Неточные совпадения
Кити называла ему те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали. У самого
входа в сад они встретили слепую М-mе Berthe с проводницей, и князь порадовался на умиленное выражение старой Француженки, когда она услыхала голос Кити. Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его зa то, что у него такая прекрасная дочь, и
в глаза превознося
до небес Кити и называя ее сокровищем, перлом и ангелом-утешителем.
Но почти
в ту же минуту он как-то вдруг стал беспокоен, как будто неожиданная и тревожная мысль поразила его. Беспокойство его увеличивалось. Они дошли уже
до входа в нумера Бакалеева.
В антракте он пошел
в ложу к Ольге и едва протеснился
до нее между двух каких-то франтов. Чрез пять минут он ускользнул и остановился у
входа в кресла,
в толпе. Акт начался, и все торопились к своим местам. Франты из ложи Ольги тоже были тут и не видели Обломова.
Утро чудесное, море синее, как
в тропиках, прозрачное; тепло, хотя не так, как
в тропиках, но, однако ж, так, что
в байковом пальто сносно ходить по палубе. Мы шли все
в виду берега.
В полдень оставалось миль десять
до места; все вышли, и я тоже, наверх смотреть, как будем входить
в какую-то бухту, наше временное пристанище. Главное только усмотреть
вход, а
в бухте ошибиться нельзя: промеры показаны.
Корвет перетянулся, потом транспорт, а там и мы, но без помощи японцев, а сами, на парусах. Теперь ближе к берегу. Я целый день смотрел
в трубу на домы, деревья. Все хижины да дрянные батареи с пушками на развалившихся станках. Видел я внутренность хижин: они без окон, только со
входами; видел голых мужчин и женщин, тоже голых сверху
до пояса: у них надета синяя простая юбка — и только. На порогах, как везде, бегают и играют ребятишки; слышу лай собак, но редко.
Грушенька еще
до входа в залу как-то узнала, что он показал против Мити, а потому и озлилась.
Воспользовавшись тем, что Дмитрий Федорович, ворвавшись
в залу, на минуту остановился, чтоб осмотреться, Григорий обежал стол, затворил на обе половинки противоположные входным двери залы, ведшие во внутренние покои, и стал пред затворенною дверью, раздвинув обе руки крестом и готовый защищать
вход, так сказать,
до последней капли.
Знаю только, что потом, когда уже все успокоилось и все поняли,
в чем дело, судебному приставу таки досталось, хотя он и основательно объяснил начальству, что свидетель был все время здоров, что его видел доктор, когда час пред тем с ним сделалась легкая дурнота, но что
до входа в залу он все говорил связно, так что предвидеть было ничего невозможно; что он сам, напротив, настаивал и непременно хотел дать показание.
Он остановился и вдруг спросил себя: «Отчего сия грусть моя даже
до упадка духа?» — и с удивлением постиг тотчас же, что сия внезапная грусть его происходит, по-видимому, от самой малой и особливой причины: дело
в том, что
в толпе, теснившейся сейчас у
входа в келью, заприметил он между прочими волнующимися и Алешу и вспомнил он, что, увидав его, тотчас же почувствовал тогда
в сердце своем как бы некую боль.
Еще
в семи — и восьмидесятых годах он был таким же, как и прежде, а то, пожалуй, и хуже, потому что за двадцать лет грязь еще больше пропитала пол и стены, а газовые рожки за это время насквозь прокоптили потолки, значительно осевшие и потрескавшиеся, особенно
в подземном ходе из общего огромного зала от
входа с Цветного бульвара
до выхода на Грачевку.
Между прочим, на этот раз я тут заметил грузина, который бродил, как тень, около
входов в карцеры; он уже пять месяцев сидит здесь,
в темных сенях, как подозреваемый
в отравлении, и ждет расследования, которое
до сих пор еще не началось.
Коля провел князя недалеко,
до Литейной,
в одну кафе-биллиардную,
в нижнем этаже,
вход с улицы. Тут направо,
в углу,
в отдельной комнатке, как старинный обычный посетитель, расположился Ардалион Александрович, с бутылкой пред собой на столике и
в самом деле с «Indеpendance Belge»
в руках. Он ожидал князя; едва завидел, тотчас же отложил газету и начал было горячее и многословное объяснение,
в котором, впрочем, князь почти ничего не понял, потому что генерал был уж почти что готов.
