Неточные совпадения
— Я очень благодарен за твое
доверие ко мне, — кротко повторил он по-русски сказанную при Бетси по-французски фразу и сел подле нее. Когда он говорил по-русски и говорил ей «ты», это «ты» неудержимо раздражало Анну. — И очень благодарен за твое решение. Я тоже полагаю, что, так как он едет, то и нет никакой надобности
графу Вронскому приезжать сюда. Впрочем…
«Что это за человек? — подумал
граф. — Он, кажется, очень привязан к больной и пользуется
доверием Эльчанинова. Он может повредить мне во многом, но все-таки оттолкнуть его покуда невозможно, а там увидим».
— Теперь я понимаю,
граф, — сказала она, — я забыта… презрена… вы смеетесь надо мной!.. За что же вы погубили меня, за что же вы отняли у меня спокойную совесть? Зачем же вы старались внушить к себе
доверие, любовь, которая довела меня до забвения самой себя, своего долга, заставила забыть меня, что я мать.
По приезде в Грузино
граф вызвал Воскресенского, обласкал его и выразил надежду, что он оправдает оказанное им
доверие.
Он призвал только к себе
графа Милорадовича, который в качестве петербургского генерал-губернатора должен был знать о существовавшем заговоре, и князя Александра Николаевича Голицына, главного начальника почтового ведомства, который всегда пользовался
доверием покойного императора.
Кавалеры, приехавшие гостить, тоже не внушали старику Хлебникову
доверия, не исключая и
графа Вельского, о котором говорили, что он жених Надежды Корнильевны.
Последний сохранил лишь звание управляющего, а уважение крестьян приобрел в силу своей близости к
графу и
доверия к нему со стороны последнего, которое Петр Федорович добыл благодаря своей хитрости, сметливости и дальновидности.
Когда в следующем 1796 году великий князь Павел Петрович, сделавшись уже императором, подарил возведенному им в баронское, а затем графское достоинство и осыпанному другими милостями Аракчееву село Грузино с 2500 душами крестьян, Алексей Андреевич переехал туда на жительство вместе с Настасьей Федоровной и последняя сделалась в нем полновластной хозяйкой, пользуясь неограниченным
доверием имевшего мало свободного времени, вследствие порученных ему государственных дел, всесильного
графа, правой руки молодого государя, занятого в то время коренными и быстрыми преобразованиями в русской армии.
Граф, видимо, стал благоволить к нему и даже отличал его своим
доверием, но, к несчастью, не таков был характер Петра Валериановича, чтобы быть счастливым вниманием к нему начальства.
Он знал, что не забыт старухой в ее завещании, и ежедневно час или два проводил около больной, но при всем этом он соображал, что ей надо найти преемницу. Такой преемницей, и самой подходящей, по мнению
графа, была княжна Баратова. Он втерся в ее
доверие под видом помощи в устройстве дел ее покойного брата.
Этот самый Остерман, в свою очередь обогащенный деревнями и деньгами, вице-канцлер,
граф, умевший удержать за собою, как бы по наследству,
доверие и милости двух императоров, двух императриц, одного правителя, одной правительницы и, что еще труднее, трех временщиков, русских и нерусских, составлял в царствование Анны Иоанновны между соперничествующими партиями перевесное лицо.
Но потому-то и могу позволить я себе это, что власть и
доверие мне даны от
графа, властью-то этой я и тебя при себе держу, а то бы ты давно хвостом вильнул, насквозь я тебя вижу, и теперь уже ты на Глашку исподтишка глаза пялишь, а тогда бы и в явь беспутничал, а теперь-то знаешь, что со мной шутки плохи… боишься…
Тогда, чтобы окончательно погубить молодого любимца государыни,
граф Петр Иванович Шувалов вкрался в
доверие неопытного Никиты Афанасьевича.
Весьма естественно, что скрепление уз
доверия, которые были между Корнилием Потаповичем Алфимовым и
графом Василием Сергеевичем Вельским узами родства было очень желательно для первого и небезвыгодно для второго, надеявшегося, что Алфимов в качестве родственника еще более будет заботиться о приращении его капиталов.
Граф Петр Игнатьевич, конечно, не имел понятия об этой тройной игре молодой девушки, где двое ее партнеров, он и
граф Свянторжецкий, играли довольно жалкую роль. Он, как и оба другие, считал себя единственным избранником и глубоко ценил
доверие, оказываемое ему княжной, принимавшей его в глухой ночной час и проводившей с ним с глазу на глаз иногда более часу. Она слушала благосклонно его признания в любви.
— Я бы не исполнил своей обязанности,
граф, — сказал он робким голосом, — и не оправдал бы того
доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всей правды. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не сто́ит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, вы погорячились…