Неточные совпадения
— Да,
до всего
дошло теперь всякое усовершенствование, — сказал Степан Аркадьич, влажно и блаженно зевая. —
Театры, например, и эти увеселительные…. а-а-а! — зевал он. — Электрический свет везде…. а-а!
Изредка
доходили до слуха его какие-то, казалось, женские восклицания: «Врешь, пьяница! я никогда не позволяла ему такого грубиянства!» — или: «Ты не дерись, невежа, а ступай в часть, там я тебе докажу!..» Словом, те слова, которые вдруг обдадут, как варом, какого-нибудь замечтавшегося двадцатилетнего юношу, когда, возвращаясь из
театра, несет он в голове испанскую улицу, ночь, чудный женский образ с гитарой и кудрями.
Все эти насмешки и глумления
доходили, разумеется, и
до Вихрова, и он в душе страдал от них, но, по наружности, сохранял совершенно спокойный вид и, нечего греха таить, бесконечно утешался мыслью, что он, наконец, будет играть в настоящем
театре, выйдет из настоящим образом устроенных декораций, и суфлер будет сидеть в будке перед ним, а не сбоку станет суфлировать из-за декораций.
Повторяю: вести с
театра войны
доходили до нас туго.
— Мы их купили у этого господина за пятьсот рублей… штук двадцать; баричи-то наши
до чего нынче
доходят: своего состояния нема, из службы отовсюду повыгнали, теперь и пребывает шатающим, болтающим, моли бога о нас. Но извините, однако, мне пора ехать по наряду в
театр, — заключил пристав и, распрощавшись с своими собеседниками, проворно ушел и затем, каким-то кубарем спустившись с лестницы, направился в
театр.
— Но когда мы
дошли до площади Александрийского
театра, то душевный наш уровень опять поднялся. Вновь вспомнили старика Державина...
В городе-то нет
театра…» Одним словом, фантазия арестантов, особенно после первого успеха,
дошла на праздниках
до последней степени, чуть ли не
до наград или
до уменьшения срока работ, хотя в то же время и сами они почти тотчас же предобродушно принимались смеяться над собой.
Еще больше, — нас попросят провести дальше наши мнения и
дойти до крайних их результатов, то есть, что драматический автор, не имея права ничего отбрасывать и ничего подгонять нарочно для своей цели, оказывается в необходимости просто записывать все ненужные разговоры всех встречных лиц, так что действие, продолжавшееся неделю, потребует и в драме ту же самую неделю для своего представления на
театре, а для иного происшествия потребуется присутствие всех тысяч людей, прогуливающихся по Невскому проспекту или по Английской набережной.
В городе его звали Редькой и говорили, что это его настоящая фамилия. Он любил
театр так же, как я, и едва
до него
доходили слухи, что у нас затевается спектакль, как он бросал все свои работы и шел к Ажогиным писать декорации.
Вдруг
дошла до меня весть, что бывшая казанская актриса Феклуша, от которой я был всегда в восхищении (вместе со всей казанской публикой), бежала от своего господина, вышла за знакомого мне, очень хорошего молодого человека, г-на Пети, служившего в казанском почтамте, и едет в Москву, чтоб дебютировать на московском
театре.
И вот он
доходит до слов: «Аки пес смердящий…» Нечего и говорить, что глаза его были все время в суфлерской будке. На весь
театр он произносит: «Аки!» — и умолкает.