Добежав
до угла, я увидел
вход на лестницу; лестница была узкая, чрезвычайно грязная и совсем не освещенная; но слышалось, что
в высоте взбегал еще по ступенькам человек, и я пустился на лестницу, рассчитывая, что, покамест ему где-нибудь отопрут, я его догоню.
Князь, может быть, и ответил бы что-нибудь на ее любезные слова, но был ослеплен и поражен
до того, что не мог даже выговорить слова. Настасья Филипповна заметила это с удовольствием.
В этот вечер она была
в полном туалете и производила необыкновенное впечатление. Она взяла его за руку и повела к гостям. Перед самым
входом в гостиную князь вдруг остановился и с необыкновенным волнением, спеша, прошептал ей...
Исай Фомич, который при
входе в острог сробел
до того, что даже глаз не смел поднять на эту толпу насмешливых, изуродованных и страшных лиц, плотно обступивших его кругом, и от робости еще не успел сказать ни слова, увидев заклад, вдруг встрепенулся и бойко начал перебирать пальцами лохмотья. Даже прикинул на свет. Все ждали, что он скажет.
Я приехал
в Лисс
в десять часов вечера, тотчас направясь к Филатру. Но мне не удалось поговорить с ним. Хотя все окна его дома были ярко освещены, а дверь открыта, как будто здесь что-то произошло, — меня никто не встретил при
входе. Изумленный, я дошел
до приемной, наткнувшись на слугу, имевшего растерянный и праздничный вид.
Проходя мимо шляпного магазина, я зашел и купил чесучовый картуз военного образца, конечно без кокарды, и, довольный своим видом, остановился перед
входом в сад, откуда доносились
до меня звуки репетировавшего оркестра.
Вечер, посвященный Акакию Церетели. Группа студентов при
входе в зал подносит букет из роз своему товарищу, студентке, переводчице поэта, и два депутата,
в красных черкесках, провожают ее
до кресла.
Завесы из фиолетовых и пурпурных тканей висели от пола
до потолка при
входе в залу, отделяя притвор, где между пяти колонн толпились истцы, просители и свидетели, а также обвиняемые и преступники под крепкой стражей.
Совершенно
в другом роде были литературные чайные вечера у Павловых, на Рождественском бульваре. Там все, начиная от роскошного
входа с парадным швейцаром и
до большого хозяйского кабинета с пылающим камином, говорило если не о роскоши, то по крайней мере о широком довольстве.
«…Нет, лучше досижу
до конца! — продолжал я думать. — Вы были бы рады, господа, чтоб я ушел. Ни за что. Нарочно буду сидеть и пить
до конца,
в знак того, что не придаю вам ни малейшей важности. Буду сидеть и пить, потому что здесь кабак, а я деньги за
вход заплатил. Буду сидеть и пить, потому что вас за пешек считаю, за пешек несуществующих. Буду сидеть и пить… и петь, если захочу, да-с, и петь, потому что право такое имею… чтоб петь… гм».
Покои двухсаженной вышины, оклеенные пестрыми, хоть и сильно загрязненными обоями, бронзовые люстры с подвесными хрусталями, зеркала хоть и тускловатые, но возвышавшиеся чуть не
до потолка, триповые, хоть и закопченные занавеси на окнах, золоченые карнизы, расписной потолок — все это непривычному Алексею казалось такою роскошью, таким богатством, что
в его голове тотчас же сверкнула мысль: «Эх, поладить бы мне тогда с покойницей Настей, повести бы дело не как у нас с нею сталось,
в таких бы точно хоромах я жил…» Все дивом казалось Алексею: и огромный буфетный шкап у
входа, со множеством полок, уставленных бутылками и хрустальными графинами с разноцветными водками, и блестящие медные тазы по сажени
в поперечнике, наполненные кусками льду и трепетавшими еще стерлядями, и множество столиков, покрытых грязноватыми и вечно мокрыми салфетками, вкруг которых чинно восседали за чаем степенные «гости», одетые наполовину
в сюртуки, наполовину
в разные сибирки, кафтанчики, чупаны и поддевки.
