Неточные совпадения
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего
доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский
мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
Иные помещики вздумали было покупать сами косы на наличные деньги и раздавать в долг
мужикам по той же цене; но
мужики оказались недовольными и даже впали в уныние; их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мещанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?» Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и
доводят иногда самого продавца до необходимости, для их же пользы, поколотить их.
День был ясный, солнечный, но холодный. Мне страшно надоела съемка, и только упорное желание
довести ее до конца не позволяло бросить работу. Каждый раз, взяв азимут, я спешно зарисовывал ближайший рельеф, а затем согревал руки дыханием. Через час пути мы догнали какого-то
мужика. Он вез на станцию рыбу.
— Ох, боговы работнички, нехорошо! — шамкал он. — Привел господь с ручкой идти под чужими окнами… Вот до чего лакомство-то
доводит! Видно, который и богат
мужик, да без хлеба — не крестьянин. Так-то, миленькие!.. Ох, нужда-то выучит, как калачи едят!
Когда давеча Николай Осипыч рассказывал, как он ловко мужичков окружил, как он и в С., и в Р. сеть закинул и
довел людей до того, что хоть задаром хлеб отдавай, — разве Осип Иваныч вознегодовал на него? разве он сказал ему:"Бездельник! помни, что
мужику точно так же дорога его собственность, как и тебе твоя!"? Нет, он даже похвалил сына, он назвал
мужиков бунтовщиками и накричал с три короба о вреде стачек, отнюдь, по-видимому, не подозревая, что «стачку», собственно говоря, производил он один.
Да, это был действительно честный и разумный
мужик. Он достиг своей цели:
довел свой дом до полной чаши. Но спрашивается: с какой стороны подойти к этому разумному
мужику? каким образом уверить его, что не о хлебе едином жив бывает человек?
Обставленный кабаком, лавочкой и грошовой кассой ссуд, он обмеривает, обвешивает, обсчитывает,
доводит питание
мужика до минимума и в заключение взывает к властям об укрощении людей, взволнованных его же неправдами.
Лена с удивлением посмотрела на него, потом на
мужика у порога. Неужели это он, этот ничтожный мужичонка,
довел ее чуть не до кошмара, неужели это у него такой выразительный, сильный, могучий голос… И эти мрачные рассказы… неужели тоже его?
Нехлюдову было досадно и больно, что Чурис
довел себя до такого положения и не обратился прежде к нему, тогда как он, с самого своего приезда, ни разу не отказывал
мужикам и только того добивался, чтоб все прямо приходили к нему за своими нуждами. Он почувствовал даже некоторую злобу на
мужика, сердито пожал плечами и нахмурился; но вид нищеты, окружавшей его, и среди этой нищеты спокойная и самодовольная наружность Чуриса, превратили его досаду в какое-то грустное, безнадежное чувство.
— Ну, как тебе не грешно, Давыдка,
доводить до этого свою мать? — сказал Нехлюдов, с укоризной обращаясь к
мужику.
— Отправились, — отвечал офицер. — К ним в проводники вызвался один рыжий
мужик, который берется
довести их до нашего войска такими тропинками, что они не только с французами, но и с русскими не повстречаются.
Добежав до саней, Настя упала на них. Степан тоже прыгнул в сани, а сидевший в них
мужик сразу погнал лошадь. Это был Степанов кум Захар. Он был большой приятель Степану и вызвался
довезти их до Дмитровки. Кроме того, Захар дал Степану три целковых и шесть гривен медью, тулуп для Насти, старые валенки, кошель с пирогами и старую накладную, которая должна была играть роль паспорта при встрече с неграмотными заставными солдатами. Это было все, чем мог поделиться Захар с своим другом.
— Без них знаю, что пора. Никита, ты покедава поковыряй здесь, а как я
доведу золото, паужинать будем. Вот барину охота поглядеть, как
мужики золото добывают. Ну, барин, пойдем к грохоту, старый Заяц все тебе покажет, как на ладонке.
