Неточные совпадения
В конце февраля случилось, что новорожденная дочь Анны, названная тоже Анной, заболела. Алексей Александрович был утром в детской и, распорядившись послать за
докторов, поехал в министерство. Окончив свои дела, он вернулся домой в четвертом часу.
Войдя в переднюю, он увидал красавца лакея в галунах и медвежьей пелеринке, державшего белую ротонду из американской собаки.
И мать, сопутствуемая
доктором,
вошла в гостиную к Кити.
В это время княгиня
вошла в гостиную с домашним
доктором.
До обеда не было времени говорить о чем-нибудь.
Войдя в гостиную, они застали уже там княжну Варвару и мужчин в черных сюртуках. Архитектор был во фраке. Вронский представил гостье
доктора и управляющего. Архитектора он познакомил с нею еще в больнице.
Пришел Грушницкий и бросился мне на шею, — он произведен в офицеры. Мы выпили шампанского.
Доктор Вернер
вошел вслед за ним.
Говорил он с необыкновенным участием, но сдержанно и как-то усиленно серьезно, совершенно как двадцатисемилетний
доктор на важной консультации, и ни единым словом не уклонился от предмета и не обнаружил ни малейшего желания
войти в более личные и частные отношения с обеими дамами.
Вошел доктор, аккуратный старичок, немец, озираясь с недоверчивым видом; подошел к больному, взял пульс, внимательно ощупал голову и с помощью Катерины Ивановны отстегнул всю смоченную кровью рубашку и обнажил грудь больного.
Полчаса спустя Анна Сергеевна в сопровождении Василия Ивановича
вошла в кабинет.
Доктор успел шепнуть ей, что нечего и думать о выздоровлении больного.
Спивак поразила его тотчас же, как только
вошла. Избитый Иноков нисколько не взволновал ее, она отнеслась к нему, точно к незнакомому. А кончив помогать
доктору, села к столу править листок и сказала спокойно, хотя — со вздохом...
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли
доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он
вошел, затворив за собою дверь, тогда она, взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Вошел доктор Любомудров с часами в руках, посмотрел на стенные часы и заявил...
Утомленный бессонницей, Клим хотел ответить ей сердито, но
вошел доктор, отирая платком лицо, и сказал, широко улыбаясь...
Она осторожно
вошла в комнату Веры, устремила глубокий взгляд на ее спящее, бледное лицо и шепнула Райскому послать за старым
доктором. Она тут только заметила жену священника, увидела ее измученное лицо, обняла ее и сказала, чтобы она пошла и отдыхала у ней целый день.
Я прямо растолковал ему, что это вовсе не для франтовства и не для каких-нибудь там изящных искусств, но что чистоплотность естественно
входит в ремесло
доктора, и доказал ему это.
Мы
вошли к
доктору, в его маленький домик, имевший всего комнаты три-четыре, но очень уютный и чисто убранный. Хозяин предложил нам капского вина и сигар. У него была небольшая коллекция предметов натуральной истории.
Наш скромный
доктор так и обомлел, когда
вошел в столовую.
Он пришел в столовую. Тетушки нарядные,
доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она
входила в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над собой, чтобы не смотреть на нее.
Молодой
доктор, весь пропитанный карболовой кислотой, вышел к Нехлюдову в коридор и строго спросил его, что ему нужно.
Доктор этот делал всякие послабления арестантам и потому постоянно
входил в неприятные столкновения с начальством тюрьмы и даже с старшим
доктором. Опасаясь того, чтобы Нехлюдов не потребовал от него чего-нибудь незаконного, и, кроме того, желая показать, что он ни для каких лиц не делает исключений, он притворился сердитым.
В приемный покой
вошли доктор с фельдшером и частный.
Доктор был плотный коренастый человек в чесунчевом пиджаке и таких же узких, обтягивавших ему мускулистые ляжки панталонах. Частный был маленький толстяк с шарообразным красным лицом, которое делалось еще круглее от его привычки набирать в щеки воздух и медленно выпускать его.