В трапезе на темных бревенчатых стенах повешены были иконы с горевшими перед ними лампадами, от
входа до самых почти передних окон
в три ряда поставлены были длинные столы, вокруг них переметные скамьи.
На другое утро многие студенты явились
в университетскую библиотеку за книгами. Дверь была заперта, и на ней, равно как и на всех наружных выходах, прибито было объявление, что по случаю повторившихся беспорядков чтение лекций прекращено и
вход в университет закрыт впредь
до дальнейших распоряжений.
Через четыре дня «Коршун», попыхивая дымком из своей белой горластой трубы, приближался ранним утром к берегам Англии, имея на грот-брам-стеньге флаг, призывающий лоцмана для
входа в устье Темзы и следования затем по реке
до Гревзенда, небольшого городка
в двухчасовом расстоянии от Лондона.
С открытием навигации
в 1854 году генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев с отрядом забайкальских казаков и частей 13-го и 14-го линейных батальонов спустился на баржах и плотах по реке Амуру от Усть-Стрелочного караула
до поста Мариинского, основанного им у
входа в озеро Кизи. [Свербеев. Описание плавания по реке Амуру. (Экспедиции генерал-губернатора Восточной Сибири 1854 г.). «Записки Сибирского отдела Русского Географического общества», 1857 г., кн. 3.]
В два часа (Егоров поусердствовал и задержал Олю
до двух) я стоял у
входа на террасу за стеной из олеандровых деревцов и ждал возвращения Оли.
В деревянной галерее Теркин нашел почти такую же толкотню, как и
в пассаже Главного дома. Там стояла еще сильнейшая духота. И такая же сплошная мужицко — мещанская публика толкалась около лавок и шкапчиков и туго двигалась по среднему руслу от
входа до выхода.
Тогда коридоры и площадки палаты, вплоть
до входа, где сидит
в своей традиционной будке привратник, предоставлены были публике.
Пошел за ним. Князь отдал приказание, чтобы никто не смел входить
в сад
до нашего возвращенья. Пройдя большой сад, мы перешли мост, перекинутый через овраг, и подошли к «Розовому павильону». У
входа в тот павильон уже лежали два лома, две кирки, несколько восковых свеч и небольшой красного дерева ящик. Князь на рассвете сам их отнес туда.
При
входе патера Билли, все от находившегося за прилавком,
в первой комнате, хозяина, благообразного брюнета с сильною проседью,
до свободного гарсона, стоявшего невдалеке от двери, поклонились ему с тою фамильярной почтительностью, которую оказывают завсегдатаю.
Почтенная старушка сидела
в кресле и при
входе доктора
до него донеслись следующие, произнесенные ею слова...
Он подал ей руку, и они так дошли
до конца аллеи, примыкающей к цветнику. При
входе в цветник княжна Людмила высвободила свою руку, и они пошли рядом.
Вскоре, после того, как на Сивцевом Вражке пронеслась весть, что у «Дашутки-звереныша» объявился жених, ротмистр гвардии Глеб Алексеевич Салтыков, новость эта дошла
до одной из приживалок «генеральши», и та, чуть не задохнувшись от быстрого бега, явилась
в дом своей благодетельницы — новость была ею получена у одних из знакомых ее на Сивцевом Вражке — бросилась
в спальню, где
в описанной нами обстановке находилась Глафира Петровна.
Вход ее был так порывист, что генеральша нахмурилась и сурово спросила...
Этот взгляд был устремлен
в пространство. Он, пристальный и ласкающий, покоился на мне, но не видал меня. Все портреты знают, что их будут созерцать, и отвечают глазам глазами, которые неотступно следят за нами, с момента нашего
входа и
до нашего выхода из комнаты, где они находятся.
Повар и лакей Иван разгласили о съезде по всей Черной Речке. Многие просят билеты для
входа, но отказываю.
До сих пор выдал билеты только содержателю лодок на Черной Речке, кабатчику, где забираем водку, бывшей моей дачной хозяйке Анне Ивановне и генеральшиной прислуге. Табачница, узнав о съезде, прислала с дворником письмо,
в котором также просит у меня билета. Послал ей ответ сицевого содержания...