы от меня таить такие пустяки?» Она кликнула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выведать от него тайну, которая мучила ее дамское любопытство.
А у меня к тебе влеченье,
род недуга,
Любовь какая-то и страсть,
Готов я душу прозакласть,
Что в мире не найдешь себе такого
друга,
Такого верного, ей-ей...
Он издавна привык думать, что идея — это форма организации фактов, результат механической деятельности разума, и уверен был, что основное человеческое коренится в таинственном качестве, которое создает исключительно одаренных людей, каноника Джонатана Свифта, лорда Байрона, князя Кропоткина и
других этого
рода.
«Что может внести в жизнь вот такой хитренький, полуграмотный человечишка? Он — авторитет артели, он тоже своего
рода «объясняющий господин». Строит дома для
других, — интересно: есть ли у него свой дом? Вообще — «объясняющие господа» существуют для
других в качестве «учителей жизни». Разумеется, это не всегда паразитизм, но всегда — насилие, ради какого-нибудь Христа, ради системы фраз».
Опять полились на Захара «жалкие» слова, опять Анисья заговорила носом, что «она в первый раз от хозяйки слышит о свадьбе, что в разговорах с ней даже помину не было, да и свадьбы нет, и статочное ли дело? Это выдумал, должно быть, враг
рода человеческого, хоть сейчас сквозь землю провалиться, и что хозяйка тоже готова снять образ со стены, что она про Ильинскую барышню и не слыхивала, а разумела какую-нибудь
другую невесту…».
— Постой, ты смешиваешь понятия; надо разделить по
родам и категориям: «удобнее и покойнее», с одной стороны, и «веселее и счастливее» — с
другой. Теперь и решай!
— Ты не понимаешь красоты: что же делать с этим?
Другой не понимает музыки, третий живописи: это неразвитость своего
рода…
В семействе тетки и близкие старики и старухи часто при ней гадали ей, в том или
другом искателе, мужа: то посланник являлся чаще
других в дом, то недавно отличившийся генерал, а однажды серьезно поговаривали об одном старике, иностранце, потомке королевского, угасшего
рода. Она молчит и смотрит беззаботно, как будто дело идет не о ней.
Другой, ясной половиной своего рассудка она непременно должна была прозревать всю ничтожность своего «героя»; ибо кто ж не согласится теперь, что этот несчастный и даже великодушный человек в своем
роде был в то же время в высшей степени ничтожным человеком?
Я знал, что они (то есть они или
другие в этом
роде — это все равно) — диалектики и, пожалуй, разобьют «мою идею».
Он, например, будет вам навязчиво утверждать в таком
роде: «Я князь и происхожу от Рюрика; но почему мне не быть сапожным подмастерьем, если надо заработывать хлеб, а к
другому занятию я не способен?
Версилов будто бы успел внушить по-своему, тонко и неотразимо, молодой особе, что Катерина Николавна оттого не соглашается, что влюблена в него сама и уже давно мучит его ревностью, преследует его, интригует, объяснилась уже ему, и теперь готова сжечь его за то, что он полюбил
другую; одним словом, что-то в этом
роде.
Потом следовал
другой, третий вопрос, все в том же
роде.
Это
род тайного совета губернатора, который, впрочем, сам не только не подчинен ни тому, ни
другому советам, но он может даже пустить предложенный им закон в ход, хотя бы Законодательный совет и не одобрил его, и применять до утверждения английского колониального министра.
Работа кипит: одни корабли приходят с экземплярами Нового завета, курсами наук на китайском языке,
другие с ядами всех
родов, от самых грубых до тонких.
Какое счастье, что они не понимали
друг друга! Но по одному лицу, по голосу Фаддеева можно было догадываться, что он третирует купца en canaille, как какого-нибудь продавца баранок в Чухломе. «Врешь, не то показываешь, — говорил он, швыряя штуку материи. — Скажи ему, ваше высокоблагородие, чтобы дал той самой, которой отрезал Терентьеву да Кузьмину». Купец подавал
другой кусок. «Не то, сволочь, говорят тебе!» И все в этом
роде.
«Однако подои корову», — вдруг, ни с того ни с сего, говорит один
другому русский якут: он русский
родом, а по языку якут.
Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами, а красна пирогами, если б у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание
другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом
роде.
Я думал, что исполнится наконец и эта моя мечта — увидеть необитаемый остров; но напрасно: и здесь живут люди, конечно всего человек тридцать разного
рода Робинзонов, из беглых матросов и отставных пиратов, из которых один до сих пор носит на руке какие-то выжженные порохом знаки прежнего своего достоинства. Они разводят ям, сладкий картофель, таро, ананасы, арбузы. У них есть свиньи, куры, утки. На
другом острове они держат коров и быков, потому что на Пиле скот портит деревья.
