Неточные совпадения
Всякий
дом есть не что иное, как поселенная единица, имеющая своего
командира и своего шпиона (на шпионе он особенно настаивал) и принадлежащая к десятку, носящему название взвода.
Полковой
командир Демин занимал большой помещичий
дом.
Мы стояли в местечке ***. Жизнь армейского офицера известна. Утром ученье, манеж; обед у полкового
командира или в жидовском трактире; вечером пунш и карты. В *** не было ни одного открытого
дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего.
— Бон-да-рен-ко! — крикнул из-за стены полковой
командир, и звук его огромного голоса сразу наполнил все закоулки
дома и, казалось, заколебал тонкие перегородки передней. Он никогда не употреблял в дело звонка, полагаясь на свое необыкновенное горло. — Бондаренко! Кто там есть еще? Проси.
Нет! я несчастное, жалкое создание!» И Володя с истинным чувством отчаяния и разочарования в самом себе спросил у часового
дом батарейного
командира и подошел к нему.
— Ну, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена полкового
командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная. Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая… Штукатурка с нее так и сыпалась, как со старого московского
дома. Но, понимаешь, этакая полковая Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к разнообразию. Вдобавок — морфинистка.
Дом этот занимал полковой
командир Куринского полка, сын главнокомандующего, флигель-адъютант князь Семен Михайлович Воронцов.
Тут был и вчерашний генерал с щетинистыми усами, в полной форме и орденах, приехавший откланяться; тут был и полковой
командир, которому угрожали судом за злоупотребления по продовольствованию полка; тут был армянин-богач, покровительствуемый доктором Андреевским, который держал на откупе водку и теперь хлопотал о возобновлении контракта; тут была, вся в черном, вдова убитого офицера, приехавшая просить о пенсии или о помещении детей на казенный счет; тут был разорившийся грузинский князь в великолепном грузинском костюме, выхлопатывавший себе упраздненное церковное поместье; тут был пристав с большим свертком, в котором был проект о новом способе покорения Кавказа; тут был один хан, явившийся только затем, чтобы рассказать
дома, что он был у князя.
На широкой площади виднеются три лавочки с красным товаром, семечком, стручками и пряниками, и за высокой оградой, из-за ряда старых раин, виднеется, длиннее и выше всех других,
дом полкового
командира со створчатыми окнами.
Нас разместили по отводу весьма широко; в большом одноэтажном
доме отведена была квартира полковому
командиру, и тут же с другого крыльца помещался я в двух или трех комнатах.
Грунт улиц был песчаный, но довольно твердый; зато во всем городе не было признака мостовой, как во всех малороссийских городах того времени. «Вот этот серый
дом с решеткою под окнами, стоящий против рядов, квартира полкового
командира генерала Энгельгардта, — сказал Борисов, — ты видишь, сейчас солдатик прошел и фуражку снял перед окнами».
Только пребыванием в Федоровке полковой красавицы Буйницкой я объяснил себе, что застал в
доме и других офицеров Стародубовского полка, напр., эскадронного
командира ротмистра Штерна и молодого корнета его эскадрона Бедера…
То, к чему он больше и больше привязывался с самого раннего детства, о чем любил думать, когда сидел, бывало, в душном классе или в аудитории, — ясность, чистота, радость, всё, что наполняло
дом жизнью и светом, ушло безвозвратно, исчезло и смешалось с грубою, неуклюжею историей какого-то батальонного
командира, великодушного прапорщика, развратной бабы, застрелившегося дедушки…
А между тем уже из
дому неслись звуки чиунгури и зурны, призывающие гостей к лезгинке, начинающей каждый бал в
домах Грузии. Им вторил потихоньку военный оркестр, приехавший из Гори к своему
командиру. Изредка раздавались выстрелы винтовок: это Михако салютовал отцу.
Небо умилостивлялось над генералом, и старые связи его старой тещи еще возымели свое действие. В Петербурге о Копцевиче напоминали вовремя и кстати, и в ноябре генерал получил приглашение вступить в службу и назначен был служить в Петербурге (
командиром корпуса внутренней стражи). Разумеется,
дом исполнился радости: осеннее сидение в деревне среди раскисшего малороссийского чернозема кончилось, и началась опять настоящая, разумная жизнь с барабанами, флейтами, значками и проч.
Дом, где жил и волею-неволею производил свои житейские наблюдения магистр Исмайлов, был один из почетнейших
домов в Петербурге, — это
дом генерала-от-артиллерии Петра Михайловича Копцевича, который в свое время занимал очень важные должности: он был генерал-губернатором Западной Сибири, а потом, после небольшого перерыва, по приглашению государя Николая Павловича, служил
командиром корпуса внутренней стражи и занимал видное место в орденской думе.
— Потому, ваше скородие, забрало меня дюже.
Командир в
доме один, а тут оне на нас верхом семши, сахарницу стали запирать.
Большинство распускалось по
домам в отпуски и только числились в своих полках, почему и происходило, что хотя полки считались в комплекте, но на лицо бывало менее половины, а так как жалованье отпускалось на всех, то
командиры полков скапливали себе из сэкономленных сумм огромные капиталы.
Явившись к полковому
командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь
дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом.