Неточные совпадения
На каждом
шагу барабанщиков барабаны приподнимались на их левой ноге, но
дробь лилась безостановочно, такая же мерная и зловещая…
Правда, чем крупнее
дробь, тем шире она разносится и реже летит и тем труднее попасть в цель, но дело в том, что на далеком расстоянии, то есть
шагов на шестьдесят или на семьдесят, не убьешь большого кроншнепа даже
дробью 3-го нумера, ибо степной кулик гораздо крепче к ружью, чем болотные и другие кулики.
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти
шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее
дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую
дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
На расстоянии шестидесяти
шагов дупеля не убьешь наповал бекасиною
дробью даже 8-м нумером или по крайней мере редко, а только поранишь: он унесет
дробь очень далеко и если не умрет скоро, то долго будет хворать и скрываться в самых глухих болотных местах.
Это может показаться невероятным, но я приглашаю всякого неверующего сделать, осенью или зимой, сравнительный опыт над домашним петухом, которого следует положить в тридцати
шагах на землю, завернуть голову под крыло и выстрелить в его зоб утиною
дробью.
Мера всегда бывает более шестидесяти
шагов. Стрелять только в ту минуту, когда бекас летит прямо над головой, следовательно, должно поставить ружье совершенно перпендикулярно. Положение очень неловкое, да и
дробь, идучи вверх, скорее слабеет. Много зарядов улетало понапрасну в синее небо, и
дробь, возвращаясь назад, сеялась, как мелкий дождь, около стрелка. В случае удачного выстрела бекас падает из-под небес медленно и винтообразно.
Дупелей бьют по большей части тою же
дробью (то есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять
дробь 8-го нумера; для дупелей же, напуганных стрельбою, — как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец, так сторожки, что поднимаются
шагах в пятидесяти или более, — я употреблял с успехом
дробь 7-го нумера.
Стрельба выходила славная и добычливая: куропатки вылетали из соломы поодиночке, редко в паре и очень близко, из-под самых ног: тут надобно было иногда или послать собаку в солому, или взворачивать ее самому ногами. было бить их рябчиковою
дробью, даже 7-м и 8-м нумером, чего уже никак нельзя сделать на обыкновенном неблизком расстоянии, ибо куропатки, особенно старые, крепче к ружью многих птиц, превосходящих их своею величиною, и уступают в этом только тетереву; на сорок пять
шагов или пятнадцать сажен, если не переломишь крыла, куропатку не добудешь, то есть не убьешь наповал рябчиковой
дробью; она будет сильно ранена, но унесет
дробь и улетит из виду вон: может быть, она после и умрет, но это будет хуже промаха — пропадет даром.
Мера должна быть всегда средняя: сорок пять
шагов для бекасиной и шестьдесят — для самой крупной, или гусиной,
дроби.
И с неописанным выражением твердости духа Мими приказала всем посторониться, большими, решительными
шагами подошла к рассыпанной
дроби и, презирая опасность, могущую произойти от неожиданного взрыва, начала топтать ее ногами. Когда, по ее мнению, опасность уже миновалась, она позвала Михея и приказала ему выбросить весь этот порох куда-нибудь подальше или, всего лучше, в воду и, гордо встряхивая чепцом, направилась к гостиной. «Очень хорошо за ними смотрят, нечего сказать», — проворчала она.
Иван Иванович (садится рядом с Сашей). Я всегда здоров. Во всю жизнь мою ни разу не был болен… Давно уж я вас не видел! Каждый день все собираюсь к вам, внучка повидать да с зятьком свет белый покритиковать, да никак не соберусь… Занят, ангелы мои! Позавчера хотел к вам поехать, новую двустволочку желал показать тебе, Мишенька, да исправник остановил, в преферанс засадил… Славная двустволочка! Аглицкая, сто семьдесят
шагов дробью наповал… Внучек здоров?
Горел фонарь, и к его холодному, влажному столбу прижался щекою Павел и закрыл глаза. Лицо его было неподвижно, как у слепого, и внутри было так спокойно и тихо, как на кладбище. Такая минута бывает у приговоренного к смерти, когда уже завязаны глаза, и смолк вокруг него звук суетливых
шагов по звонкому дереву, и в грозном молчании уже открылась наполовину великая тайна смерти. И, как зловещая
дробь барабанов, глухо и далеко прозвучал голос...