Шратт. О ниэт! Гетман будет один. Никакая свита. Мы только
довезем до границ тех, кто желает спасать своя шея от ваш
мужик, а там каждый как желает.
Ананий Яковлев(обращаясь к
мужикам). Господа миряне! Что же это такое? Заступитесь, хоша вы, за меня, несчастного! Примените хоша маненько к себе теперешнее мое положенье: середь белого дня приходят и этакой срам и поруганье чинят. (Становится на колени.) Слезно и на коленях прошу вас, обстойте меня хоша сколько-нибудь и не
доводите меня до последнего. Бог вас наградит за то… (Кланяется общим поклоном всему миру в ноги.)
Вихорев (один). Ну, борода, поговорим теперь с тобой! С которой бы стороны к нему подъехать?.. Мудрен ведь этот народ! Решительно не знаю… ну, да уж пущусь на счастье, куда кривая не вынесет. Нет ничего хуже, как с
мужиками разговаривать. Еще обругает, того гляди. Ну, да уж нечего делать, амбицию-то пока в сторону отложим. Вот крайность-то до чего
доводит нашего брата!..
Тут фальцет перебил рассказчика и начал его упрашивать
довести начатую трилогию до конца, то есть рассказать, как купец сделался с пройдохою-барином, и. как всех их помирил и выручил
мужик, к которому теперь якобы идет какая-то апелляция во всех случаях жизни.
— Да, отец, — медленно, с спокойной радостью говорил отец дьякон, — если будешь в наших краях, ко мне заезжай. От станции пять верст — тебя всякий
мужик довезет. Ей-богу, приезжай, угощу тебя за милую душу. Квас у меня — так это выразить я тебе не могу, до чего сладостен!
О, какая это была минута! я уткнулся лицом в спинку мягкого кресла и плакал впервые слезами неведомого мне до сей поры счастья, и это
довело меня до такого возбуждения, что мне казалось, будто комната наполняется удивительным тихим светом, и свет этот плывет сюда прямо со звезд, пролетает в окно, у которого поют две пожилые женщины, и затем озаряет внутри меня мое сердце, а в то же время все мы — и голодные
мужики и вся земля — несемся куда-то навстречу мирам…
— Как, батюшка, не придется! — всполошилась Драчиха. — Да что ж я, по-твоему, не власть предержащая, что ли? Сам поп, значит, должен знать, что в Писании доказано: «властям предержащим да покоряются», — а я, мой отец, завсегда власть была, есть и буду, и ты мне
мужиков такими словесами не порти, а то я на тебя благочинному
доведу!
Все эти разговоры о том, как какой-то член Географического общества, ехавший с женою, раза два ломал свой экипаж и в конце концов вынужден был заночевать в лесу, как какая-то дама от тряски разбила себе голову, как какой-то акцизный просидел 16 часов в грязи и дал
мужикам 25 рублей за то, что те его вытащили и
довезли до станции, как ни один собственник экипажа не доезжал благополучно до станции, — все подобные разговоры отдаются эхом в душе, как крики зловещей птицы.
— Нет, не зашибался, — повторил рассказчик. — А с
мужиками ладил, ничего. Ну, и времени много было свободного. У тетки копали пруд. И плотину надо было соорудить здоровую… А главное, копать… Пришли землекопы… Артель человек в восемь — десять. Я с ними в знакомство вступил…"Тары-бары… Хорош табачок"… Хожу, посматриваю, как они действуют… И, знаете, на третий, кажется, день разобрала меня охота… Отчего мне не поработать?.. Только чтобы до конца
довести вместе с ними…
— Я, братуша, не
мужик простой, не из хамского звания, а дьячковский сын и, когда на воле жил в Курске, в сюртуке ходил, а теперь
довел себя до такой точки, что могу голый на земле спать и траву жрать.