Доктор подсел на койку к мертвецу, так же как и фельдшер, потрогал руки, послушал сердце и встал, обдергивая панталоны.
В Узел Привалов вернулся ночью, в страшную осеннюю слякоть, когда в двух шагах хоть глаз выколи. Не успел он умыться после дороги, как в кабинет
вошел доктор, бледный и взволнованный. Привалова удивил и даже испугал этот полуночный визит, но
доктор предупредил его вопрос, подавая небольшую записку, торопливо набросанную на розовом почтовом листке.
— А я приехал проведать вас, — проговорил Привалов,
входя в номер
доктора.
Это был тот кризис, которого с замирающим сердцем ждал
доктор три недели. Утром рано, когда Зося заснула в первый раз за все время своей болезни спокойным сном выздоравливающего человека, он, пошатываясь,
вошел в кабинет Ляховского.
«Насчет же мнения ученого собрата моего, — иронически присовокупил московский
доктор, заканчивая свою речь, — что подсудимый,
входя в залу, должен был смотреть на дам, а не прямо пред собою, скажу лишь то, что, кроме игривости подобного заключения, оно, сверх того, и радикально ошибочно; ибо хотя я вполне соглашаюсь, что подсудимый,
входя в залу суда, в которой решается его участь, не должен был так неподвижно смотреть пред собой и что это действительно могло бы считаться признаком его ненормального душевного состояния в данную минуту, но в то же время я утверждаю, что он должен был смотреть не налево на дам, а, напротив, именно направо, ища глазами своего защитника, в помощи которого вся его надежда и от защиты которого зависит теперь вся его участь».
— Длинный припадок такой-с, чрезвычайно длинный-с. Несколько часов-с али, пожалуй, день и другой продолжается-с. Раз со мной продолжалось это дня три, упал я с чердака тогда. Перестанет бить, а потом зачнет опять; и я все три дня не мог в разум
войти. За Герценштубе, за здешним
доктором, тогда Федор Павлович посылали-с, так тот льду к темени прикладывал да еще одно средство употребил… Помереть бы мог-с.
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только из прежних многих поступков подсудимого, но и теперь, в сию даже минуту, и когда его попросили объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик
доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый,
войдя в залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему смотреть налево, где в публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
Гааз жил в больнице. Приходит к нему перед обедом какой-то больной посоветоваться. Гааз осмотрел его и пошел в кабинет что-то прописать. Возвратившись, он не нашел ни больного, ни серебряных приборов, лежавших на столе. Гааз позвал сторожа и спросил, не
входил ли кто, кроме больного? Сторож смекнул дело, бросился вон и через минуту возвратился с ложками и пациентом, которого он остановил с помощию другого больничного солдата. Мошенник бросился в ноги
доктору и просил помилования. Гааз сконфузился.
В кабинете были только трое:
доктор Кацман, напрасно старавшийся привести покойного в чувство, и Дидя с мужем. Устенька
вошла за банковскими дельцами и с ужасом услышала, как говорил Штофф, Мышникову...
Больная тоже предпочитала молодого
доктора и слабо улыбалась, когда он
входил в ее комнату.
Галлюцинация продолжалась до самого утра, пока в кабинет не
вошла горничная. Целый день потом
доктор просидел у себя и все время трепетал: вот-вот
войдет Прасковья Ивановна. Теперь ему начинало казаться, что в нем уже два Бубнова: один мертвый, а другой умирающий, пьяный, гнилой до корня волос. Он забылся, только приняв усиленную дозу хлоралгидрата. Проснувшись ночью, он услышал, как кто-то хриплым шепотом спросил его...
Вошли в канцелярию. Ввели Прохорова.
