Неточные совпадения
Он уже забывался: лихорадочная
дрожь утихала; вдруг как бы что-то пробежало
под одеялом по руке его и по
ноге.
В правой руке он держал стакан, рука
дрожала, выплескивая пиво, Самгин прятал
ноги под стул и слушал сипящее кипение слов...
Он почувствовал, что этот гулкий вихрь вовлекает его, что тело его делает непроизвольные движения,
дрожат ноги, шевелятся плечи, он качается из стороны в сторону, и
под ним поскрипывает пружина кресла.
Клим зажег свечу, взял в правую руку гимнастическую гирю и пошел в гостиную, чувствуя, что
ноги его
дрожат. Виолончель звучала громче, шорох был слышней. Он тотчас догадался, что в инструменте — мышь, осторожно положил его верхней декой на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
Исхудалый и бледный, с поджатыми
под себя
ногами в валенках, он, сгорбившись и
дрожа, сидел в дальнем углу нар и, засунув руки в рукава полушубка, лихорадочными глазами смотрел на Нехлюдова.
Старик неудержимо болтал всю дорогу, пока они шли от избы старосты Дорони до мельничного флигелька; он несколько раз от волнения снимал и надевал шапку. У Бахарева
дрогнуло сердце, когда он завидел наконец ту кровлю,
под которой жила его Надя, — он тяжело дышал и чувствовал, как у него
дрожат ноги.
— Какой это начальник! — говорили они, — идет, бывало, начальник — земля у него
под ногами дрожит, а этот идет,
ногами во все стороны дрыгает, словно кому киселя дать хочет!
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не пропадут бесполезно. Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его
дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной рукой на стол, весь подался вперед, вытянул шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его жена, сидя рядом с матерью, согнулась, положив локти на колена, и смотрела
под ноги себе.
«Земля
дрожит повсюду
под ногами, и собирающаяся туча не минует нас.
Пантелей и старуха сидели рядом у
ног Егорушки и говорили шипящим шепотом, прерывая свою речь вздохами и зевками. А Егорушка никак не мог согреться. На нем лежал теплый, тяжелый тулуп, но все тело тряслось, руки и
ноги сводило судорогами, внутренности
дрожали… Он разделся
под тулупом, но и это не помогло. Озноб становился все сильней и сильней.
Блоки визжали и скрипели, гремели цепи, напрягаясь
под тяжестью, вдруг повисшей на них, рабочие, упершись грудями в ручки ворота, рычали, тяжело топали по палубе. Между барж с шумом плескались волны, как бы не желая уступать людям свою добычу. Всюду вокруг Фомы натягивались и
дрожали напряженно цепи и канаты, они куда-то ползли по палубе мимо его
ног, как огромные серые черви, поднимались вверх, звено за звеном, с лязгом падали оттуда, а оглушительный рев рабочих покрывал собой все звуки.
Рука Павла, перестав
дрожать, взметнулась, он весь странно оторвался от лавки, открыл рот, тихонько взвизгнул, сжался комом и бросился
под ноги большого человека, — Артамонов с наслаждением ударил его правой
ногою в грудь и остановил; мальчик хрустнул, слабо замычал, опрокинулся на бок.
Растаптывая пол тяжёлыми ударами
ног, поручик, хлопнув дверью, исчез, оставив за собой тихий звон стекла висячей лампы и коротенький визг Полины. Яков встал на мягкие
ноги, они сгибались, всё тело его
дрожало, как озябшее; среди комнаты
под лампой стояла Полина, рот у неё был открыт, она хрипела, глядя на грязненькую бумажку в руке своей.
А по краям дороги,
под деревьями, как две пёстрые ленты, тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по земле истощённые тела,
дрожат в воздухе уродливые руки и
ноги, простираясь к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз, на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Там всё было хмуро, неподвижно и пропитано суровой важностью, а здесь — грациозные берёзы качали гибкими ветвями, нервно
дрожала серебристая листва осины, калинник и орешник стоял пышными купами, отражаясь в воде; там желтел песок, усеянный рыжеватой хвоей; здесь
под ногами зеленела отава, чуть пробивавшаяся среди срезанных стеблей; от разбросанных, между деревьев, копен пахло свежим сеном.
Тётка Татьяна, согнувшись, расстилала по полу полотно, над головой её торчали
ноги отца, большие, тяжёлые, с кривыми пальцами.
Дрожал синий огонь лампады, а жёлтые огоньки трёх свеч напоминали о лютиках в поле,
под ветром.