Наслегом называется несколько разбросанных, в двадцати, или около того, верстах
друг от
друга, юрт, в которых живет по два и по три, происходящих от одного корня, поколения или
рода.
Я думал, не оборвалась ли снасть или что-нибудь в этом
роде, и не трогался с места; но вдруг слышу, многие голоса кричат на юте: «Ташши, ташши!», а
другие: «Нет, стой! не ташши, оборвется!»
В его воспоминании были: шествие арестантов, мертвецы, вагоны с решетками и запертые там женщины, из которых одна мучается без помощи
родами, а
другая жалостно улыбается ему из-зa железной решетки. В действительности же было перед ним совсем
другое: уставленный бутылками, вазами, канделябрами и приборами стол, снующие около стола проворные лакеи. В глубине залы перед шкапом, за вазами с плодами и бутылками, буфетчик и спины подошедших к буфету отъезжающих.
Знать, что где-то далеко одни люди мучают
других, подвергая их всякого
рода развращению, бесчеловечным унижениям и страданиям, или в продолжение трех месяцев видеть беспрестанно это развращение и мучительство одних людей
другими — это совсем
другое.
Ко всем
другим субъектам человеческого
рода эти же самые истязатели относятся даже благосклонно и кротко, как образованные и гуманные европейские люди, но очень любят мучить детей, любят даже самих детей в этом смысле.
Он знал наверно, что будет в своем
роде деятелем, но Алешу, который был к нему очень привязан, мучило то, что его
друг Ракитин бесчестен и решительно не сознает того сам, напротив, зная про себя, что он не украдет денег со стола, окончательно считал себя человеком высшей честности.
Постой… слушай, Алешка, я твою мать-покойницу всегда удивлял, только в
другом выходило
роде.
Моя Альпа не имела такой теплой шубы, какая была у Кады. Она прозябла и, утомленная дорогой, сидела у огня, зажмурив глаза, и, казалось, дремала. Тазовская собака, с малолетства привыкшая к разного
рода лишениям, мало обращала внимания на невзгоды походной жизни. Свернувшись калачиком, она легла в стороне и тотчас уснула. Снегом всю ее запорошило. Иногда она вставала, чтобы встряхнуться, затем, потоптавшись немного на месте, ложилась на
другой бок и, уткнув нос под брюхо, старалась согреть себя дыханием.
— Поздно узнал, — отвечал старик. — Да что! кому как на
роду написано. Не жилец был плотник Мартын, не жилец на земле: уж это так. Нет, уж какому человеку не жить на земле, того и солнышко не греет, как
другого, и хлебушек тому не впрок, — словно что его отзывает… Да; упокой Господь его душу!
На
другой день мы встали рано и рано выступили в дорогу. Фанзы, которые вчера мы видели с перевала, оказались гольдскими. Местность эта называется Чжумтайза [Чжун-тай-цзы — горный ручей.], что по-китайски означает — Горный ручей. Живущие здесь гольды принадлежали к
роду Юкомика, ныне почти совершенно уничтоженному оспенными эпидемиями. Стойбища их были на Амуре, на том месте, где теперь стоит Хабаровск.
Благодаря тому, что кругом было очень сыро, релки сделались местом пристанища для различного
рода мелких животных. На одной из них я видел 2 ужей и 1 копьеголовую ядовитую змею. На
другой релке, точно сговорившись, собрались грызуны и насекомоядные: красные полевки, мышки-экономки и уссурийские землеройки.
Пожалели о падении Теккерея, поговорили с полчаса о
других вещах в том же
роде.
Но нет, не удалось ей быть солидною. Через пять минут она уж очаровывала Полозова и командовала молодежью, и барабанила марш или что-то в этом
роде черенками двух вилок по столу. Но торопила ехать, а
другие, которым уж стало вовсе весело от ее возобновляющегося буйства, не спешили.
Приведу лишь две из них, по одной на каждой из двух
родов: одну дикого сорта,
другую — сорта, противоречившего прежнему понятию кружка о нем.
Разговора этого было совершенно достаточно для обоих. Выходя от него, я решился не сближаться с ним. Сколько я мог заметить, впечатление, произведенное мною на губернатора, было в том же
роде, как то, которое он произвел на меня, то есть мы настолько терпеть не могли
друг друга, насколько это возможно было при таком недавнем и поверхностном знакомстве.