Доктор, молодой немец, приказал ему раздеться и выслушал сердце для того, чтоб определить, сколько ударов может вынести этот арестант. Он решает этот вопрос в одну минуту и затем с деловым видом садится писать акт осмотра.
Вслед за ним
вошли в комнату некоторые из приглашенных, между прочими Птицын, Гаврила Ардалионович и с ними
доктор, который тоже не располагал уходить.
Розанов потрогал дверь араповского ложемента, — она была заперта. Не поднимая никакого шума,
доктор отпер дверь своим ключом и,
войдя, тотчас запер за собою двери и не вынул ключа, так, чтобы уже еще никто не мог отпереть ее, а должен был бы постучаться.
— Очень, очень угодно, — отвечал,
входя,
доктор и поцеловал поданную ему Лизою руку.
Теперь это жилище было несколько в большем беспорядке. Не до порядков было его хозяйке. Когда
доктор и Бертольди
вошли к Полиньке Калистратовой, она стояла у детской кроватки. Волосы у нее были наскоро собраны пуком на затылке и платье, видно, не снималось несколько суток.
Пили чай; затем Сафьянос, Петр Лукич, Александровский и Вязмитинов уселись за пульку. Зарницын явился к Евгении Петровне в кухню, где в это время сидела и Лиза. За ним вскоре явился Помада, и еще чрез несколько минут тихонько
вошел доктор.
Доктор вынул из кармана записную книжку, взглянул на сделанную там заметку, потом посмотрел на дом, на табличку и
вошел во двор.
На Мясницкой
доктор остановился у невысокого каменного дома с мезонином и
вошел в калитку.
Через полчаса в комнату Лизы
вошли доктор и Помада, обремененный бутылками с уксусом, спиртом, красным вином и несколькими сверточками в бумаге.
Когда после ужина стали расходиться, Вихров, по обыкновению,
вошел в отводимый ему всегда кабинет и, к удивлению своему, увидел, что там же постлано было и
доктору.
Те неохотно и неторопливо
вошли в светелку и больше вытряхнули труп из гроба, чем вынули.
Вошел потом и
доктор.
Но мы уже
входили. Услышав еще из кухни голоса, я остановил на одну секунду
доктора и вслушался в последнюю фразу князя. Затем раздался отвратительный хохот его и отчаянное восклицание Наташи: «О боже мой!» В эту минуту я отворил дверь и бросился на князя.
Да, бог мне помог! В полчаса моего отсутствия случилось у Наташи такое происшествие, которое бы могло совсем убить ее, если б мы с
доктором не подоспели вовремя. Не прошло и четверти часа после моего отъезда, как
вошел князь. Он только что проводил своих и явился к Наташе прямо с железной дороги. Этот визит, вероятно, уже давно был решен и обдуман им. Наташа сама рассказывала мне потом, что в первое мгновение она даже и не удивилась князю. «Мой ум помешался», — говорила она.
Княгиня
вошла и начала жаловаться
доктору на зубную боль. Потом явилась Зинаида.
— Не нужно, ничего не нужно… — проговорила она, жестом прося
доктора не
входить. — Мне лучше… Это пустяки. Не говорите ничего отцу.
В кабинет действительно
вошел сам Тетюев, облеченный в темную синюю пару, серые перчатки и золотое пенсне. Он с деловой, сосредоточенной улыбкой пожал всем руки, извинился, что заставил себя ждать, и проговорил, сосредоточенно роняя слова, как
доктор отсчитывает капли лекарства...
Вошел маленький
доктор. Он торопливо говорил...
— Послушайте, — сказал он, вставая и
входя к Калиновичу, — с Настасьей Петровной дурно; надобно по крайней мере за
доктором послать.
Один из
докторов сидел около двери за столиком и в ту минуту, как в комнату
вошел Гальцин, записывал уже 532-го.
Доктор Зальцфиш не был при церемонии.
Войдя внезапно, он пришел в ужас и разогнал собрание, настаивая, чтобы больного не волновали.