Назаров снял картуз, шаркая по земле толстыми подошвами сапог. Яков Ильич выпрямил спину, вытянул
под столом тонкие длинные
ноги и несколько секунд молча смотрел сквозь круглые очки в лицо гостя, потом его редкие, жёлтые усы, концами вниз,
дрогнули, обнажив чёрные зубы.
Все четверо быстро погнали вперёд, оставив меня одного с девицей. Обняв за плечи, веду её, выспрашиваю, как всё это случилось, она жмётся ко мне,
дрожит, пытается рассказать что-то, но, всхлипывая, говорит непонятно. Впереди нас дробно топочут лошади, сзади гудит народ, а земля
под ногами словно растаяла и течёт встречу нам, мешая идти. Девушка кашляет, спотыкается, охает и скулит, точно побитый кутёнок.
Когда Петр двигался или что-нибудь делал, он производил далеко слышный шум и вызывал ответ у самых глухих вещей: каменный пол гудел
под его
ногами, двери
дрожали и хлопали, и самый воздух пугливо вздрагивал и шумел.
Сук хрустнул у меня
под ногою; незнакомец
дрогнул, устремил свои слепые глазенки в чащу и попятился было… да наткнулся на дерево, охнул и остановился.
От него пошла большая волна, которая окатила меня с головой и промочила одежду. Это оказался огромный сивуч (морской лев). Он спал на камне, но, разбуженный приближением людей, бросился в воду. В это время я почувствовал
под ногами ровное дно и быстро пошел к берегу. Тело горело, но мокрая одежда смерзлась в комок и не расправлялась. Я
дрожал, как в лихорадке, и слышал в темноте, как стрелки щелкали зубами. В это время Ноздрин оступился и упал. Руками он нащупал на земле сухой мелкий плавник.
Робкая фигура,
дрожа, нащупала стену, пошла вдоль нее и, ощупав
под ногами какую-то упругую, колючую мякоть, забрала ее дрожащими от холода руками и сунула в большое черное отверстие.
Горданов прыгнул к дрожкам, которые кучер из предосторожности отодвинул к опушке
под ветви, но Жозефа на дрожках не было. Горданов позвал его. Жозеф не отзывался: он сидел на подножье крыла, спустя
ноги на землю и, весь
дрожа, держался за бронзу козел и за спицы колес. В этом положении открыл его Горданов и, схватив за руку, повлек за собою.
Край обрыва надтреснул, и Наташа стояла на земляной глыбе, нависшей над берегом. Наташа медленно посмотрела
под ноги, потом на Веру; задорный бесенок глянул из ее глаз. Она качнулась, и глыба
под нею
дрогнула.
— Кипит в сердце кровь смолою кипучею, места не находишь себе ни днем, ни ночью, постылы и песни, и игрища, и подруги без него, ненаглядного; век бы, кажись, глядела ему в ясные очи, век бы постепенно сгорала
под его огненным взором. Возьмет ли он за руку белую —
дрожь по всему телу пробежит,
ноги подкашиваются, останавливается биение сердца, — умереть, кажись, около него — и то счастие…
Пошел я на крыльцо, отворил дверь, кот мне
под ноги шасть, и никогда я, на своем веку страху не испытавший, тогда, сознаюсь,
дрогнул,
под ноги себе посмотрел, хотел
ногой кота ударить в сердцах, что он меня испугал, только он, проклятый, у меня между
ног проскочил и был таков, а в это время над головой у меня что-то вдруг зашуршало!
Властолюбивая и ничем не сдерживаемая, как все египтянки, она совершает над ним что-то ужасное: он чувствует, как она его треплет так, что и земля колеблется
под его
ногами и стол
дрожит под его головою, а кругом все грохочет, все полно огня и воды, огонь смешался с водою, и в таком неестественном соединении вместе наполняют открытую комнату, а мокрое небо, как гигантская тряпка, то нависнет, то вздуется, то рвется, то треплет, хлопая и по нем и по сосудам с вином, и все разбивает вдребезги, все швыряет впотьмах — и блюда и кубки, и сопровождает свое неистовство звоном колокольчиков, пришитых к краям сдвижной занавески, и треском лопающейся мокрой шелковой материи.
Но руки мои и
ноги были так холодны, что прикосновение одной
ноги к другой причиняло почти боль: казалось, что это не мои, а чьи-то другие, ледяные
ноги лежат
под одеялом. И понемногу я весь начал
дрожать мелкой
дрожью, как от лихорадочного озноба.
Речи им говорят, приветствуют… а я смотрю на ближайшего рябенького солдата, слепого, как у него скула рябая
дрожит и как он все не может попасть ложкой в рот, и чувствую себя так, словно плывет и расступается у меня
под ногами земля, как у нечистого.